Каринна Москаленко – адвокат Московской городской коллегии адвокатов, директор Центра содействия международной защите. Центр ежемесячно получает до тысячи обращений российских граждан, отбирает – лишь несколько для представления в Европейский суд по правам человека, выигрывает подавляющее большинство дел и считает, что это создает правовой прецедент для бесконечного множества людей, ставших жертвами «правового нигилизма» в России. В интервью Русской службе «Голоса Америки» Каринна Москаленко сказала, что ее команда в Центре работает в тесном контакте с западными коллегами – в том числе в США, – помогающими им в исследовании прецедентов международного права и в составлении заключений для Европейского суда по правам человека.
Инна Дубинская: Каринна Акоповна, несколько лет назад газета «Таймс» писала о вас, что вы со своей командой из Центра содействия международной защите выиграли 27 дел в Европейском суде по правам человека в Страсбурге. С тех пор количество выигранных дел, если я не ошибаюсь, увеличилось до 85.
Каринна Москаленко: Да, сейчас Центр получил решения более чем по 80 делам, каждый день увеличивается их количество, как и количество созданных прецедентов и количество защищенных российских людей в Европейском суде.
И.Д.: Все эти дела были проиграны в России. Что происходит после того, как вы их выиграли в Европейском суде?
К.М.: Наступает стадия исполнения решений. Сейчас все заняты темой – насколько Россия исполняет решения Европейского суда. Я должна признать, что российские власти уважают решения европейского суда, знают их полную обязательность для России и обязательность исполнения решений в полном объеме. Выигрывая дело одного человека, мы выигрываем его как прецедент для многих людей, для неопределенного количества людей, я бы сказала.
И.Д.: В январе этого года вы приветствовали ратификацию Россией 14-й протокола Европейского суда и выразили надежду, что это «позволит ускорить процедуру рассмотрения дел и оптимизировать возможности Европейского суда» (15 января 2010 года об этом писала газета «Коммерсант»). В частности – по делу Ходорковского и Лебедева, какой сценарий в Европейском суде вам представляется наиболее вероятным?
К.М.: Дела Ходорковского и Лебедева уже подходят к выпуску решения, потому что коммуникация по этим делам уже давно закончилась. Кстати, может, это позволит ускорить выход в свет всех решений, включая и по их делам. Главное, что это коснется тех дел, которые сегодня просто безнадежны. Они лежат где-то в конце стотысячной очереди потенциально приемлемых дел. Даже 14-й протокол не решает всей проблемы переполненности Европейского суда делами, и будут находиться и другие возможности. Поэтому мы «будем посмотреть», как он работает.
И.Д.: Михаил Ходорковский в интервью российским СМИ сказал, что ему стало легче после того, как в 2006 году он понял, что власть поставила целью не выпустить его живым из тюрьмы.
К.М.: Да, лучше понимать, что с тобой хотят сделать, чем не понимать этого.
И.Д.: А вы верите в то, что добьетесь его свободы?
К.М.: Знаете, у меня большая семья, я очень хочу заняться домашними делами. Но пока я не закончу такие дела, как дело Ходорковского или защита семьи Ани Политковской, других журналистов, чьи дела я сейчас начинаю или продолжаю вести, – я просто никак не могу, не имею права, наверное, отойти от дел. Иногда же нас называют глубокими пессимистами. Может быть, мы отчасти негативисты. К сожалению, мало позитивного я вижу в судьбах тех людей, которые к нам обращаются. Но уж мы точно оптимисты! Потому, что если мы беремся за такие дела, то нужно обладать хоть какой-то долей оптимизма! Надеюсь, что оптимизм нас не оставит – не будем говорить о грустном.
И.Д.: Вы – выпускница юридического факультета Ленинградского госуниверситета, у вас, наверное, были те же преподаватели, что у президента Медведева и премьер-министра Путина, и учили они вас, наверное, одному и тому же. Как получилось, что пути у вас оказались разные?
К.М.: Медведев, конечно, молодой человек, а с Путиным мы фактически учились в одно и то же время. Он выпускник 75-го года, а я – 76-го года. Владимир Владимирович Путин пытался сделать все лучшее для России на посту президента, а теперь на посту премьер-министра – так, как он видит благо России.
Я вижу благо России в защите прав человека и так понимаю свой долг. Когда мне говорят, что кто-то занимается работой в пользу России, а ты, дескать, действуешь против России, то я категорически с этим не согласна! Нас научили действовать в пользу России, в интересах России, просто не всем одинаково объяснили, что это такое будет. Моя адвокатская практика еще в советские годы многое мне объяснила. Я считаю, что те, кто борется за защиту прав человека, будь то внутри страны, – ну, что же делать, если мы внутри страны проигрываем все свои дела, – а подавляющее большинство дел в Европейском суде мы выигрываем, значит, будем использовать это для защиты прав конкретных людей и тем самым защищать многих. Разве это против России? Это за Россию, за ее благосостояние! Защита каждого отдельного человека, по-моему, приносит много пользы всей России.
