В прошлом году вышла в свет книга «Шостакович и Сталин: художник и царь», которую написал известный нью-йоркский музыковед и культуролог Соломон Волков. Предлагаем вашему вниманию окончание его интервью Русской службе «Голоса Америки».
Татьяна Рудник: Соломон, ваша первая профессия – музыкант. Но в этой книге — я имею в виду «Шостакович и Сталин» — вы не углубляетесь в подробный анализ музыки Шостаковича. Тем не менее то, что вы пишете о музыке, очень понятно и интересно именно немузыкантам…
Соломон Волков: Я и старался это сделать. Я старался, чтобы эта книга была понятна людям, которые даже вообще не знают нотной грамоты и, может быть, немного слышали музыки Шостаковича, но интересуются культурой двадцатого века. Я попытался вписать музыку Шостаковича в более широкий культурный контекст двадцатого века и показать, как взаимодействовали, скажем, такие люди — не обязательно лично, но иногда и лично, а главным образом через творчество — вот такие фигуры, как Шостакович и Пастернак, Шостакович и Мандельштам, Шостакович и Ахматова. Потому что обыкновенно пишут монографии отдельно о Шостаковиче, и тогда забывают о всей остальной культуре. Либо литературоведы пишут, скажем, о Пастернаке или Мандельштаме, совершенно не касаясь Шостаковича и музыки, потому что они не знают музыку. Одним из моих свойств всю мою жизнь было стремление к такому широкому спектру. И я хотел написать книгу, из которой можно было бы что-то узнать нормальному такому российскому интеллигенту, и западному интеллигенту тоже.
Т.Р.: Живя на Западе, вы написали много книг, но ваше имя, скажем, в музыкальном истэблишменте Америки прежде всего связано с именем Шостаковича.
С.В.: Да. Но также, я должен заметить, и с именем Баланчина. Потому что совсем недавно прошла серия мероприятий в Америке, связанных с столетием Баланчина, и меня приглашали на всякого рода симпозиумы, и я выступал на сцене баланчинского театра в Нью-Йорке, принял участие в фильме, посвященном Баланчину, который недавно показали, о поездке труппы Баланчина в Петербург в прошлом году. Так что Шостакович и Баланчин — это те два имени, в связи с которыми имя мое известно западной аудитории.
Т.Р.: Но с Баланчиным связана, очевидно, более позитивная оценка, а вот с Шостаковичем мнение американских критиков не всегда совпадает с вашим.
С.В.: Вы знаете, каждая моя книга вызывает на самом деле какие-то споры. И когда появилась моя книга о Баланчине (часто об этом забывают, потому что она вышла 20 лет тому назад), то тоже она была встречена спорами, но просто они улеглись. А споры вокруг Шостаковича продолжаются, потому что, я думаю, это фигура более спорная. И у меня есть такое ощущение, что и споры вокруг Шостаковича, и вот этой книги мемуарной, которую мы вместе с ним сделали и которую я издал на Западе, пожалуй, будут продолжаться… Книге 25 лет, был юбилей. Я уверен, что они будут продолжаться еще 25 лет, и долго-долго после того, как меня уже не будет на этом свете.
