Наташа Рэймер живет в Новом Орлеане. Она приехала туда из Москвы в 1982 году – вышла замуж за Сэма Рэйнера, профессора русской литературы Тулэйнского университета. В 1999 году в Новом Орлеане Наташа, по профессии театральный режиссер, создала культурную организацию «Московские ночи» (Moscow Nights), которая занималась и по-прежнему занимается продвижением русской культуры в штате Луизиана. Наташа и Сэм жили в большом доме с садом на берегу озера Поншартрен. Наташа устраивала музыкальные и литературные вечера, ставила спектакли, собирала художественный архив.
Пять лет назад ураган «Катрина» полностью перевернул ее жизнь и жизнь ее мужа. Район, в котором жили супруги Рэймер, Lake Terrace, оказался под водой. Корреспондент «Голоса Америки» побеседовала с Наташей Рэймер о том, удалось ли ей спустя пять лет после Катрины полностью вернуться к нормальной жизни в Новом Орлеане.
Виктория Купичнецкая: В конце августа 2005 года вы гостили у своих друзей в Вирджинии. Как вы узнали, что ваш дом пострадал от урагана?
Наташа Рэймер: Мой муж успел эвакуироваться – сел в машину и приехал в штат Джорджия, где у нас тогда жила дочь. А я, как вы уже сказали, в тот момент была в Вирджинии. Ураган ударил в понедельник 29 августа, а 30 августа ко мне в комнату приходит маленькая дочка моих друзей, Варя Троицкая, и говорит: «Мой дорогой, мой дорогой, можно я с тобой полежу? Мне тебя так жалко…» Я говорю: «Что случилось?» А Варенька мне: «Ну, ничего, ну, ты не волнуйся, ну, твой дом затопило». Мы все пошли к компьютеру, и я нашла виды нашего района, сделанные со спутника. У нас там в саду росли огромные ели. Так я увидела, что они упали и лежали на крыше нашего дома. У нас был знакомый, который служил в армии в Луизиане. Он сообщал, что не может к нашему дому пробраться – по нашему району перемещались только на лодках.
В.К.: Вы решили вернуться домой в начале октября. Что вы там увидели, какое было самое первое впечатление?
Н.Р.: Мы вернулись в Новый Орлеан и жили у друзей, за озером. И каждое утро мы должны были ездить домой и все это убирать. Первое впечатление – по нашей улице было очень трудно проехать, такое ощущение, что упала бомба. Стоял какой-то жуткий запах, все дома были скошены, и эти наши ели действительно лежали на крыше. Чтобы войти в дом, надо было выбивать двери, потому что от воды, от сырости они совершенно скосились. У нас в доме раньше было огромное количество книг, и именно видеть эти книги было очень больно. Книжные полки упали, все было покрыто плесенью. Я увидела, как эта плесень поднималась по стенам. Это были такие огромные ярко-желтые ядовитые грибы. И стоял такой запах… Вещи плавали, те, которые были в спальне, оказались в гостиной, те, которые были в гостиной, оказались в кухне. И холодильник, как будто сказав «Ох!», упал на спину…
В.К.: Вы решили остаться или уехать?
Н.Р.: Я сразу поняла, ну, как-то всем своим нутром, что я сюда не вернусь. Мой муж на меня очень сердился, говорил, что все это можно восстановить. Но я так любила это место, что мне было очень больно туда возвращаться и все начинать сначала. Сад тоже был уничтожен, все деревья, все пальмы. Как будто бы действительно ударила бомба. Мой муж все время говорил: ты только не беспокойся, это все материальное, ты подумай, как твоя мама бежала в 1941 году из Одессы от немцев. И я понимала, что это нельзя сравнить, что это все-таки не война…
В.К.: А как вы сейчас на эту катастрофу смотрите, спустя пять лет?
Н.Р.: Это было стихийное бедствие, которое было как пощечина нам, чтобы мы все что-то поняли….
В.К.: Что вы имеете виду?
