В статье 29 Конституции Российской Федерации, принятой в 1993 году, говорится: «Каждому гарантируется свобода мысли и слова… Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом… Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается».
В перечне поправок к Конституции, за которые гражданам РФ предлагается проголосовать 1 июля сего года, статья 29 не упоминается. Но означает ли это, что дела со свободой мысли и слова, а также способами их выражения обстоят в России столь хорошо, что нет надобности обращаться к этой статье вновь? И что на протяжении 27 лет с момента принятия ныне действующей Конституции РФ, соблюдение свободы слова в стране находилось в полном соответствии с гарантирующей ее статьей Основного закона?
При выборе своих собеседников для обсуждения ситуации со свободой слова в российских СМИ корреспондент Русской службы «Голоса Америки» исходила из того, что эксперты должны говорить, не испытывая опасений за свою профессиональную карьеру. То есть, быть искренними и не отвечать уклончиво или двусмысленно. Поэтому выбор пал на опытных и популярных телеведущих, которые в разные годы и в силу разных причин уехали из России, и ныне проживают и работают за рубежом.
«Шла горячая борьба журналистов за право работать так, как они считали нужным»
Евгений Киселев начинал работать в Главной редакции вещания на страны Ближнего и Среднего Востока Гостелерадио СССР. Затем он был ведущим ряда передач на телевидении перестроечного Советского Союза, в 1991 году стал ведущим программы «Вести» на Российском телевидении, а на следующий год создал информационно-аналитическую программу «Итоги», с названием которой имя самого Киселева ассоциируется на протяжении всех последующих лет. Эта программа вначале была в эфире «Первого канала Останкино», затем последовательно на телеканалах НТВ, ТНТ, ТВ-6, ТВС.
В 2008 году Евгений Киселев переезжает в Украину, и в настоящее время программа «Итоги» выходит на его YouTube-канале «Кисельные берега».
О девяностых годах он вспоминает так: «Когда Советский Союз развалился, и возникло совершенно другое телевидение, там была абсолютная свобода, поначалу практически никаких ограничений не было. Но потом очень быстро стало понятно, что есть разные центры власти, во власти есть разные центры влияния, разные группы интересов, которые пытаются тащить оделяло в разные стороны. И, собственно, мое и группы моих товарищей решение попытаться уйти с государственного телевидения и начать проект НТВ, было связано с тем, что уже к 1993 году работать на государственном телевидении стало очень трудно. Потому что телевидение находилось в сфере влияния Кремля, Ельцина. Ельцин был в состоянии тяжелого конфликта с Верховным Советом. Любая попытка сбалансированно рассказать о том, что происходило в развитии этого конфликта в течение недели, воспринималась чуть ли не как предательство».
Журналист вспоминает, что он «слава богу, был избавлен от необходимости ходить на летучки к высокому начальству». Телекомпанией «Первый канал Останкино» в начале 90-х годов руководил Егор Яковлев, и при нем, по словам Киселева, «была абсолютная вольница». После увольнения Яковлева несколько месяцев исполняющим обязанности руководителя телеканала был Игорь Малашенко, «и это тоже было замечательное время», – вспоминает Евгений Киселев. И продолжает: «А потом пришел Вячеслав Брагин, перековавшийся в демократа бывший партийный работник из Твери, который был таким же большевиком, только с другим знаком».
Подытоживая тему 90-х годов в российских СМИ, Киселев отмечает: «Во всех журналистских коллективах шла в той или иной степени горячая борьба журналистов за право работать так, как они считали нужным. И иногда журналисты эту борьбу проигрывали. Ну, в 2000-й год был отмечен тем, что власть начала крестовый поход против НТВ за то, чтобы взять его под свой контроль руками “Газпрома”. То, что официально было названо “спором хозяйствующих субъектов”».
«Бал стал править infotainment»
А затем, по мнению Киселева, началось «ползучее удушение» свободы прессы в России. Для НТВ после ухода с него группы журналистов, «содержательно изменилось одно: перестали говорить что-либо плохое про Путина. Фигура президента была мгновенно выведена из зоны любой критики. Даже программа “Куклы” какое-то время еще существовала, только сценарии писал уже не Шендерович, а другие люди. Образ Путина в ней вдруг стал добрым, положительным и умным. Ее сразу перестали смотреть, и вскоре “Куклы” были закрыты в связи с резким падением рейтингов».
Но главное, по мнению Киселева, было в том, что к концу 2002 года резко поменялись общественные настроения – россияне устели от политики, им хотелось развлечений, и в результате «бал стал править infotainment (то есть соединение информации и развлечения, по-английски entertainment – А.П.), начал бурно развиваться журнальный глянец, а качественные информационные и аналитические программы перестали пользоваться спросом».
