Среди международных организаций, выразивших беспокойство по поводу жестокого подавления властями России мирных протестов прошедшим летом, была и Организация Объединенных Наций – самый представительный мировой форум по числу стран, в котором у России есть привилегированные права постоянного члена Совета Безопасности.
30 июля о том, что в Москве была применена чрезмерная сила при разгоне протеста, заявил официальный представитель Управления Верховного комиссара ООН по правам человека Руперт Колвилл: «Российская полиция, по всей видимости, применила чрезмерную силу против участников акции протеста в центре Москвы 27 июля… Полиция должна применять силу лишь соразмерно уровню опасности, если таковая имеется, и может прибегать к этой мере только в крайнем случае».
9 сентября и сама Верховный комиссар ООН по правам человека Мишель Бачелет заявила, что поддерживает призывы членов Совета по правам человека при президенте России к расследованию обвинений в чрезмерном применении силы со стороны полиции.
Как соотносятся действия властей России с одним из основных прав российских граждан, записанных в конституции страны и международных договорах, которые Москва ратифицировала – правом на выражение своего мнения?
На этот вопрос в эксклюзивном интервью Русской службе «Голоса Америки» отвечает Специальный докладчик ООН по вопросу о праве на свободу мнений и их свободное выражение Дэвид Кей (David Kaye).
Данила Гальперович: Каковы ваши выводы из той информации, которая у вас есть о протестах в Москве этим летом?
Дэвид Кей: Если посмотреть на то, что произошло этим летом, то, с одной стороны, это были замечательные события – в той части, что люди, несмотря ни на что, выходят на улицы с публичным протестом. Какие-то причины для этого были достаточно конкретными, какие-то – более общими, касающимися способов правления. И мы видели, что люди выходили на улицы с желанием протестовать именно мирно, осуществляя одни из своих основных прав – право на протест и на свободу самовыражения. И, очевидно, что эти их действия были подавлены. Уже долгое время власти в России, особенно в Москве, я бы сказал, сделали уличные протесты излишне зарегулированными, используя при этом всякие мелкие приемы – например, заявляя, что на протест нет разрешения. Но процесс получения такого разрешения крайне затруднен для людей, принадлежащих к оппозиции и к несогласным вообще. Это выглядит так, что предпринимаются целенаправленные усилия на то, чтобы не допускать осуществления людьми своего права на мирный протест. Это вызывает у нас значительную озабоченность. Мы видели подобное и в других местах этим летом – это происходило в Судане, это происходит прямо сейчас в Гонконге, такое же было и Венесуэле, и во многих других странах. И очень трудно смотреть на то, как подавляют мирный протест.
Д.Г.: Я помню, что когда-то Дмитрий Медведев, будучи президентом России, говорил, что подавление свободы самовыражения невозможно вообще, потому что есть интернет, и в нем каждый может высказаться. Действительно, есть относительная свобода самовыражения в мировой сети, но как только протест приобретает очный характер, как только люди физически выходят на улицы, власти, как мы это видим в России, стремятся это подавить. Почему так?
Д.К.: Конечно, нужно спрашивать прежде всего саму власть, чего она опасается. Но одно из основных правил в международном законодательстве о правах человека (и это законодательство принято и Россией): если вы намерены ограничить право на самовыражение, то вам нужно доказать необходимость таких действий защитой чего-то важного, например, общественного порядка или чего-то вроде этого. Ни в одном из случаев подавления протеста я не видел, чтобы власти доказали такую необходимость. Они также не продемонстрировали, что готовы прибегнуть к каким-то другим, нежели подавление протеста, способам поддержания общественного порядка – например, просто огородив место сбора протестующих. Для меня в особенности сложно сказать, какую именно опасность власти увидели в этих московских протестах, потому что эти протесты были мирными. В ходе любого протеста всегда существует риск того, что кто-то хочет выйти за пределы допустимого и проявить агрессию, но здесь-то протест был вообще мирным! Я предполагаю, что одним из моментов, обеспокоивших власти, было то, что, в отличие от просто распространения сообщений в WhatsApp и Telegram…
Д.Г.: Который, кстати, в России тоже пытаются запретить.
Д.К.: Да, кстати, и год назад уличные протесты в России были как раз по поводу Telegram, который власти попытались запретить и потерпели довольно комичную неудачу – так вот, уличный протест это что-то более очевидное, более публичное. Это именно демонстрация.
Д.Г.: Вы думаете, что власти считают уличный протест более заразительным?
Д.К.: Я не знаю точно, но думаю, что это является частью этих опасений властей. Когда вы делитесь сообщениями в группе в соцсетях, вы выражаете протест или несогласие в кругу людей, близких к вам по образу мыслей. У этого выражения не слишком большая возможность распространения убеждений. Публичный же протест – это не только ваше личное выражение недовольства по поводу того, что делают власти, но это еще и ваше обращение к обществу в поисках поддержки вашей позиции. И это ровно то, что многим правительствам не нравится. В данном случае то, что им это не нравится, очевидно.
Д.Г.: Что может ООН сделать со своей стороны, чтобы исправить эту ситуацию?
Д.К.: Мы ставим правительство в известность о нашей озабоченности, и мы делаем это регулярно, когда видим подобное подавление протеста. Насчет каких-то действий, кроме этого, или кроме того, что может сделать Совет ООН по правам человека – ну, нет каких-то особых мер принуждения, которые международное сообщество могло бы задействовать посредством ООН. Но я считаю критически важным обозначать проблему, как минимум, указывая на те случаи ограничения права на самовыражение, которые не согласуются с обязательствами в сфере прав человека.
