Впервые я приехал в Штаты в 1959-м году – более полувека тому назад. Первое ощущение было «поверхностным» – с самолета. Я увидел непривычную картину: вся земля разбита на квадратики, в каждом квадратике стоит дом, а возле каждого дома стоит автомобиль. И в эту минуту я понял, почему никакой Октябрьской революции в Соединенных Штатах не произойдет. Потому что если у тебя есть дом и автомобиль, то ты уже не революционер – во всяком случае, в нашем понимании этого слова.
А потом мы поехали из аэропорта в Нью-Йорк, и я увидел, какая буйная зелень в Соединенных Штатах. Я ожидал увидеть «асфальтовые джунгли», но никак их не мог найти. Конечно, под колесами шуршал великолепный хайвэй, но по бокам дорогу окружала мощная зелень, которую я никогда не видел в России или в Подмосковье. И это было еще одно открытие Америки – несовпадение реальности с тем, что нам рассказывали об этой стране.
Говорят, что американцы очень похожи на русских, вернее на «советских», но я – за много лет работы в этой стране – что-то этой похожести не обнаружил.
Во-первых, в американцах нет никакой «расхристанности». Даже, к примеру, в дружеских взаимоотношениях. Например, кому-то из моих американских друзей, ничего не стоит позвонить мне и сказать: «Слушай, Мэлор, мы давно не виделись. Давай так – далее мой друг открывает свой календарь – смотри, через месяц я буду недалеко от тебя, в Чикаго, так что давай там, в три часа дня встретимся. И это нормальная вещь, на это никто не обижается. Можете быть уверены, что ровно через месяц, ровно в три часа он будет ждать меня именно в том кафе, где мы договорились. Но при этом, тот же друг бесконечно жалуется, что «мы редко встречаемся, надо чаще». То есть американцы – очень практичные люди, и если ты не «ложишься» в их календарь, то тебя отодвигают. И за это глупо их осуждать, ведь если, в свою очередь, все будет расписано у вас, то вы точно также будете отодвигать своего лучшего друга.
Другим открытием была дешевизна жизни в Соединенных Штатах, как мне тогда показалось. Тогда нам давали суточные – тридцать долларов. Это то, что ты мог тратить, не отчитываясь. Кстати, я тогда ездил в составе правительственной делегации, и когда я пришел в Совет министров расписываться, то список, лежавший передо мной, начинался с Хрущева. И было указано: «Суточные – 100 долларов». Потом была указана супруга Хрущева – тоже 100 долларов. Потом дети, но детям уже по 50 долларов. Когда я нашел в списке себя, то против моей фамилии значилось уже 30 долларов. Но, как вам ни покажется странным, на эти 30 долларов я ох как развернулся!..
Дело в том, что хот-доги стоили тогда 5 центов, гамбургер стоил 25 центов, а банка «Кока-колы» –10 центов. То есть я мог на полтора доллара продержаться целый день и сэкономить деньги, чтобы купить жене в то время модную в Союзе нейлоновую шубу. По таким шубам все сходили с ума, как и по наручным часам в форме подковки, на которые тоже можно скопить деньги.
Но когда я копнул американскую жизнь чуть поглубже, я понял, насколько она дорога; насколько дорог дом, насколько дорог автомобиль. А какие огромные налоги!.. И люди, как оказалось, экономят за счет еды. Но у меня в то время не было дома и машины, поэтому я видел только дешевизну продуктов и мечтал о нейлоновой шубе для жены.
Однако небольшие суточные, как фактор материальный, с лихвой компенсировались фактором моральным – мне неоднократно приходилось становиться свидетелем различных важных международных событий. Например, я был свидетелем того, как помирились Хрущев и Эйзенхауэр.
Хрущев подарил Эйзенхауэру какую-то картину, которую взяли чуть ли не из Третьяковской галереи – это был какой-то стопроцентный социалистический реализм, только дореволюционной эпохи. Они стали разглядывать эту картину, комментировать ее, а потом дружно стали поносить современное искусство, начав с модернизма.
Тут надо сказать, что Эйзенхауэр, как и Черчилль, баловался живописью, правда, Черчилль был талантливей. И они как бы спелись. А я был единственным журналистом в этой комнате. Я стоял за их креслами, и мне удалось записать все, что они говорили. И потом, когда я вышел к своим американским коллегам, они тут же на меня набросились и стали спрашивать, что там было. Я, повинуясь корпоративной журналистской солидарности, немедленно все им рассказал.
Тут следует также объяснить, почему в той комнате я был единственным журналистом. Оба лидера заходили в большой лифт, и я понял, что если не зайду в этот лифт, то буду, как и все прочие, отсечен службой безопасности. И тут я вижу сына Эйзенхауэра – Дэвида. Он приезжал вместе с отцом в Москву на физкультурный парад по приглашению Сталина. Понятно, что Дэвид не может точно помнить, кто был рядом с ним в Москве, поэтому я немедленно подхожу к нему, беру под руку, говорю, что рад его тут снова увидеть и интересуюсь, не забыл ли он, как мы вместе сидели на трибуне во время парада. Дэвид, естественно, растеряно бормочет: «Да-да, конечно помню…» Я начинаю передавать ему какие-то приветы от несуществующих знакомых, параллельно мертвой хваткой сжимая его локоть. Так мы проходим в этот лифт и секретная служба нас пропускает. Но как только двери лифта закрылись, они немедленно наступили мне на обе ноги и взяли меня за обе руки, так что я получился, как бы распят. Распят, как Иисус секретной службой. Причем у ребят хватка бульдожья – когда вечером я снял рубашку, то обнаружил синяки. Вот такой неожиданный поворот в моей встрече с первым – для меня – президентом США.