Евгений Киселев сейчас, по его признанию, не читает российскую прессу. «За исключением нескольких онлайновых изданий, которые, что называется, находятся за пределами досягаемости Роскомнадзора, – оговаривается он. – Но в принципе, для того, чтобы иметь информацию на русском языке о том, что происходит в России и в мире мне вполне достаточно “Радио Свобода”, “Голоса Америки”, “Дойче Велле”, “Медузы”, “Эха Москвы”, которое сейчас у нас играет роль “Литературной газеты” 70-х годов. То есть, она назначена быть свободным средством массовой информаци. Но и за эту свободу Венедиктову приходится ежедневно буквально драться», – отмечает Киселев.
«Из 90-х я вынесла очень важное соображение: свобода слова есть всегда»
Одной из самых популярных российских ведущих в первой половине нулевых годов была Ольга Романова. В журналистику она пришла в 1989 году, в девяностые была московским корреспондентом американского журнала “Institutional Investor”, затем работала в газете «Сегодня», вела аналитическую программу «На самом деле» на канале «ТВ Центр». На телеканале “REN-TV” вела программу «Пятая колонка», а затем ежедневную аналитическую программу «24 часа с Ольгой Романовой».
Также вела программы на радиостанции «Эхо Москвы», была редактором отдела экономики журнала “The New Times”. В2008 году основала и возглавила благотворительный фонд «Русь сидящая». В 2017 году переехала в Германию.
Вспоминая свою телевизионную работу в России, она отмечает: «Поворотным моментом для меня лично был 2005 год, когда мне прямым приказом сверху запретили что-то говорить в эфире. Хотя к тому все шло. Это было после разгона НТВ, ТВ-6 и ТВС, я работала на REN-TV с Иреной Лесневской, и мы были последним независимым телеканалом. А в 2005 году Кремль готовился забрать у нее REN-TV, и Ирена действовала очень грамотно. Она продала свой пакет акций и пакет своего сына немецкому концерну Bertelsmann. А вторая часть пакета ушла “Северстали”, за которой стоял Ковальчук.
После ухода Ирены Лесневской сменился генеральный директор REN-TV, им стал нефтяник Александр Орджоникидзе, который выдает себя за внука наркома, а надо сказать, что у наркома не было детей.
И вот в день 20 мая 2005 года, когда сын тогдашнего министра обороны Сергея Иванова сбил насмерть старушку, нефтяник Орджоникидзе запретил говорить об этом эпизоде. Я пожала плечами и, естественно, рассказала об этом в новостях. А на следующий день я попыталась войти в студию, и меня просто не пустили вооруженные охранники. И с тех пор я больше не работала на телевидении».
Говоря о ельцинских временах, Романова говорит, что, поскольку она пришла в журналистику в 90-е годы, то она сразу «окунулась в атмосферу свободы». И продолжает: «Я из 90-х годов вынесла одно очень важное соображение. Свобода слова есть всегда. Одна проблема: если ты левых убеждений, не удивляйся, что тебя не печатает правая пресса. Если ты правых убеждений, публикуйся в газете “Завтра”. Если тебе нравится Березовский, не ходи работать к Гусинскому. Можно было составить себе представление о том, что происходит в России и в мире, если ты читаешь все СМИ подряд. И вполне можешь сравнивать разные мнения, например – Доренко с Киселевым, и таким образом составлять картинку мира. И мне казалось, что это правильно. То же самое в США, если мы хотим узнать мнение демократов – включаем CNN, если хотим узнать, что думают республиканцы – включаем Fox News. И мне не приходило в голову, что может быть только одна точка зрения – “правильная”, то есть госпропаганда. А все остальные – неправильные. И это – главное, что изменилось в российских СМИ. То есть, работа по приказу».
На просьбу привести какой-нибудь личный пример своей работы в 90-е годы, Романова рассмеялась, и ответила: «Да, есть один эпизод, который я очень люблю. Это было, когда заболел Ельцин. Я тогда была в президентском пуле. Ельцин лежал в кунцевской больнице, и все журналисты столпились у ворот. Вышла Наина Иосифовна Ельцина, мы к ней подошли, стали спрашивать, как здоровье Бориса Николаевича, и Наина Иосифовна совершенно прелестно нам отвечает: боже мой, что же вы тут стоите на холоде, на дожде! Идите к себе домой, а завтра в газетах все прочитаете».
«Проблема ельцинского времени в том, что он вообще все разрешил»
С большой теплотой свой опыт работы с Ольгой Романовой вспоминает другая звезда российского телевидения нулевых – начала десятых годов Мария Строева. «Это была совершенно поразительная школа, и одна из самых ярких страниц моей профессиональной деятельности», – отметила она в разговоре с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».
Свою профессиональную деятельность она начинала на радиостанции «Юность», откуда в самом начале 90-х перешла на только что созданное «Радио России». «Сейчас говорят, что тогда была абсолютная журналистская вольница, и можно было делать все, что хочешь, и тебе никто за это не даст по голове. Это правда лишь отчасти. Легко можно было получить по голове за непрофессионализм. Те люди, с которыми я работала в первые годы – это были бонзы, это были сливки, это были лучшие! Сейчас таких, как говорится, больше не делают. Что режиссеры, что ведущие. Ленечка Азарх, Наташа Бехтина, Таня Визбор, Олег Гробовников, учитель мой Миша Смирнов, Оля Третьякова, которая меня вообще всему в журналистике научила… Я же попала в великий коллектив, слушатели влюблялись в голоса этих людей», – вспоминает Строева.
