ВАШИНГТОН —
Административной границы между Ингушетией и Северной Осетией не существует. Прошло 20 лет после кровавых столкновений за право владения Пригородным районом, однако ни федеральным, ни местным администрациям не удалось разрешить этот конфликт. Напряженными остаются и отношения между народами-соседями.
Корни эскалации уходят в эпоху Иосифа Сталина, когда ингуши были депортированы. Интенсивные вооруженные столкновения с многочисленными жертвами случились в 1992 году и продолжались 5 дней. С тех пор конфликт считается «замороженным». Однако в опубликованном на этой неделе докладе Международной кризисной группы, потенциальная опасность эскалации между ингушами и осетинами оценивается как «высокая».
23 октября – в день 20-й годовщины начала столкновений осетин и ингушей в Пригородном районе, у блок-поста на границе между двумя республиками смертник привел в действие взрывное устройство, спрятанное на его теле. Кроме террориста, погиб полицейский, еще четыре человека получили ранения.
Глава МВД Северной Осетии, комментируя взрыв, высказал предположение о его связи с тремя событиями: 20-летием осетино-ингушского конфликта, 10-летием террористического акта в театре на Дубровке и началом мусульманского праздника Курбан-Байрам.
Национальный антитеррористический комитет России в среду 24 октября заявил, что личность смертника установлена – это был житель ингушского села Экажево Адам Экажев. Сообщается также, что при обыске в доме Экажева было обнаружено взрывное устройство.
Евкуров и подполье
Павел Баев, научный сотрудник Института исследований мира (Pavel Baev, Peace Research Institute) считает взрыв на блок-посту – проявлением традиционной тактики исламистского подполья, предпочитающего «бить по болевым точкам». В данном случае, это была «попытка напомнить и власти, и населению о неразрешенных противоречиях».
«Этот конфликт давний, запущенный и очень болезненный. И очень легко нанести удар в эту болевую точку, чтобы снова все заполыхало. Боевикам здесь проще, чем тем, кто пытается найти компромисс», – говорит аналитик.
Павел Баев высоко оценивает усилия главы Ингушетии Юнус-Бека Евкурова по удержанию стабильности в республике: «Среди других кавказских лидеров Евкуров ярко выделяется – человек действительно ищет возможности снимать напряжение, защищать своих людей, избегая методов силового давления. Он всегда готов идти на большой личный риск».
Баев полагает, что ослабление позиций и подрыв авторитета Евкурова – «одна из важнейших целей исламистского подполья». За два дня до теракта глава Ингушетии обратился с публичным призывом к участникам подполья, увещевая их вернуться к мирной жизни.
«Прошу каждого, кто выбрал путь устрашения и насилия, каждого, кто соприкоснулся с терроризмом, осознать его пагубность, прекратить противоправную деятельность, прекратить убивать и творить зло», – говорится в обращении Юнус-Бека Евкурова.
Лидер Ингушетии предлагает «вернуться домой, покаяться в содеянном, вновь обрести семью и жить созидая». Евкуров обещает «содействие в адаптации и минимальное наказание, предусмотренное законом», гарантирует «обеспечение всех условий и защиту прав». Опубликован в открытом доступе также и мобильный телефон главы Ингушетии: +7 (928) 093–29–29.
Однако корреспонденту Русской службы «Голоса Америки» не удалось дозвониться до Юнус-Бека Евкурова по этому номеру: гудки шли, но трубку никто не снял.
Евкуров и Воронцов
Старший научный сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований РАН Наима Нефляшева проводит параллели между обращением Юнус-Бека Евкурова и датированным 1845 годом «Воззванием кавказского командования к русским солдатам, бежавшим в горы» наместника Кавказского князя Михаила Воронцова.
Архивный документ «поразительно напоминает» Нефляшевой текст Евкурова: «Конечно, у этих обращений разные контексты… Но по основному посылу они очень похожи».
«Модель Евкурова, основанная на применении “мягкой силы” вызывает не только споры, но и противодействие – еще бы, ведь такой подход разрушает монополию силовых подходов в борьбе с терроризмом, ставит под сомнение не только многие концептуальные положения современной кавказской политики, но и компетентность тех, кто победно рапортует об успешном окончании очередной контртеррористической операции», – отмечает Нефляшева.