После этого мне довелось встречаться со многими президентами, довелось брать у них интервью, и я могу их сравнивать. И тут, хотя это многих удивляет, самое большое впечатление на меня произвел не кто иной, как Джимми Картер. Причем – вы еще больше удивитесь – именно своей порядочностью. Конечно, президентство – это была не его стезя, он ушел после первого срока – его легко вышиб Рональд Рейган. Но всей своей деятельностью уже после президентства Картер доказал, насколько он порядочный человек.
Почему я так о нем говорю? Потому что он искренне верил в Бога. Он увидел Бога! Он жил в Арканзасе, был там арахисовым фермером. И однажды он вышел в поле и… увидел Бога. Он упал на колени – кстати, со своей сестрой, которая там тоже была. Они простояли на коленях где-то час. И он утверждает, что встал с колен уже другим человеком.
Самое удивительное, что, несмотря на такую историю, которая для кандидата в президенты весьма опасна, он был избран. Но именно после ухода из президентства, у него как будто выросли крылья. Он стал лауреатом Нобелевской премии, другом африканских народов. Он борется за разоружение, критиковал политику Рейгана, буквально стружку снимал с Бушей – и с сына, и с отца. И, конечно же, он неистово поддерживал Барака Обаму.
Когда начинаешь вспоминать, как ты открывал для себя Америку, то вспоминаешь не только позитивные эмоции, но и свое удивление и даже несогласие с некоторыми моментами американской манеры жизни. Например, такое категорическое несогласие существует у меня с тем фактом, что у американцев родственные узы слишком холодные, слишком практичные. Очень часто они построены на деньгах и наследстве.
Приведу вот такой смешной пример: мы поехали с супругой в дом одного из самых богатых людей Америки. Этот человек прослышал, что в Грузии есть такой «тамада» – tostmaster general, и он стал меня просить, чтобы я побыл тамадой в этот вечер. Я согласился и начал вести этот стол по нашим грузинским законам, причем порой очень строгим.
Вначале я поднял бокал за крышу этого дома, чтобы под этой крышей всегда было счастье. Все это действо хозяина очень удивило, потому что подобного он не слышал. Потом я предложил выпить за фундамент этого дома, потому что если фундамент гнилой, то крыша не поможет. Это хозяина еще больше удивило. Потом я поднял бокал за того оленя, который гонится за оленихой, но запутался в ветвях, и его крики – это и есть настоящий зов любви.
– Давайте выпьем за зов любви! – воскликнул я.
Хозяин и все присутствующие были в полном восторге. И тогда я провозглашаю тост за мать хозяина дома. Но вдруг я вижу, что хозяин немедленно стал грустным, даже слезинки появились на его глазах. Я испугался, подумав, что возможно его мать только что умерла, и я допустил ужасную бестактность, поднимая бокал за ее здоровье. Я стал спрашивать, в чем дело. «Вы мою мать никогда не видели, но пьете за ее здоровье, – воскликнул хозяин, – а я уже шесть месяцев ей не звонил».
«Уважаемый господин N, – говорю я полушутя. – Я понимаю, что вы крайне бедный человек, поэтому я заплачу за ваш междугородний телефонный разговор, если вы позвоните вашей матери. Только прямо сейчас!»
Хозяин смущенно берет телефон, набирает номер и начинает говорить с мамой. Но мать немедленно приходит в волнение, если не сказать в ужас, и начинает выпытывать у него, что на самом деле страшное случилось, если он сам ей вдруг позвонил.
Хозяин успокоил мать и объяснил, что у него в гостях журналист-грузин, который произносил традиционные тосты и сказал тост про его маму. Мать успокоилась, и ее сын тут же повесил трубку. Но теперь пришел в волнение я. «Вы говорили с матерью всего три минуты после паузы в шесть месяцев, – горячился я. – Я плачу за ваш разговор!..»
Он стал возражать, но я настаивал, и он снова набрал номер. В этот раз они говорили минут двадцать и когда он снова сел за стол, то у него был вид человека, который только что исповедался.
Безусловно, он хороший сын. Он мать обязательно поддерживает, оплачивает ее дом, дает деньги на всевозможные расходы, но…не звонит.
Но все же эти странности, о которых я говорю, не зачеркивают главного, о чем нужно сказать. На основе моего тридцатидвухлетнего опыта изучения и жизни в Америке могу авторитетно утверждать, что главная черта Америки и американцев – это оптимизм. Они утверждают: что бы ни произошло с тобой, в этом виноват только ты. И я думаю, что оптимизм – это та самая черта, которая не дает революционизироваться американскому обществу. Если у тебя неприятности, то государство тут ни при чем. И эти неприятности можешь исправить только ты.
Что касается самих американцев, то уверяю вас, что житель Нью-Йорка отличается от жителя Техаса больше, чем житель Нью-Йорка – от жителя Москвы. Эти американцы – абсолютно разные люди: они одеваются по- разному, по разному говорят.
Приехав на новое место, тебе кажется, что ты попал в другую страну. Побывайте в Хьюстоне, потом в Майями, а напоследок – в Техасе. И у вас будет ощущение, что вы побывали в трех разных странах. Кстати, южане больше похожи на нас: они еще могут пригласить тебя, поговорить, прихватить девочек, выпить. Но «Новая Англия» – Нью-Йорк, Вашингтон… Там так заняты деланьем денег, что им часто не до женщин!..