Мой коллега и друг Владимир Фрумкин, я думаю, известен постоянным слушателям наших передач. Сегодня мы пригласили его в связи с тем, что в России готовится к выходу книга, посвященная памяти Булата Окуджавы. Среди авторов этого сборника - известные писатели, поэты, музыканты. Свои воспоминания об Окуджаве написал для этого сборника и Владимир Фрумкин - один из наиболее авторитетных исследователей и интерпретаторов творчества Окуджавы
Семен Резник:
Володя, ведь вас связывали с Окуджавой долгие отношения, расскажите, как вы с ним познакомились?
Владимир Фрумкин:
Мы познакомились очень просто. Это было в 67 году, когда издательство «Музыка» в Москве решило опубликовать небольшой сборник песен Булата. Я подобрал 25 песен, написал предисловие и, главное, что музыка там была - я записал нотами.
С.Р.:
Ну да, ведь Булат сам не записывал музыку…
В.Ф.:
Он был чисто интуитивный музыкант и записывать не умел. Вот на этой почве мы и познакомились, он мне сильно помог. Правда, сборник потом так и не вышел.
С.Р.:
Потом ведь вы эмигрировали, это не прервало ваши отношения?
В.Ф.:
Да, в 74 году я уехал, но отношения продолжались. Мне удалось переправить рукопись несостоявшегося сборника. Этот маленький сборник разросся в два больших издания. Это все переиздавалось - с фотографиями, с высказываниями Булата, с нотной строчкой, с аккордовой строчкой… Булат продолжал мне помогать, мы переписывались, перезванивались, я потом посылал ему книжки, когда они выходили, и он раздаривал их своим друзьям и просил еще.
С.Р.:
Булат Окуджава - он писал стихи и музыку и, как я понимаю, он это делал одновременно, у него все это было слитно. Но вот позднее, когда он уже был признан, многие маститые композиторы пытались по-своему написать эти песни, музыку, и, кажется, у них это не очень хорошо получалось. Как вы это объясняете?
В.Ф.:
Самый яркий случай - это попытка Матвея Исааковича Блантера, замечательного советского песенника, автора «Катюши» и других знаменитейших песен. Мы познакомились в поездке в Англию и Шотландию в 65 году, еще до моего знакомства с Булатом. И Блантер подошел ко мне и сказал: «Вы знаете, мне нравятся стихи Окуджавы, но музыка никуда не годится. А я хочу использовать стихи, потому что наши текстовики перестали нравиться советской молодежи». И он специально выбрал пять песен Окуджавы - не просто стихов, а песен, что бы устроить музыкальное соревнование. Он прямо мне сказал: «Я покажу, как надо писать музыку к таким стихам».
С.Р.:
И как же он написал?
В.Ф.:
Из пяти песен музыкальное решение совпало только в одном: «В барабанном переулке барабанщицы живут…». И у Окуджавы это тихий сдержанный марш, и у Блантера тоже. Хорошо было сделано. Но четыре остальные были совершенно, как говорят, «не в ту степь».
С.Р.:
А в чем это выражалось?
В.Ф.:
Он просто не понял подтекста, он привык иметь дело с «однослойной» поэзией, с очень упрощенной. Ну вот пример, «Старый пиджак» Окуджавы… Я напомню, у Булата он звучит, как такая грустная, немножко ироническая баллада:
Я много лет пиджак ношу,
Давно потерся и не нов он,
И я зову к себе портного,
И перешить пиджак прошу.
Если читать только стихи, не слушая, как поет Булат, то они живые, он рассказывает какой-то забавный эпизод, он приносит старый пиджак портному… Но если вдуматься и, особенно, если вчитаться в последние строки, то видишь, что это ужасно грустная вещь. А Блантер «клюнул» на внешнюю оживленность этого стиха и написал в духе водевильного марша. Хиль записал на пленку весь этот текст, и… Эдуард Хиль: «Я много лет пиджак ношу, давно потерся и не нов он…» - аккомпанемент веселенький…
С.Р.:
Как же Окуджава на это отреагировал?
В.Ф.:
Окуджава мне сказал, что Блантер проиграл ему: пригласил к себе домой, проиграл весь этот цикл… «Ну и как»? Я ничего не понял, и сказал ему: «Ну, наверное, можно и так». Был его такой мягкий приговор, этому эксперименту.
С.Р.:
А вот вы исполняете песни вместе с вашей дочерью замечательной. У вас получился дуэт, но ведь вы поете музыку Окуджавы?
В Ф.:
Да, без каких либо изменений, только что мы разложили это на два голоса.
С.Р.:
И как он относился к вашему исполнению?
В.Ф.:
Когда он приехал второй раз в Америку, это было в 87 году - я тогда жил при Оберлинском колледже, в Огайо, недалеко от Кливленда - он послушал нашу кассету, и очень растрогался, и потом, когда мы везли его в Вашингтон, он слушал в машине, попросил поставить. Уже вернувшись в Москву, написал: «Постоянно слушаю тебя с Маечкой и плачу».
С.Р.:
И последний вопрос: сейчас ваша дочь уже взрослая, она продолжает петь. Вы поете вместе, или теперь вы пошли разными дорогами?
В.Ф.:
Когда мы встречаемся, и есть гости и желающие послушать, мы поем. И будем петь скоро, когда будет вечеринка по поводу ее помолвки.
