«Россия и Китай видят себя партнерами в попытках подорвать мощь и влияние Америки. Но в то же время война России против Украины противоречит ключевым принципам внешней политики Китая: стремлению к мирному разрешению споров, уважению суверенитета и территориальной целостности, – так комментирует российско-китайские переговоры американский дипломат Стивен Пайфер (Steven Pifer), посол США в Украине в 1998 – 2000 годах. – Китайский лидер осознаёт, что слишком близкое сближение с Путиным сопряжено с определенным риском для имиджа. Си Цзиньпин очень не рад тому, что за три дня до его прибытия в Москву Международный уголовный суд выдал ордер на арест его российского коллеги».
Больше года назад, «буквально накануне российского вторжения в Украину Москва и Пекин заявили о "партнерстве без ограничений", – напоминает Стивен Пайфер, – но за прошедший год мы увидели, что ограничения, конечно, есть. Китай не признал аннексию Крыма Россией. Не признается им и аннексия четырех украинских областей, продекларированная Кремлём в сентябре прошлого года. Китай не присоединился к горстке стран в ООН, поддержавших Россию. Думаю, что Китай пытается найти баланс», – делает вывод Пайфер. Кроме того, «у Путина есть определенная дилемма с китайским "мирным планом", потому что многие из его идей совсем не работают на Россию» – например принцип уважения территориальной целостности.
Дебра Каган (Debra Cagan), старший советник Евразийского центра Атлантического совета (Senior Advisor, Eurasia Center Atlantic Council), добавляет: «У Путина есть сильный страх услышать сегодня от Си Цзиньпина то же, что он слышал от Ирана, слышал от Индии и даже от пакистанских кругов об использовании ядерного оружия». Каган подчёркивает: все эти страны «полагаются на угрозу ядерного сдерживания, но вовсе не на использование ядерного оружия».
Эксперт рассуждает: «Что, если бы он действительно использовал тактическое ядерное оружие, а ситуация на фронте не изменилась бы? Армагеддона не последовало, мир не повернулся вспять? Это подрывает всю концепцию того, на что надеется, например, Иран: всю концепцию угрозы, которую подобные страны представляют миру».
«Если Россия применит ядерное оружие, это означает, что она утратила все свои возможности добиться успеха обычным оружием. Выгодно ли будет Путину продемонстрировать своё поражение в конвенциальной войне? – добавляет Ханна Шелест (Hanna Shelest), директор программ по безопасности в совет по внешней политике «Украинская призма»; (Director of Security Programs, Foreign Policy Council «Ukrainian Prism»). – Мне кажется, что гипотетическое применение Москвой тактического ядерного оружия – скорее оказалось бы психологическим и политическим, чем стратегическим поступком».
Кроме того, применение тактического оружия, по мнению Каган, усложнит использование войск российской же стороной в той же степени, в какой и войск противника: «Так зачем вам использовать то, что потом заставляет ваши же войска работать в более тяжёлых условиях, когда можно взять обычное вооружение и получить тот же эффект без "грязного" поля боя?»
Усилия России по взятию Бахмута зашли в тупик, единодушно замечают эксперты. Хотя не ясно, является ли атака на этот райцентр, который Россия пытается захватить с лета прошлого года, тем самым "крупным наступлением России в 2023 году" или просто прелюдией к более масштабной мобилизации – фактом является то, что Украина всё более замедляет продвижение России, одновременно планируя собственное контрнаступление.
Генерал-лейтенант в отставке Дуглас Лют (Lt. Gen. Douglas Lute), посол США в НАТО в 2013 – 2017 годах (US Ambassador to NATO), формулирует: «С тактической точки зрения война практически зашла в тупик. После значительного наступления украинцев в районе Херсона несколько месяцев назад территории переходят из рук в руки туда и обратно, но это движения на считанные километры. Это указывает на тенденцию, которая заключается в том, что война превратилось в войну на прочность и выносливость – не только в тактическом смысле, но и в стратегическом».
