НЬЮ-ЙОРК – Датский режиссер Симон Вильмонт признается, что потерял счет приглашениям на международные фестивали. Его первый полнометражный документальный фильм «Далекий лай собак» (The Distant Barking of Dogs) с момента мировой премьеры осенью прошлого года на фестивале в Амстердаме получил на сегодняшний день более двадцати призов.
Так, на престижном киносмотре в Сан-Франциско он удостоился награды «Золотые ворота». На недавнем фестивале в Осло полученный фильмом Гран-при сопровождал такой вердикт жюри: «Чарующий фильм о жестокой реальности». А на днях в Нью-Йорке завершился очередной ежегодный Фестиваль правозащитного кино, в программе которого показали «Далекий лай собак».
10-летний Олег Афанасьев живет в Гнутове, одном из сел Донецкой области. Живет под каждодневный аккомпанимент стрельбы и взрывов. Ведь совсем рядом линия фронта. Иногда звуки войны слышны как бы в отдалении, но бывают дни, когда снаряды рвутся совсем близко. В сельской школе Олега и его одноклассников учат, как прятаться в убежище и распознавать мины. Большинство жителей давно уехали, но Олег продолжает жить в зоне конфликта вместе с бабушкой Александрой, которая взяла его к себе после смерти его матери.
«Бывают тихие дни, – говорит на камеру бабушка, – но они хуже, чем тишина. Это как затишье перед штормом».
Многие рецензенты отмечают притягательность личности Олега, не по годам умудренного опытом и умеющего формулировать свои мысли. В интервью Сергею Стуканову, журналисту Громадського радио (Украина) режиссер объяснил, почему он остановил свой выбор именно на Олеге.
«Я им (кандидатам на участие в съемках. – О.С.) задавал три вопроса, – сказал Симон Вильмонт. – Последний вопрос был самым главным. Я просил их описать, каково это, когда тебе страшно. Все дети, с которыми я разговаривал до Олега, не могли внятно ответить на этот вопрос. Олег смог. Он помолчал немного, посмотрел на меня своими большими глазами и сказал: «Когда начинается обстрел, такое чувство, что ледяная рука проникает сквозь твое сердце и сжимает его в груди. С каждой следующей бомбой она сжимает его все сильнее. К концу обстрела у тебя от сердца остается маленький ледяной комочек».
Симон Деренг Вильмонт (Simon Lereng Wilmont) родился в Копенгагене. Окончил Национальную киношколу Дании в 2009 году. Снял несколько коротких документальных фильмов. На фестивале Docudays UA в Киеве, где фильм «Далекий лай собак» получил награду молодежного жюри, Вильмонт, выйдя за призом, пригласил на сцену приехавших на церемонию Олега и членов его семьи, чтобы разделить с ними награду.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал по скайпу с Симоном Вильмонтом.
Олег Сулькин: Вам не показалось странным, что перед лицом страшной опасности люди продолжают жить в прифронтовой зоне?
Симон Вильмонт: Раньше в селе Гнутове жило примерно семьсот человек. Очень многие уехали. Но сейчас, по прошествии нескольких лет, кое-кто возвращается. Они говорят, что там, куда они переехали, ничуть не лучше. Александра, бабушка Олега, каждый день мучительно раздумывает, уехать им или нет? Эти постоянные переживания явно подтачивают ее здоровье.
О.С.: Почему вы решили снимать кино об украинском мальчике?
С.В.: Ранее я снял два короткометражных документальных фильма о детях, живущих в Дании и Японии. Это очень благополучные страны. И я задумался над тем, как живут дети в менее благополучных странах. Как они переживают хаос и социальную турбулентность, как находят способы утешения и элементарного поддержания своего существования. Мне захотелось найти такого ребенка, живущего в зоне конфликта.
О.С.: Политические соображения имели место?
С.В.: Мне 42 года, и я хорошо помню старые фильмы про Джеймса Бонда, сражающегося с советской угрозой. Россия для меня всегда немного мифологическая страна. Чтобы развеять эти мифы, я решил поехать в зону конфликта между Украиной и пророссийскими сепаратистами, где и познакомился с семьей Александры.
О.С.: Возникали ли сложности при получении разрешения на съемки в зоне боевых действий?