"Национализм исламистов"
За интернационализмом северокавказских исламистов кандидат политических наук в университете Аризоны Валерий Дзутцев (Valery Dzutsev, Arizona State University) усматривает явные черты национализма.
По мнению аналитика, ислам на Северном Кавказе, обладая традиционными признаками радикального военно-политического движения, тем не менее, остается под значительным влиянием этнического фактора.
«Конечно, в паблик рилейшнз национализм исключается, но если последить за форумами этих людей, то легко определить, что этничность остается для них очень важным фактором», – говорит Дзутцев, и добавляет, что взрыв в Чермене – проявление подобной комбинации ислама и национализма.
Аналитик считает, что задачей смертника не было «проехать куда-то дальше и взорваться где-нибудь в другом более оживленном месте», полагает он, атака была нацелена именно на этот блок-пост.
Дзутцев рассматривает взрыв как признак того, что эта территория слабо контролируется властями, и сравнивает сегодняшнюю ситуацию с положением накануне конфликта 1992 года. Вместе с тем, аналитик не склонен преувеличивать угрозу эскалации в осетино-ингушских отношениях, так как, полагает, Дзутцев, Кремль «сделает все, чтобы сохранить его замороженным, потому что это сейчас совершенно невыгодно в связи с приближающимися Олимпийскими играми в Сочи».
Беженцы как фактор нестабильности
Адвокат и экс-советник главы Ингушетии Муса Плиев видит причины сохраняющиейся межэтнической напряженности в нерешенности вопроса с возвращением ингушских беженцев: «Люди 20 лет вынуждены жить в вагончиках в нескольких километрах от своих домов. Естественно, это не может способствовать улучшению ситуации».
Попытка компромисса была предложена Дмитрием Козаком в бытность его полпредом президента в регионе. Проект предполагал строительство нового поселка для беженцев на приграничной территории, однако обе стороны конфликта отнеслись к его реализации без энтузиазма, и по оценке Плиева, проект закончился с переводом Козака на другую должность.
Муса Плиев опасается, что власть отреагирует на теракт репрессиями: «Самое страшное, что теперь начнут хватать всех подряд для того, чтоб отчитаться о раскрытии преступления. Как это обычно делается».
Корни эскалации уходят в эпоху Иосифа Сталина, когда ингуши были депортированы. Интенсивные вооруженные столкновения с многочисленными жертвами случились в 1992 году и продолжались 5 дней. С тех пор конфликт считается «замороженным». Однако в опубликованном на этой неделе докладе Международной кризисной группы, потенциальная опасность эскалации между ингушами и осетинами оценивается как «высокая».
23 октября – в день 20-й годовщины начала столкновений осетин и ингушей в Пригородном районе, у блок-поста на границе между двумя республиками смертник привел в действие взрывное устройство, спрятанное на его теле. Кроме террориста, погиб полицейский, еще четыре человека получили ранения.
Глава МВД Северной Осетии, комментируя взрыв, высказал предположение о его связи с тремя событиями: 20-летием осетино-ингушского конфликта, 10-летием террористического акта в театре на Дубровке и началом мусульманского праздника Курбан-Байрам.
Национальный антитеррористический комитет России в среду 24 октября заявил, что личность смертника установлена – это был житель ингушского села Экажево Адам Экажев. Сообщается также, что при обыске в доме Экажева было обнаружено взрывное устройство.
Евкуров и подполье
Павел Баев, научный сотрудник Института исследований мира (Pavel Baev, Peace Research Institute) считает взрыв на блок-посту – проявлением традиционной тактики исламистского подполья, предпочитающего «бить по болевым точкам». В данном случае, это была «попытка напомнить и власти, и населению о неразрешенных противоречиях».
«Этот конфликт давний, запущенный и очень болезненный. И очень легко нанести удар в эту болевую точку, чтобы снова все заполыхало. Боевикам здесь проще, чем тем, кто пытается найти компромисс», – говорит аналитик.
Павел Баев высоко оценивает усилия главы Ингушетии Юнус-Бека Евкурова по удержанию стабильности в республике: «Среди других кавказских лидеров Евкуров ярко выделяется – человек действительно ищет возможности снимать напряжение, защищать своих людей, избегая методов силового давления. Он всегда готов идти на большой личный риск».