Говоря об условиях работы для журналистов в 90-е годы, она подчеркивает: «Мы об этом часто говорим с коллегами. Проблема ельцинского времени в том, что он вообще все отпустил, все разрешил. Так как оскорбляли его самого в оппозиционных средствах массовой информации, какой грязью его поливали, какими словами и что про него говорили в публичном медийном пространстве, недопустимо ни при каких условиях нигде. Можно было только в советских газетах Гитлера так ругать во время войны, что было оправдано. А тут ведь российская оппозиционная пресса, не стесняясь в выражениях, ругала президента страны, которого выбрали на тогда еще открытых всенародных выборах. И их никто мало того, что не запрещал, но и даже замечаний по журналистской этике не делал. И во многом это погубило его – когда эти клоаки открываются, обратно этот поток уже завернуть нельзя, к сожалению».
«Я не могу наблюдать жизнь буйно помешанного вблизи»
При этом Мария Строева считает, что ей в профессиональном плане очень везло. Все годы в российской прессе, включая десятилетнюю работу в прямом эфире телеканала РБК, ей, по ее признанию, удавалось «убежать от волны государственной пропаганды, которая катилась по каналам». После «Радио России» она работала в программе «Вести» на РТР, затем недолго – на «Первом канале», на REN-TV.
Об обстоятельствах своего ухода с «Вестей» она рассказывает так: «Это было в 2000 году, уже при Путина. Мы пришли на работу, там внизу был пропускной пункт, а потом перед проходом непосредственно в зону прямого эфира. И там, где был второй контроль, у некоторых стали отбирать пропуска и не пускать в newsroom. Это были охранники в бронежилетах и с автоматами Калашникова на груди. Меня пропустили, а пострадали тогда многие военные корреспонденты.
Мы эфирили, практически под дулами автоматов, а вечером в административном здании мы подписали две бумаги. Одна – об увольнении по собственному желанию, вторая – просьба принять на работу. Таким вот образом Олег Добродеев, возглавивший при Путина ВГТРК, чистил ряды сотрудников. И началось страшное цензурирование эфира». В результате Строева перешла на REN-TV, где, по ее словам, «была страшная вольница имени Лесневских». А потом пришла на РБК, где свой последний эфир провела 5 апреля 2014 года. После аннексии Крыма Строева открыто заявила о том, что поддерживает Украину, и вскоре туда уехала. В настоящее время живет в Чехии.
Эфир российских телеканалов Мария не смотрит. «У меня не хватает на это здоровья и сил, я стала себя с определенного момента беречь», – признается она. И поясняет: «Я в данном случае не ругаюсь и не ожидаю, а констатирую факт: я не могу наблюдать жизнь буйно помешанного вблизи. Это действительно выглядит, как палата сумасшедших, у каждого из которых свои “бзики”, и они про эти “бзики” и орут. Понятно, что это все очень хорошо организовано, замечательно спланировано и прекрасно профинансировано. Понятно, что все это не только преследует определенную цель, но и достигает этой цели. Но психически здоровому человеку наблюдать за этим совершенно невозможно».
За тем, что происходит в России, она следит по новостным лентам и читает чешские СМИ. «Очень интересно сравнить: ведь это только в российском сознании весь мир живет “русофобией” и тыкает в Россию палочкой, наблюдая за тем, как она извивается. На самом деле мир Россией мало интересуется, пока она сама его не трогает. Поэтому каждая страна живет, прежде всего, интересами своих граждан, что абсолютно естественно. Правда, это не было естественным для Советского Союза и неестественно для нынешней России.
Поэтому чехи начинают обсуждать Россию, когда начинаются истерики МИДа, какие-то идиотские претензии, заявления. Вот тогда об этом в новости упоминается, правда, далеко не на первых местах новостных лент. И без подробностей дается ответ официальных чешских лиц, если их об этом спросил кто-то из местных журналистов. Я думаю, что так же происходит и в других странах.
Вот так я складываю картинку о происходящем в России. Ну, и по рассказам немногих оставшихся там знакомых. Тех, кто готов делиться своими мыслями и наблюдениями, потому что далеко не все готовы об этом говорить», – заключает Мария Строева.
Нечто подобное испытывает и Евгений Киселев: «Я наблюдаю за тем, что происходит в России, из своего киевского далека. Меня интересуют какие-то общие тенденции. И они неутешительны: страна, к сожалению, движется по нисходящей траектории, скатываясь все больше и больше к восточной деспотии, чуть-чуть закамуфлированной в европейские одежды. Но сквозь имитацию того, что страна по-прежнему остается частью европейской цивилизации, все отчетливее проглядывают черты и контуры самой настоящей азиатчины».
