Сергей Алексашенко приехал в Соединенные Штаты в командировку, он ныне работает в Джорджтаунском университете. Это его первое после переезда интервью в США.
Известный экономист размышляет о том, что знают и чего не знают его коллеги; какую роль государство играет в экономике; как следует оценивать экономические реформы Обамы и Путина; как торговля влияет на международные отношения; что ждет доллар США и российский рубль; и что следует делать «маленькому человеку», чтобы преуспеть в непредсказуемом мире.
Расшифрованы два вопроса интервью:
Алекс Григорьев: Говорят, что иногда транснациональные корпорации становятся влиятельней правительств. Однако в момент кризиса эти же корпорации обращаются к правительствам за помощью. Чем объясняется этот парадокс?
Сергей Алексашенко: Стоп! Я что-то не слышал, чтобы компания «Эппл» бежала к американскому правительству. Или чтобы «Гугл» это делал…
Алекс Григорьев: Детройт бежал…
Сергей Алексашенко: Бывают разные компании, они оказываются в разных ситуациях и по-разному реагируют. Конечно, то, что американский и автомобильный, и банковский сектор пошел за помощью к государству, это абсолютно беспрецедентное явление. Это говорит о том, что кризис, случившийся пять лет назад, очень сильно поменял экономический ландшафт. Это правда. Поэтому нельзя сказать, что крупные корпорации могут все.
Посмотрите в России: другая сырьевая экономика, абсолютно другая… Но «Газпром» постоянно ведет переговоры с российским правительством: здесь налоги поменять, там налоги поменять… А еще правительство хочет, чтобы «Газпром» выполнял роль внешнеполитического оружия – с Украиной цены одни, с Турцией – другие, с Белоруссией – третьи… «Газпром» очень крупная компания, но она совершенно точно не влиятельней, чем российское правительство.
А.Г.: Вы упомянули о ценообразовании «Газпрома» – давайте поговорим о торговых войнах. Складывается впечатление, что Россия постоянно находится в состоянии торговой войны с кем-нибудь: от голландских цветов до латвийского сыра. Каким образом это влияет на российскую экономику?
С.А.: Одним и тем же термином «торговая война» мы обозначаем несколько разных событий. Россия научилась использовать торговые ограничения, торговые санкции, санитарно-эпидемиологические ограничения – как инструмент внешнеполитического давления. Это и Грузия, и Молдавия, и Прибалтика, и в свое время Польша… Доказать это вы никак не сможете, но очень понятно, что если за внешнеполитическими осложнениями следуют торговые ограничения, значит Россия включила этот режим.
С другой стороны, Россия недавно вступила во Всемирную торговую организацию – это новая ситуация для российских властей, когда они попадают в режим ограничений и когда вседозволенность в отношении торгового режима исчезает. И нужно жить по каким-то правилам, которые установлены не вами. Здесь Россия просто приспосабливается – она еще не очень хорошо понимает, что можно, а чего нельзя делать. Иногда эти действия выходят за рамки ограничений ВТО и тогда начинаются какие-то трения, как, например, с утилизационным сбором на автомобили. Вроде Россия хотела одного, выяснилось, что нарушаются условия ВТО и сейчас идет какая-то притирка.
И есть третья часть – связанная с защитой внутреннего рынка или с действительными санитарно-эпидемиологическими проблемами. Вспомните, хотя бы, те же куриные окорочка из Америки: в конце концов, американские власти признали наличие этой проблемы, и она была решена достаточно цивилизованным путем. И вот сочетание всех этих вещей со стороны России и составляет эту общую фразу «торговые войны».
Известный экономист размышляет о том, что знают и чего не знают его коллеги; какую роль государство играет в экономике; как следует оценивать экономические реформы Обамы и Путина; как торговля влияет на международные отношения; что ждет доллар США и российский рубль; и что следует делать «маленькому человеку», чтобы преуспеть в непредсказуемом мире.
Расшифрованы два вопроса интервью:
Алекс Григорьев: Говорят, что иногда транснациональные корпорации становятся влиятельней правительств. Однако в момент кризиса эти же корпорации обращаются к правительствам за помощью. Чем объясняется этот парадокс?
Сергей Алексашенко: Стоп! Я что-то не слышал, чтобы компания «Эппл» бежала к американскому правительству. Или чтобы «Гугл» это делал…
Алекс Григорьев: Детройт бежал…
Сергей Алексашенко: Бывают разные компании, они оказываются в разных ситуациях и по-разному реагируют. Конечно, то, что американский и автомобильный, и банковский сектор пошел за помощью к государству, это абсолютно беспрецедентное явление. Это говорит о том, что кризис, случившийся пять лет назад, очень сильно поменял экономический ландшафт. Это правда. Поэтому нельзя сказать, что крупные корпорации могут все.
Посмотрите в России: другая сырьевая экономика, абсолютно другая… Но «Газпром» постоянно ведет переговоры с российским правительством: здесь налоги поменять, там налоги поменять… А еще правительство хочет, чтобы «Газпром» выполнял роль внешнеполитического оружия – с Украиной цены одни, с Турцией – другие, с Белоруссией – третьи… «Газпром» очень крупная компания, но она совершенно точно не влиятельней, чем российское правительство.
А.Г.: Вы упомянули о ценообразовании «Газпрома» – давайте поговорим о торговых войнах. Складывается впечатление, что Россия постоянно находится в состоянии торговой войны с кем-нибудь: от голландских цветов до латвийского сыра. Каким образом это влияет на российскую экономику?
С.А.: Одним и тем же термином «торговая война» мы обозначаем несколько разных событий. Россия научилась использовать торговые ограничения, торговые санкции, санитарно-эпидемиологические ограничения – как инструмент внешнеполитического давления. Это и Грузия, и Молдавия, и Прибалтика, и в свое время Польша… Доказать это вы никак не сможете, но очень понятно, что если за внешнеполитическими осложнениями следуют торговые ограничения, значит Россия включила этот режим.
С другой стороны, Россия недавно вступила во Всемирную торговую организацию – это новая ситуация для российских властей, когда они попадают в режим ограничений и когда вседозволенность в отношении торгового режима исчезает. И нужно жить по каким-то правилам, которые установлены не вами. Здесь Россия просто приспосабливается – она еще не очень хорошо понимает, что можно, а чего нельзя делать. Иногда эти действия выходят за рамки ограничений ВТО и тогда начинаются какие-то трения, как, например, с утилизационным сбором на автомобили. Вроде Россия хотела одного, выяснилось, что нарушаются условия ВТО и сейчас идет какая-то притирка.
И есть третья часть – связанная с защитой внутреннего рынка или с действительными санитарно-эпидемиологическими проблемами. Вспомните, хотя бы, те же куриные окорочка из Америки: в конце концов, американские власти признали наличие этой проблемы, и она была решена достаточно цивилизованным путем. И вот сочетание всех этих вещей со стороны России и составляет эту общую фразу «торговые войны».
