«Каждый человек рождается королем, но большинство умирает в изгнании», – так Оскар Уайльд охарактеризовал некогда драму человеческой жизни. Порой, однако, метафора приобретает буквальный смысл.
«С глубоким прискорбием извещаем мы наших соотечественников о кончине принца Али Резы Пехлеви», – сообщил четвертого января вебсайт, принадлежащий семье, более полувека правившей Ираном. И свергнутой в январе 1979-го – в результате исламской революции.
Несчастливый принц
Не эта ли революция и нанесла принцу смертельный удар рикошетом? «Подобно… миллионам иранцев, он был глубоко опечален… невзгодами, постигшими его любимую родину», – указывается на семейном вебсайте.
«Проживавший в Бостоне сорокачетырехлетний Али Реза Пехлеви находился в длительной депрессии, обусловленной положением дел в стране, из которой его увезли еще подростком», – констатирует Назенин Ансари – журналистка из выходящей на фарси лондонской газеты «Кейхан».
Правда, к политической роли молодой Пехлеви не стремился никогда. «Это был человек иного склада, – подчеркивает Ансари, – одаренный музыкант и блистательный ученый – специалист по Древнему Ирану, знаток пехлевийского языка. И необыкновенно обаятельный человек с незаурядным чувством юмора».
«Самоубийство принца Али Резы не связано напрямую с политикой, – считает президент Американо-иранского совета Хушанк Амирахмади. – Впрочем, необходимо уточнить: с современной политикой. Иное дело история: не забудем, что принц был тринадцатилетним мальчиком, когда его семья утратила власть над страной и вынуждена была навсегда ее покинуть. Началась пора скитаний – ведь его отец – шах, сметенный революцией, попросту не мог найти надежного прибежища. И это не могло не породить острейшей психологической травмы… Причем Али Реза – не первый, кто пал ее жертвой: около десяти лет назад его сестра Лейла также покончила жизнь самоубийством… Не следует забывать и о другом трагическом обстоятельстве: в прошлом году погибла его невеста. После чего он и впал в депрессию, от которой его не удалось спасти. И сегодня я прежде всего хочу выразить мои соболезнования семье Пехлеви…»
Возвращаясь к истокам
«Семья была большая, – рассказывает Нина Мамедова, возглавляющая сектор Ирана в московском Институте востоковедения. – У последнего иранского шаха были дети от двух браков. Сначала, по настоянию своего отца Реза-шаха, он женился на сестре египетского короля: основатель династии хотел сплотить царствующие дома. Египетская принцесса родила шаху дочь – Шахназ. Второй женой шаха стала уже персиянка – всем известная красавица Сорейя. Тут детей не было – потому-то и встал вопрос о престолонаследии».
Разводиться с Сорейей Мохаммед Реза не хотел. Он предпочитал другой вариант: сделать наследником одного из своих братьев по отцовской линии. Но вот беда: в их жилах текла кровь прежней династии Каджаров, а потому наследовать престол они не могли. А внести изменения в закон депутаты меджлиса не пожелали. Вот шаху и пришлось, скрепя сердце, вступить в третий брак. Новая шахиня Фарах Диба – и стала матерью Али Резы…
Судьба династии
Этот эпизод, в свое время растиражированный мировыми СМИ, был, возможно, кульминацией семейной саги Пехлеви, но, разумеется, вовсе не началом. А каким было начало – не рода, конечно, но царствующего дома? Отнюдь не восходящего к седой древности…
«Мать последнего шаха звали Тадж-ол-Молук, – продолжает Нина Мамедова. – Происходила она из рода айрум, обитавшего в свое время в северном Азербайджане. И, подобно своему мужу Реза-хану (впоследствии Реза-шаху), родилась она в семье казачьего офицера…»
Казачьего? «Да-да, именно так, – отвечает Мамедова. – Ведь Реза-шах был человеком незнатного происхождения. Происходил он из мелких мазендаранских помещиков и понимал, что для него возможна лишь одна карьера – военная. Что же касается иранской казачьей бригады (впоследствии – дивизии), то она была создана в конце девятнадцатого века – в качестве своего рода концессии. Это было настоящее регулярное войско, и возглавляли его – почти до восемнадцатого года – русские офицеры. Правда, затем – под британским влиянием – их вытеснили. Ибо это воинство представляло собой один из главных инструментов российского влияния. В руках у англичан был шахиншахский банк, имевший значительно большее влияние, чем российский Учетно-ссудный банк, а в распоряжении России – вот эта казачья бригада. Через которую прошли многие выдающиеся деятели иранской элиты. Одним из них и стал будущий Реза-шах».
