Первая половина XVII века - золотой век голландской истории. Голландия была богатейшей страной в мире, когда ее охватила тюльпаномания. В разгар тюльпанного бума стоимость редкого цветка в десять раз превышала стоимость приличного особняка в престижном районе Амстердама. В 1637 году тюльпанный рынок лопнул, что принесло разорение множеству голландцев. Если на картинах голландской школы вы видите тюльпан, то знайте - это символ безумного расточительства, одержимости, которая чревата катастрофой.
Впрочем, многим из тех, кто меня сейчас слушает, наверное, эта голландская история известна. Так же, как она была известна и мне, но вот что я узнал из книги «Черт с теми, кто отстал» популярного автора, пишущего на экономические темы, Эдварда Ченселлора [Edward Chancellor Devil Take the Hindmost, Farrar, Straus, Giroux]: этих самых цветочков, в которые вкладывались состояния, на самом деле не существовало. В лучшем случае существовали луковицы тюльпанов, и на них, т. е. на будущие цветы, заключались срочные сделки.
Стремительно раздувающийся рынок, основанный на спекуляциях будущими ценностями, экономисты называют «пузырем», по-английски bubble. В японском произношении это звучит «бабуру», и, как рассказывает Ченселлор, в 80-е годы японское правительство раздувало колоссальный «бабуру». Поощряемые правительственной политикой такие компании, как «Тойота», «Ниссан» или «Шарп», лишь меньшую часть своих доходов получали от продажи автомобилей или электроники, а большую - от финансовых махинаций. Земельные спекуляции привели к тому, что стоимость участка, занимаемого императорским дворцом в Токио, была больше, чем вся вместе взятая недвижимость огромной и богатейшей Калифорнии.
Такие финансовые пузыри, bubbles, «бабуру», могут поддерживаться или не поддерживаться правительствами, основываться на торговле будущими тюльпанами или будущими автомобилями, но у них есть одно общее свойство: рано или поздно любой «бабуру» должен лопнуть. В 80-е годы многие японские домохозяйки стали крупными игроками на бирже срочных сделок, но в 90-е им пришлось вернуться если не к разбитому корыту, то к очень ограниченному бюджету расходов на еду и одежду.
Но пока пузырь не лопнул, появляется класс людей, ошалевших от свалившегося на них богатства. «Они покупают шикарные дома, тачки и золотые часы с бриллиантами не только своим любовницам, но и женам». Думаете, это про «новых русских» в современной Москве? Нет, это про «новых британцев» в Лондоне 1720 года, и пусть простит меня тень великого сатирика сэра Ричарда Стила за то, что я перевел здесь «кареты» как «тачки». Стил писал о маклерах, разбогатевших на торговле акциями, ничем не обеспеченными, кроме обещания сказочных доходов от географических открытий в Южных морях.
Кстати сказать, варианты выражения «новые русские» появляются во всех языках в связи с феноменом быстрого обогащения. Во Франции они называются вошедшим в международный лексикон словом nouveau riche («новобогач»), в Японии - шиндзинру, «новые люди».
«Новые американцы» тоже не лыком шиты. Если к Хлестакову «суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа», то жена одного крупного ньюйоркского спекулятора, напротив, послала мужу в Париж, правда, не суп, а торт на день рождения, и не на пароходе, а на сверхзвуковом «конкорде». Торт был крупный, и для него пришлось взять два места рядом, что обошлось тысяч в двадцать долларов. Сама она с тортом приехать не могла, поскольку делала в это время в квартире ремонт (я чуть было не сказал «евроремонт») стоимостью в 20 миллионов.
Ченселлор приводит примеры, доказывающие, что и финансово-математическая гениальность не предотвращает того, чем заканчивается раздувание пузыря. Вот что произошло, например, с американской инвестиционной фирмой Long Term Capital Management. В числе ее заправил были два нобелевских лауреата в области экономики Майрон Шолс и Роберт Мертон, вдвоем разработавшие для своей фирмы, которая обслуживала только сверхбогатую клиентуру, компьютерную инвестиционную программу. Эта замечательная программа принесла фирме миллиарды долларов убытка, поставила ее на грань банкротства.
«Не первый случай в истории», - говорит Ченселлор. Если бы в 1690 году существовали нобелевские премии по экономике, то лауреатом непременно бы стал шотландский финансист Джон Лоу, который разбогател, играя в азартные игры на основе разработанной им теории вероятности. Прославившийся Джон Лоу обанкротил массу людей, вложивших деньги по его рекомендации в печально известный «миссисипский пузырь».
Основа «пузырей», по мнению Ченселлора, всегда психологическая: это комбинация жажды обогащения с энтузиазмом по поводу чего-то нового - невиданного цветка, экзотических стран, технических изобретений. По его мнению крупнейший, возможно, в экономический истории «пузырь» - это интернет, рыночная стоимость которого уже перевалила за триллион долларов. Этот триллион складывается из миллиардов, вкладываемых в интернетные компании в надежде на будущие доходы, тогда как фактически сегодня они деньги теряют.
Остается вопрос: если Эдвард Ченселлор знает, что все пузыри лопаются, если мы знаем, что все пузыри лопаются, то почему всегда находятся люди, которые накачивают пузыри своими кровными денежками? Потому же, почему никогда не переведутся игроки, потому что всегда есть люди, балансирующие на грани азарта и безумия, пишет в рецензии на книгу Ченселлора Адам Смит. Не тот Адам Смит, а современный американский Адам Смит, тоже довольно известный экономист, да к тому же, в отличие от того Адама Смита, еще и телевизионный комментатор.