Н.Р.: Все делается как-то на авось. Почему прорвались эти дамбы? Как это можно было допустить? Правительство было совершенно не готово. FEMA (Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям) было совершенно не готово оказывать людям помощь. Все было замедлено, сложно, в город почему-то не пропускали грузовики с продуктами и водой. Люди спасались на крышах. Я накануне смотрела, что было в Супердоме (Superdome, стадион в Новом Орлеане, где было организовано убежище для тысяч людей, спасающихся от наводнения. – В.К.). Там стелили коечки, простыни, все для людей, чтобы люди были в безопасности. А потом что началось? Электричества нет, кондиционер не работает, жара сумасшедшая, бандитизм. Несчастные люди голодные, без воды.
В.К.: А у вас осталось раздражение, даже злоба на власти, потому что они так реагировали?
Н.Р.: Злобы нет, осталась боль. Когда мы жили в России, мы всегда думали: ну, в России – это понятно, никакого порядка там нет и не будет. Но мы все-таки живем в самой цивилизованной стране мира. И все равно все были не готовы. Меня это ужасно всю переворачивало.
В.К.: А как эти все недостатки организации и бюрократия на вас лично отразились? Было много историй о том, что домовладельцам страховые компании отказывались делать выплаты по страховым обязательствам…
Н.Р.: Мы две недели выгребали все из нашего дома, получилось всего 40-50 ящиков. Нам друзья помогали. У нас была государственная и частная страховка на дом. По государственной мы сразу все получили, а по частной компания отказывалась платить. Потому что вода, мол, пришла не сверху, а снизу. Нам потом они в результате заплатили, но это была длинная тягомотина. Тогда было много правительственных программ, как, например, Road Home (федеральная программа по обеспечению жильем тех, кто потерял жилье в результате урагана. – В.К.). И нам говорили, что вы должны получить деньги на восстановление дома, но в деньгах все время отказывали. Нужно было заполнять много очень сложных анкет, часами сидеть в очередях. Через полтора года после урагана нам позвонили из агентства FEMA и сказали: «Вы стоите в очередь на жилой вагончик, мы вам его дадим». Представляете? Через полтора года… Все это было унизительно и больно.
В.К.: Как изменился Новый Орлеан за прошедшие пять лет?
Н.Р.: Несмотря на все эти сложности, все-таки произошло возрождение города. Новый Орлеан стал как бы развиваться немного в другую сторону, потому что многие люди уехали, приехали другие. До сих пор приезжают люди, которые помогают восстанавливать дома, строить новые. Приехало много актеров, музыкантов, киноиндустрия сюда приехала, чтобы помочь экономике. Я помню, как в городе опять начались концерты, спектакли, они проходили при полных залах. Новый Орлеан – это уникальный город. И дух города сохранился, что очень важно.
В.К.: А как вы старались восстановить деятельность вашей культурной организации «Московские ночи»?
Н.Р.: Все архивы моей организации погибли. Мы потеряли все – электронику, музыку, фильмы, архивы, костюмы для спектаклей. Но после Катрины давали много культурных грантов. Митч Лэндрю, который тогда был заместителем губернатора штата Луизиана, открыл экономический и культурный фонд, и мне удалось получить небольшую сумму на восстановление нашей организации. В ноябре 2006 года я смогла поставить первый после Катрины спектакль «Я беру твою руку» («I take your hand»), по письмам Чехова и Книппер. А потом, в 2008 году, я организовала большой фестиваль русской культуры «Приключения вокруг Москвы». В прошлом году мы отмечали 10-летие нашей организации, и я поставила спектакль по одноактным пьесам Чехова «Лебединая песня», «Медведь» и «Предложение».
В.К.: Когда вы рассказывали о разрушениях в вашем доме после Катрины, меня особенно поразило то, как пострадали книги. А сейчас, на новом месте, у вас уже много книг?
Н.Р.: Мы поселились в Аптауне (Upown), который не был затоплен во время Катрины, купили там квартиру. Сейчас у нас, к сожалению, не так много книг – вся моя театральная библиотека и другие книги, все пропало. Бывало, лежишь ночью дома и думаешь: «Вот сейчас побегу, найду эту книгу и почитаю!» И понимаешь, что это невозможно. Но, конечно, мы покупаем книги. И все это дало мне стимул осваивать Интернет.
