Название этого фильма - «Макс» (Max) - намеренно вводит нас в заблуждение. Картина должна была бы называться «Адольф», и называлась бы так, если бы этот самый Адольф из фильма не был тем самым Адольфом из истории - Адольфом Гитлером.
На худой конец фильм можно было назвать «Макс и Адольф». Ибо этот не очень масштабный, не слишком исторически достоверный киноэкзерсис имеет в своей основе историю странных взаимоотношений молодого Адольфа Гитлера (Ноа Тэйлор), отставного ефрейтора, только что вернувшегося с полей Первой мировой войны, и галерейщика-еврея Макса Ротмана (Джон Кьюсак) - способного художника, потерявшего на войне руку и компенсирующего свою потерю пропагандой новой германской экспрессионистской живописи, отражающей ужасы первой мировой бойни и предсказывающей еще более страшную катастрофу второй.
История не знает сослагательного наклонения, но фильм намеренно провокационно задает вопрос: «А что, если?..». А что, если бы опаленный войной ветеран Адольф Гитлер был признан как художник, к чему по фильму, да и в реальной жизни он стремился? Стал бы мир в этом случае свидетелем невиданных преступлений против человечества, инициированных художником-неудачником, ставшим извращенно талантливым политиком, соблазнившим высококультурную германскую нацию превратиться в стаю кровожадных убийц?
Мы встречаем Макса и Адольфа в 1918 году в Мюнхене. Том самом - колыбели нацизма.
Макс, как его играет разносторонне талантливый Джон Кьюсак, - амальгама разных реальных людей, типичных для того времени в побежденной Германии. Он - странная комбинация германского патриотизма и еврейского идеалистического гуманизма, столь типичных для эмансипированного германского еврейства.
Автор сценария и режиссер-постановщик картины Менно Мейес (в свое время номинированный на «Оскар» за сценарий фильма Стивена Спилберга «Фиолетовый цвет») очень умно и верно для данного фильма представляет нам молодого Гитлера не как законченного монстра, а скорее как жертву и пешку в шахматной игре более значительных, чем он, игроков. Правда, пешку, желающую стать ферзем.
Актер Ноа Тэйлор удивительно точно передает не только физическую грязноватость своего персонажа, но и загрязненность его души бродящими в ее глубинах странными и опасными идеями.
Было бы проще всего для Майеса и Тэйлора быстро обозначить Гитлера как известное каждому школьнику чудовище, но нам предлагают не документальный фильм на историческом канале телевидения. Художественное кино на то и художественное, чтобы увидеть в том, что уже давно свершилось, повод для сегодняшних философских размышлений.
Да, трудно, зная историю, поверить, что покровитель печей Освенцима мог искать дружбы и поддержки еврея. А тот, пытаясь помочь сотоварищу-ветерану, старался разбудить в нем дар художественного откровения, побудить к прорыву в спасительную бесконечность и благородное бессмертие искусства. И даже увидел особый талант футуриста в разработках Гитлера (кстати, в фильме они реальные) нацистской символики, флагов, архитектуры (позже воплощенной в шпееровских проектах рейхсканцелярии и всемирно известных теперь автобанов).
Картина, в общем, о том, как творчество - художественное или политическое - может быть созидательным, а может быть и деструктивным.
Вышеупомянутый придворный архитектор Гитлера Альберт Шпеер сказал: «Если вы хотите понять Гитлера, то вы должны понять, что он в первую очередь был художником».
Великий Чарли Чаплин, удивительно точно высмеявший Гитлера в «Великом диктаторе», совершенно всерьез называл Гитлера «самым талантливым на свете актером».
«Макс» (и не примите это как слишком дидактическое утверждение) предупреждает, что вопреки наивному предположению пушкинской версии австрийского соотечественника Гитлера композитора Моцарта, «гений и злодейство» - две вещи вполне совместные. Даже если гений маленький, а злодейство большое.