«Особенностью умного и одаренного человека, – продолжает московский историк, – была способность вовремя появляться на политической авансцене – там, где он был необходим. После Первой мировой войны, когда страна буквально распадалась на куски – тут и Персидская советская республика, Кучек-хан в Хузистане, и бахтияры, и курды, – этот казачий полковник двинул свою Хамаданскую дивизию на Тегеран. Чтобы занять пост военного министра. И постепенно железной рукой обуздать сепаратистские движения. А затем, став премьер-министром, сыграть ключевую роль в свержении правящей династии Каджаров. Кстати, некоторое время он подумывал об установлении президентской формы правления – как в соседней Турции. И даже убеждал кумских улемов, что республика вовсе не противоречит принципам ислама. Правда, затем он все-таки дал им убедить себя в том, что для Ирана предпочтительнее воцарение новой династии, основоположником которой он с удовольствием и стал. Любопытно, что во время коронации он – как в свое время Наполеон – сам надел на себя корону. Что свидетельствовало не только о независимом нраве, но и политических предпочтениях: духовенство при нем и пикнуть не могло …»
Кто же правил Ираном при первом Пехлеви? «Он сам, – убеждена Нина Мамедова. – Не хочется сравнивать его с Иосифом Виссарионовичем, которого Реза-шах боялся и не любил. Но многое их и объединяло – и прежде всего стремление к личной власти. Правда, Реза был человеком глубоко религиозным… И все же многим его противникам – реальным или мнимым – пришлось расстаться с жизнью. Были при нем и суды над компартией (вспомнить хотя бы знаменитый процесс 33-х!), и просто расправы с соперниками в борьбе за власть».
Впрочем, для тридцатых годов диктатура – скорее правило, чем исключение. «Реза-шах создал экономическую структуру, в значительной степени завязанную на государство, – продолжает московский иранист. – Разумеется, и себя эта семья тоже не забывала. И все же Иран до и после Реза-шаха – это небо и земля. В тридцать пятом – после визита к Ататюрку – он отменил ношение чадры. Чего ему так и не простило духовенство. Разрешил женское образование. Вывел школы из-под религиозного контроля. Вся правовая система, при которой до сих пор живет Иран, была разработана при Реза-шахе».
Итак, каково же место этого семейства в иранской истории двадцатого века? «Это – символ модернизации, символ прогресса, – убеждена Назенин Ансари. – Хотя бы потому, что это при Пехлеви иранские женщины – раньше, чем женщины какой-либо другой ближневосточной страны, – получили право голоса. Это при них в Иране появились женщины-послы и женщины-сенаторы. А также первая женщина, занявшая должность судьи. Наконец, именно при шахской власти в стране произошла промышленная революция, а рабочие получили возможность становиться акционерами предприятий. Не говоря уже просто о строительстве дорог и электростанций…»
Что же привело к революции, которая смела шахский режим? «Растущая пропасть между экономическим развитием страны и уровнем ее политического развития, – считает лондонская журналистка. – И как результат – реакция наиболее консервативных слоев общества на трудности модернизации».
О трудностях модернизации можно судить и по самим Пехлеви. И прежде всего – по различиям между основателем династии и его преемником, свергнутым Исламской революцией. «Это был совсем другой человек, – считает Нина Мамедова. – Мохаммед Реза, получивший образование в Швейцарии, был, по существу, уже европейцем. И в еще большей степени это можно сказать о его детях. Потому и пришлось им нелегко».
За небесным мандатом
Итак, принц Али Реза политикой не занимался. А другие Пехлеви? Монархическая партия среди иранских эмигрантов, разумеется, существует. И возглавляет ее старший брат покойного – принц Реза.
Имеет ли монархическое движение хоть какие-то шансы на успех? «Едва ли, – считает Хушанк Амирахмади. – Иран расстался с монархией, он попросту перерос ее. Мало того: даже если при каких-то обстоятельствах страна и вернется к монархической форме правления, то это отнюдь не обязательно будет означать возвращение свергнутой династии. В истории Ирана царствующие дома не раз сменяли друг друга. Но если династия теряла власть, то обратного пути для нее уже не было».
По мнению Назенин Ансари, иранская республика вовсе не утратила монархических черт. «Разве, – продолжает журналистка, – власть верховного лидера (рахбара) не напоминает власть монарха? Не менее существенно и другое: речь идет о конституционной монархии, в которой шах не вершит каждодневные дела, но символизирует государственное единство. К тому же в Иране живут не только мусульмане-шииты. На протяжении столетий здесь сосуществовали персы и арабы, туркмены и курды. Да и религиозная палитра всегда отличалась разнообразием: тут и мусульмане, и бахаисты, и армяне, и евреи… Разве авторитет монарха, объединяющего своих подданных независимо от религиозных и этнических различий, не предпочтительнее теократического режима?»
…Политическая история Ирана продолжается: сегодня – без Пехлеви. Политологи спорят о будущем Исламской республики. А поэты и философы продолжают ломать головы над будущим мира, в котором связь между историей и судьбой отдельного человека по-прежнему остается загадкой.