«Путин делает ставку на то, что он сможет пережить Украину и Запад, рассчитывает на разногласия и отсутствие сплоченности в НАТО, – напоминает Дуглас Лют. – Пока Запад неплохо держится, США и НАТО заслуживают высоких оценок за лидерство в военной поддержке Украины. Но Путин всё равно делает расчёт на то, что со временем эта поддержка рухнет».
Отводя количественные аргументы, основанные на превосходстве России в населении и накопленных старых военных запасах, генерал Лют говорит: «Да, население России в три раза превышает украинское. Но я смотрю на это совершенно по-другому: с качественной точки зрения. В истории войн часто именно сила более высокого качества, лучшие солдаты – побеждают большее количество противостоящих сил. Украинцы продемонстрировали выучку, дисциплину, сплоченность — все это намного лучше, чем у противника. Поэтому правильный вопрос может состоять в том, а смогут ли русские долго сопротивляться подавляющему качественному преимуществу украинских войск?»
С учётом технического превосходства западного вооружения, поступающего в Украину, на этот вопрос следует дать отрицательный ответ. «Время не на российской стороне, – считает Ханна Шелест. – Российские интересы в тупике. Евросоюз только что принял решение о долговременном увеличении военного производства. Одновременно мы видим, как Путин лихорадочно ищет боеприпасы по всему миру. Отсюда и разговоры с Китаем, поэтому он и давит на Иран... Он ищет старые советские боеприпасы и в других азиатских странах».
Москва фактически предлагает переговоры на условиях заморозки существующей линии фронта – понимая, что это её высшее достижение, лучше которого уже никогда не будет, – считают эксперты. «Но настоящие переговоры не начнутся до тех пор, пока Москва не займет реалистичную позицию и не изменит свой подход, – считает Стивен Пайфер. – И решать это не США или Западу, а президенту Владимиру Зеленскому: станет ли он участвовать в переговорах, которые могут включать компромиссы по некоторым из его позиций. Как он сможет это сделать, учитывая очень сильное общественное мнение? Мирные переговоры не будут переговорами между США и Россией. Это будут переговоры между Москвой и Киевом – возможно, при некотором посредничестве: США могут быть вовлечены, например, в некоторые вопросы касательно ослабления санкций, если это станет частью сделки. Хотя и здесь я надеюсь, что Запад сохранит санкции в отношении России ещё довольно долго, – говорит Пайфер и заключает: – Лучший способ добиться таких переговоров – предоставить сегодня украинцам наш военный потенциал, чтобы они могли добиться успеха на поле боя».
Дебра Каган задаётся вопросом: после подписания мирного договора кто будет гарантом его исполнения? «За последние 70 лет ни одно мирное урегулирование ни в одном регионе не было успешным, если только мы не оставляли там след от американского военного ботинка, – откровенно формулирует Каган. – Никакая демилитаризованная зона не будет работать, если только США не встанет на эту землю. Так было, начиная с Западного Берлина в начале шестидесятых... И поэтому, прежде чем стороны сядут за стол мирных переговоров, им нужно представлять, кто будет обеспечивать соблюдение подписанного мира. Будут ли это пакистанские или бангладешские или южноафриканские миротворцы, до которых русским нет дела, или это будут США, если они, конечно, готовы встать на земле, чтобы добиться каких-то на самом деле мирных переговоров и соблюдения мира? Это был единственный способ, который работал последние 70 лет. Поэтому если вы хотите, чтобы мирные усилия где-то провалилось, то не оставляйте следа армейского ботинка на той землю», – закругляет свою мысль Дебра Каган.
«Этим провоцирующим комментарием я бы и завершил нашу дискуссию», – заметил Джон Хербст (John Herbst), директор Евразийского центра Атлантического совета, посол США в Украине в 2003–2006 годах.
Форум