Линки доступности

Роберт Пшель: Саммит НАТО в Брюсселе – краткая встреча с важными элементами


Лидеры стран-членов НАТО на саммите в Брюсселе, Бельгии. 25 мая 2017 г.
Лидеры стран-членов НАТО на саммите в Брюсселе, Бельгии. 25 мая 2017 г.

Экс-глава Информационного бюро НАТО в Москве подводит итоги прошедшего саммита в интервью «Голосу Америки»

БРЮССЕЛЬ – Состоявшийся на уходящей неделе саммит Североатлантического Альянса в Брюсселе был первым для Дональда Трампа в качестве главы государства-члена НАТО и внес некоторую ясность в планы стран, входящих в НАТО, по ключевым вопросам деятельности организации.

Терроризм, расходы, отношения с Россией – все это было обсуждено 28 главами стран-участниц Альянса и премьер-министром Черногории, которая присоединяется к НАТО 5 июня. Каковы результаты этого разговора, который был существенно короче, чем общение лидеров стран НАТО на прошлогоднем саммите в Варшаве? На этот вопрос в интервью Русской службе «Голоса Америки» отвечает старший специалист НАТО по России и западным Балканам, бывший директор Информационного бюро НАТО в России Роберт Пшель.

Данила Гальперович: Чем этот саммит отличался от предыдущих? Что на нем было такого, что его делает новым?

Роберт Пшель: Если сравнить с прошлогодним саммитом в Варшаве, то на саммите в Брюсселе не было официальных итоговых заявлений, и он был короткий. Но мы обсуждали много элементов, которые можно назвать новыми. Первое – это торжественное открытие нового здания. Второе – новые лидеры: это не только президент Трамп, но и президент Макрон, например, и другие. Третье – хотя, нужно это подчеркнуть, НАТО не собирается участвовать в боевых элементах коалиции против «Исламского государства», но само решение о том, что НАТО вступает в эту коалицию – это значительный и важный шаг. Конечно, вопрос финансирования – это не новая тема, но то, что союзники договорились о том, что будут составлять национальные планы действий в этой области – это как раз новое. Ведь когда мы говорим о бюджетах стран – это очень деликатная вещь, связанная с внутренними процедурами, с политикой. Так что – короткий саммит, но много новых элементов.

Д.Г.: Россия некоторое время назад закончила формирование мощного военного кулака в Крыму – российский министр обороны Сергей Шойгу заявлял, что Крым является самодостаточным оборонным районом. Есть ли какой-то военный ответ у НАТО на формирование в Европе новой зоны, которая наполнена оружием? Ведь три страны НАТО – Болгария, Румыния и Турция – находятся в непосредственной близости от Крыма.

Р.П.: Я не военный специалист, и не буду себя представлять таковым. Разделю свой ответ на две части. Одна – это элементы, связанные с конкретным регионом. Да, это правда, что есть, скажем, особые регионы, например, Калининградская область – это, очевидно, одно из самых насыщенных военными средствами мест, причем очень современными, включая наступательное вооружение. В пропагандистских выступлениях из Москвы мы слышим, что якобы НАТО занимается милитаризацией Арктики и вообще Севера. Но, извините, это просто полностью наоборот – это Россия размещает новые базы или открывает старые, которых много, ничего подобного с нашей стороны нет. Таким местом теперь становится Крым. Конечно, мы это наблюдаем, мы же – НАТО, поэтому очевидно, что это вызывает интерес. Но, во-вторых, мы организация абсолютно оборонительная. Мы не рассматриваем возможность военных действий, хотя и не можем не принимать все это во внимание. Наш подход, с точки зрения военных угроз, часто называется «360 градусов» – мы не можем выбирать угрозы, члены Альянса занимаются теми всеми конкретными угрозами, которые существуют. Они могут появляться на востоке, на юге или в каком-нибудь другом месте. Короче говоря, политика, которую формируют страны – говорим ли об учениях, о присутствии военных в каких-то районах, например, в Черном море – связана с оценкой реальных угроз, которыми мы занимаемся постоянно. Ясно, что мы считаем Крым частью Украины. Наш взгляд – стратегический, что, я думаю, логично для организации, в которой 29 стран.

Д.Г.: Правильно ли я понимаю, что военный ответ на Крым был в виде, например, военного присутствия, изменения планов проведения учений, возможного размещения иных, нежели прежде, вооружений?

Р.П.: Я не буду говорить о конкретных планах и оборонительных деталях. Я могу сказать, что, да, НАТО в смысле планирования системы обороны делает подходящую под угрозы композицию военных сил. Ведь в контексте того, о чем вы спрашиваете, говорится о присутствии военных элементов на востоке, и не только о контингентах, но и о силах быстрого реагирования. Эти силы полностью готовы, если будет решение Совета НАТО, тогда они могут, скажем, поехать туда, где они нужны. Я не говорю конкретно, это просто с точки зрения подхода. А в случае, например, киберобороны, вообще речь не идет о границах и регионах. Самое главное – это задача очень ясная, очевидная и с 1949 года не меняющаяся – обеспечить безопасность стран НАТО.