Баев полагает, что ослабление позиций и подрыв авторитета Евкурова – «одна из важнейших целей исламистского подполья». За два дня до теракта глава Ингушетии обратился с публичным призывом к участникам подполья, увещевая их вернуться к мирной жизни.
«Прошу каждого, кто выбрал путь устрашения и насилия, каждого, кто соприкоснулся с терроризмом, осознать его пагубность, прекратить противоправную деятельность, прекратить убивать и творить зло», – говорится в обращении Юнус-Бека Евкурова.
Лидер Ингушетии предлагает «вернуться домой, покаяться в содеянном, вновь обрести семью и жить созидая». Евкуров обещает «содействие в адаптации и минимальное наказание, предусмотренное законом», гарантирует «обеспечение всех условий и защиту прав». Опубликован в открытом доступе также и мобильный телефон главы Ингушетии: +7 (928) 093–29–29.
Однако корреспонденту Русской службы «Голоса Америки» не удалось дозвониться до Юнус-Бека Евкурова по этому номеру: гудки шли, но трубку никто не снял.
Евкуров и Воронцов
Старший научный сотрудник Центра цивилизационных и региональных исследований РАН Наима Нефляшева проводит параллели между обращением Юнус-Бека Евкурова и датированным 1845 годом «Воззванием кавказского командования к русским солдатам, бежавшим в горы» наместника Кавказского князя Михаила Воронцова.
Архивный документ «поразительно напоминает» Нефляшевой текст Евкурова: «Конечно, у этих обращений разные контексты… Но по основному посылу они очень похожи».
«Модель Евкурова, основанная на применении “мягкой силы” вызывает не только споры, но и противодействие – еще бы, ведь такой подход разрушает монополию силовых подходов в борьбе с терроризмом, ставит под сомнение не только многие концептуальные положения современной кавказской политики, но и компетентность тех, кто победно рапортует об успешном окончании очередной контртеррористической операции», – отмечает Нефляшева.
"Национализм исламистов"
За интернационализмом северокавказских исламистов кандидат политических наук в университете Аризоны Валерий Дзутцев (Valery Dzutsev, Arizona State University) усматривает явные черты национализма.
По мнению аналитика, ислам на Северном Кавказе, обладая традиционными признаками радикального военно-политического движения, тем не менее, остается под значительным влиянием этнического фактора.
«Конечно, в паблик рилейшнз национализм исключается, но если последить за форумами этих людей, то легко определить, что этничность остается для них очень важным фактором», – говорит Дзутцев, и добавляет, что взрыв в Чермене – проявление подобной комбинации ислама и национализма.
Аналитик считает, что задачей смертника не было «проехать куда-то дальше и взорваться где-нибудь в другом более оживленном месте», полагает он, атака была нацелена именно на этот блок-пост.
Дзутцев рассматривает взрыв как признак того, что эта территория слабо контролируется властями, и сравнивает сегодняшнюю ситуацию с положением накануне конфликта 1992 года. Вместе с тем, аналитик не склонен преувеличивать угрозу эскалации в осетино-ингушских отношениях, так как, полагает, Дзутцев, Кремль «сделает все, чтобы сохранить его замороженным, потому что это сейчас совершенно невыгодно в связи с приближающимися Олимпийскими играми в Сочи».
Беженцы как фактор нестабильности
Адвокат и экс-советник главы Ингушетии Муса Плиев видит причины сохраняющиейся межэтнической напряженности в нерешенности вопроса с возвращением ингушских беженцев: «Люди 20 лет вынуждены жить в вагончиках в нескольких километрах от своих домов. Естественно, это не может способствовать улучшению ситуации».
Попытка компромисса была предложена Дмитрием Козаком в бытность его полпредом президента в регионе. Проект предполагал строительство нового поселка для беженцев на приграничной территории, однако обе стороны конфликта отнеслись к его реализации без энтузиазма, и по оценке Плиева, проект закончился с переводом Козака на другую должность.
Муса Плиев опасается, что власть отреагирует на теракт репрессиями: «Самое страшное, что теперь начнут хватать всех подряд для того, чтоб отчитаться о раскрытии преступления. Как это обычно делается».
