В общем контексте новостей из Японии сегодня не слышно лишь одного – не звучат имена и фамилии тех, кто на площадках у энергоблоков каждую минуту делает решительный шаг навстречу неизвестному и опасному.
Проведение работ по устранению аварии, сообщает NHK, осуществляется при одновременном замере уровней радиации, что важно для безопасности рабочих. Сегодня они – безызвестные добровольцы, врачи, ученые, пожарные, полицейские, военные, атомщики. Все те, чьи имена для большинства в мире окажутся неизвестными и завтра – когда жизнь в Японии вернется в привычное русло.
О тех, кто за кадром
Но «завтра» каждого из них может оказаться драматическим продолжением жизни, о котором, впрочем, мало кто узнает. Как сказали Русской службе «Голоса Америки» ликвидаторы чернобыльской катастрофы, человечеству, скорее всего, не будет дела до проблем этих людей. Хотя, как подозревает бывший оператор первого энергоблока Чернобыльской атомной, инвалид Анатолий Грицак, его неизвестные коллеги из Японии получат все то необходимое, в чем отказали правительства независимых республик бывшего Советского Союза ликвидаторам чернобыльской катастрофы.
«Я хочу еще раз повторить, что всех нас изначально считают жуликами, – пишет в своем эссе “Черно...(быль)” другой ликвидатор чернобыльской аварии Александр Крамер. – Иначе чем объяснить тот факт, что в 1993 году чиновничий аппарат затеял тотальную проверку чернобыльцев:
– А действительно ли вы были на работах по ликвидации?
– А справочку из военкомата?
– А справочку из бухгалтерии с места работы, откуда были мобилизованы?
– А это какая-то плохая справочка. Пошлите-ка вы запросик через военкомат в архив части, где вы служили».
И так обивали пороги все ликвидаторы, больные и здоровые, доказывая, что штамп в военном билете не поддельный, что болезни настоящие, что они, к сожалению, живы, живы, живы!»
«Ликвидаторская» философия государства
С 1998 года Александр Крамер живет в Германии. Он говорит, что не в последнюю очередь воспоминания о Чернобыле, работа в непростых условиях и совершенно ничего не стоящая в глазах чиновников жизнь ликвидаторов подтолкнули его к занятиям литературой.
О том, что события вокруг Чернобыльской атомной для многих ликвидаторов являются водоразделом жизни на «до» и «после», говорит бывший инженер четвертого энергоблока ЧАЭС Алексей Бреус. Сегодня он художник и последователь направления тральфреализма в искусстве. Его работам даже о Чернобыле чуждо присутствие негатива, депрессии и агрессивности.
Алексей Бреус – один из немногих в Украине, кто продолжает жить, получив когда-то облучение в 120 бэр. «Сами “лучевики” – так мы называем друг друга – людей, которые перенесли “лучевую болезнь”, – одним из своих симптомов называют постоянную нехватку денег на медикаменты», – иронизирует Алексей Бреус. Если серьезно, то он говорит, что с симптомом «лучевая болезнь» в бывшем Советском Союзе не так много людей: всего лишь около двухсот человек, на недугах которых независимым государствам не стоило бы экономить.
В научных справочниках можно найти информацию о том, что облучение в 75 бэр вызывает кратковременные незначительные изменения состава крови, а доза в 600 бэр является летальной. 25 бэр является разовым допустимым облучением персонала на атомных станциях. В своем эссе «Черно...(быль)» Александр Крамер подтверждает, что «каждый человек, призванный для ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, должен был отслужить определенный срок… и получить за этот срок не более определенной, установленной на данный отрезок времени, дозы. В 86 году это было, кажется, 25 бэр».
Время лечит
Алексей Бреус не удивляется, когда слышит, что власти Японии снабжают население таблетками йодистого калия. Это одно из первых средств, которое предотвращает заболевание раком щитовидной железы в зонах, зараженных радиацией: «Моя смена на станции началась через шесть часов после взрыва в ночь с 25 на 26 апреля 1986 года. При входе на территорию станции охранник-прапорщик угостил таблеткой йодистого калия. После чего я отработал четыре дня в защитной одежде и респираторе», – вспоминает Алексей Бреус.
Он говорит, что есть только три способа защиты от радиации: экранирование, расстояние и время. У ликвидаторов радиационных заражений часто нет шансов выбрать хотя бы один: «Время. Нужно было подождать, но, кто, как не я, должен был заступать на смену? Расстояние. Я не мог его увеличить, убежать. Экранирование. Только в рамках защитного комплекта, насколько это было возможно», – говорит спокойно Алексей Бреус.
Его картина, которую он показал корреспонденту Русской службы «Голоса Америки», напоминает человечеству о том, что катастрофа на ядерном реакторе – это всегда вызов всей планете, а не отдельно взятой стране – Украине или Японии.
Эту мысль поддерживает коллега Алексея Бреуса, бывший оператор с первого энергоблока Чернобыльской атомной Анатолий Грицак: «Жизнь коротка, и почему человечеству выпали такие испытания?» – задается вопросом инженер. Он не жалуется на то, что отдал операторскому пульту ЧАЭС двенадцать лет своей жизни, а взамен получил инвалидность и ограниченность в действиях. По украинским понятиям жизнь Анатолия Грицака вполне обеспеченная: его пенсии хватает на продукты и оплату квартиры. О большем Анатолий Грицак не мечтает. «Жизнь ничего, терпима. Мне особо ничего и не нужно. Крупная проблема – вставить зубы. Потому, что я без ног, добраться сам до поликлиники не могу, а помочь некому», – говорит Анатолий Грицак.
Он лишь отмечает, что с каждым годом все меньше и меньше остается тех, с кем он работал на Чернобыльской станции, а потом ликвидировал последствия атомной аварии. Из-за «чернобыльских болезней» уходят его коллеги или из-за возраста, Анатолий Грицак судить не берется: «Умерло очень много людей. Не просто много – а ужас, сколько много». С каждой новой годовщиной чернобыльской катастрофы телефон Анатолия Грицака, который являлся единственной возможностью общаться с миром, все чаще и чаще молчит. От того, что некому позвонить, или потому, что жизнь инвалида-ликвидатора в Украине мало кому интересна, Анатолий Грицак тоже не знает.
Другие материалы о событиях в Украине читайте в рубрике «Украина»