Д.Г.: Поскольку вы упомянули кибероборону, я хотел спросить вас о Страткоме – структуре с не очень понятным для меня статусом при НАТО, образованную для противостояния киберугрозам и информационным угрозам. Что это за структура, и насколько серьезную киберугрозу и информационную угрозу со стороны России сейчас испытывает НАТО?

Р.П.: Я сначала объясню, потому что это чуть-чуть сложновато. Если мы говорим про структуры НАТО, то это, конечно, штаб-квартира, в которой мы сейчас с вами говорим, со всеми своими политическими и другими отделениями. Есть, конечное, военная структура с разными отделами, начиная с SHAPE (Supreme Headquarters Allied Powers Europe, Объединенное верховное командование силами НАТО в Европе – Д.Г.). Есть и структуры, которые не являются частью институтов НАТО, но их можно назвать частью «натовской семьи». Центр по борьбе с киберугрозами находится в Таллинне, а Стратком, связанный с проблемой дезинформации, находится в Риге. Это сделано группой стран НАТО, и с точки зрения «натовской семьи» это think tanks, мозговые центры – места, в которых люди занимаются разработкой, делают интеллектуально-аналитическую работу, проводят учения, например. В этом году, кстати, прошло, может быть, самое сложное, самое большое в мире учение, связанное с киберобороной. У нас таких центров много – есть центр исследований терроризма, есть по энергетической безопасности, потому что для борьбы с этими проблемами нужно сначала лучше узнать – а что это за проблема, в какой степени здесь может быть потенциальная роль для НАТО? У этих мест есть и образовательная роль. Не все люди являются экспертами по кибербезопасности. А нужно хотя бы на минимальном уровне понимать разные базовые принципы, для недопущения того, чтобы уровень опасности рос.

Д.Г.: Вторая часть моего вопроса была об угрозе со стороны России – о ней в НАТО говорят часто. Насколько серьезную угрозу вы испытываете?

Р.П.: Мы это заметили, и я думаю, что все заметили – в последнее время дезинформация часто связана с киберугрозой. Конкретный сценарий: кто-то взломал систему, личную или какой-то организации. Это могут быть просто какие-то криминальные или террористические группы, но это могут быть также и государства. С точки зрения обороны таких систем разница невелика – все равно их нужно защищать. Но потом, к сожалению, бывает так, что эта информация, которая таким образом получается, используется в разных политических целях. Мы видим примеры попыток влияния на демократические процессы. Все это означает, что это и вопрос безопасности, и политический вопрос. Если страна использует дезинформацию с целью влияния на решения в другой стране или на ее политические процессы, это абсолютно фундаментальная угроза. Не могу сказать, что НАТО имеет все ответы, или мандат НАТО означает, что мы будем заниматься каждым аспектом. Но мы подключаемся и будем подключаться, потому что это для нас важно как для организации, это то, чего от нас ожидают страны-члены. Эти угрозы обсуждаются в последние 2-3 года в Европарламенте, в других парламентах, и я думаю, что уже есть понимание того, что это реально, что это не только слова. Уже есть полное ощущение этого. К сожалению, Россия и ее пропагандистские подразделения, информационный фон из России очень активную роль играют в этом процессе.

Д.Г.: Этот саммит был первым для Дональда Трампа. Судя по трансляциям встреч, можно было сказать, что, в общем, нет очевидного отторжения между ним и остальными лидерами, с которыми он там разговаривал, фотографировался, и так далее. Чем, по-вашему, для отношений Трампа и НАТО стал этот саммит? Кем оказался для НАТО Трамп вблизи?

Р.П.: Если говорить о том, что касается НАТО в разных высказываниях президента и его соратников и подчиненных – госсекретаря, министра обороны, главных советников, вице-президента, то для нас нет сомнений, что эта администрация будет поддерживать курс, который начался в 1949 году. США являются ключевым членом НАТО. Стиль – это, конечно, другое, не мне давать оценку. Всем понятно, что у президента Трампа такой яркий язык, к которому нужно привыкнуть. Может быть, самое важное – в последний месяц, уже благодаря решениям этой администрации, есть конкретные шаги, которые подтверждают, что США не только говорят о том, что поддерживают союзников в Европе, но и действуют. Военное присутствие выросло очень значительно в последний месяц, а совсем недавно были сделаны бюджетные предложения администрации Трампа, связанные с присутствием военных элементов США в Европе. И еще этот саммит был важным, потому что руководителям стран НАТО нужно быть лично знакомыми.

  • 16x9 Image

    Данила Гальперович

    Репортер Русской Службы «Голоса Америки» в Москве. Сотрудничает с «Голосом Америки» с 2012 года. Долгое время работал корреспондентом и ведущим программ на Русской службе Би-Би-Си и «Радио Свобода». Специализация - международные отношения, политика и законодательство, права человека.

XS
SM
MD
LG