С.В.: Никаких. Все хлопоты взял на себя мой посредник-«фиксер». Я представляю собой армию из одного человека, но я не знаю ни русского, ни украинского, и он вел все переговоры и решал все возникавшие вопросы с властями.
О.С.: Вы ему платили за эту работу?
С.В.: Разумеется. Это такая же работа, как и все другие. Когда вы везете съемочную группу CNN на передовую, или такого журналиста-одиночку, как я, нужны именно такие местные посредники, переводчики и провожатые, хорошо знающие порядки и правила военной зоны. Кроме того, мне помогал бывший морпех-датчанин. Он меня инструктировал, как правильно реагировать на опасности, распознавать мины, что делать при обстреле, ну и тому подобное.
О.С.: Олег, его двоюродный брат и другие местные мальчишки разгуливают и играют на ничейной территории, зная, что тут могут быть мины. Похоже, что бабушка Олега и другие взрослые подвергают их немалому риску.
С.В.: В этой деревне все хорошо просматривается, и местные жители знают, где могут быть мины, а где их точно нет. Хотя, конечно, опасность есть всегда, скажем, опасность случайно попасть под обстрел.
О.С.: Что произошло с родителями Олега?
С.В.: Мать умерла от тяжелой болезни еще до начала конфликта. Отец жив, но тяжело болен и живет отдельно. У Александры есть полное право опеки над внуком.
О.С.: Вы быстро нашли общий язык с Олегом и его бабушкой?
С.В.: С Олегом – фактически мгновенно. Он на меня смотрел с интересом, как на пришельца с другой планеты. Что касается бабушки, то понадобилось какое-то время, чтобы она стала мне доверять. Дело в том, что в селе циркулировали слухи, что власти засылают под видом иностранцев правительственных информаторов. Я понимал это, когда ловил на себе подозрительные взгляды.
О.С.: А как украинские военные реагировали?
С.В.: Когда мы первый раз приблизились к передовой и стали снимать, через пару минут к нам прибежали несколько здоровенных парней в военной форме и стали кричать: кто вы и что вы здесь делаете? Нас отвели в штаб. Командир посмотрел на наши пропуска и паспорта, спросил, о чем будет фильм и отпустил, сказав, что, если у нас впредь будут возникать проблемы, чтобы мы называли его имя.
О.С.: Сколько раз вы приезжали в этот район во время съемок фильма?
С.В.: Десять раз за полтора года. То есть примерно раз в два месяца и останавливались там каждый раз примерно по неделе.
О.С.: Почему именно такой график?
С.В.: Мне казалось важным показать протяженность во времени истории Олега и его бабушки. А для этого должны быть показаны все четыре времени года.
О.С.: В ходе общения с местными жителями вам удалось понять, чью сторону они держат в конфликте – сторону Украины или поддерживаемых Россией сепаратистов?
С.В.: Я очень быстро уяснил для себя: как только ты начинаешь задавать людям вопросы о политике, они мгновенно замолкают и восстановить доверие оказывается очень сложным делом. Я уверен, что и на другой стороне конфликта жители стоят перед сложной дилеммой – кого поддерживать? Но я старался обходить стороной политику. Мне важна человеческая история.
О.С.: Не было желания поснимать на другой стороне?
С.В.: Это, возможно, будет наш новый проект. Я только что получил разрешение на съемку от «Донецкой народной республики» (непризнанное государство, которое власти Украины считают территорией, временно оккупированной Россией. – О.С.).
О.С.: Вы общаетесь со зрителями после просмотров? Что они вам говорят?
С.В.: Многие говорят, что история эта их глубоко тронула. Особенно много добрых слов говорят об Александре, которая делает все возможное, чтобы в этих тяжелых условиях защитить своего внука от опасностей жизни в зоне конфликта. Их зависимость друг от друга очень трогательна и в то же время трагична.
О.С.: Многие на Западе не имеют представления о масштабе и остроте военного противостояния на востоке Украины. Вы считаете эту войну настоящей войной?
С.В.: Да, несомненно, это самая настоящая война. Каждую неделю, каждый день погибают люди. Поразительно, что хроника этой войны почти исчезла из сводок мировых новостей. И сейчас, когда в России проходит мировой футбольный чемпионат, тема Украины ушла на какой-то десятый план. Хотя мне казалось, что должно быть наоборот.
