Три недели в июне этого года стали очередным этапом репортерской миссии в Чечне, которую по собственной воле несколько лет назад взяла на себя корреспондент французской газеты «Либерасьон».
Инна Дубинская:
«Война в Чечне продолжается. Кровь, бомбы, снайперы, пытки и запугивание выматывают обе стороны. К сожалению, до окончания конфликта далеко. Возможно, он никогда не закончится. Проблемы не то, что не решаются, на них даже не обращают внимания». Это звучит как сегодняшний репортаж. Но это перевод отрывка из вашей книги «Проклятая война», опубликованной во Франции в 2000 году и изданной в переводе на английский в Америке год назад. Как вы и обещали в книге, вы не раз возвращались в Чечню в качестве свидетеля, чтобы рассказать миру правду об этой войне. В последнй раз вы там были три недели в июне. Что изменилось в Чечне со времени написания книги?
Анн Нива:
Многое изменилось, но к сожалению - к худшему. Ситуация хуже сегодня, чем была последний раз, когда я была в Чечне год назад. Это было в апреле в 2001 году. Я как-то надеялась, что на этот раз все будет немножко по-другому. Потому что, судя по тому, что русская пропаганда нам говорит, там ситуация просто нормализуется, улучшается. У людей есть работа. Большинство всех этих зданий в Грозном ремонтировались. И так далее. На самом деле - ничего подобного. Еще раз повторяю - ситуация ухудшилась. У людей нету средств, чтобы выжить. Никаких денег нету. Никакой работы нету. Если ты чеченец, тебе двадцать лет, и ты живешь в Грозном, у тебя нет никакого будущего, абсолютно ничего. Плюс к этому - страх. Больший страх сегодня, чем был год назад. Сейчас русская армия решила вести эту войну по-другому. И хотя они до сих пор называют это не войной, а анти-террористической операцией, сейчас это только зачистки. Зачистки... зачистки... зачистки... Каждый день. Они могут произойти в любом месте, в любой момент, когда угодно. Кто бы ты ни был, ты вообще в опасности из-за зачисток. И это новое. Конечно я, слава Богу, не попала сама в зачистку, но я видела, как начинается зачистка в Грозном, например. И я видела результат зачисток. Как например, в селе Мискер-Юрте. То, что было в этом селе, которое находится в трех километрах от Аргуна, это трудно объяснить словами. Эта зачистка длилась двадцать один день. Двадцать один - это очень долго. Это очень долго, потому что обыкновенно это - два-три-четыре дня. Ну иногда - неделю.
И.Д.:
В чем она проявлялась? А.Н.:
Два дня после того, как село открылось после зачистски, люди были в страхе. В таком страхе, какой я никогда не видела в своей жизни. Они даже со мной... не то, что не хотели... не смогли говорить. У них не было слов. У этих женщин, у мужчин. Это было трудно для них объяснить, что произошло там. И к началу зачастки ночью ГРУшники появились на вертолете и просто закрыли это село. После этого было совсем невозможно передвигаться. Те, которые были внутри Мискар-Юра, не могли уехать никуда. Ни пешком, ни на машине. Потом я знаю, что несколько женщин этого села... они были в таком ужасе, что написали письмо жильцам Аргуна. Это письмо дошло до Москвы, до Аслаханова. Аслаханов был в ужасе, когда он это читал, и сразу улетел в Ингушетию, и приехал в Чечню, хотя он хотел, конечно, в Мискер-Юрт. Его не пропустили тоже. Его не пропустили на блок-постах. Специально не пропустили там на блок-постах, которые эти ГРУшники устроили. В конце концов, в четвертый раз ему удалось. Через четыре дня после того, как он там был, они открыли обратно Мискер-Юрт. И через два дня после этого я вошла в Мискер-Юрт. Я никогда не забуду эту женщину, которая потеряла трех сыновей. Им было пятнадцать, тринадцать и одиннадцать лет. Дети. Не боевики, конечно. Которые были у себя дома, во дворе играли. И когда ГРУшники вошли, они просто их забрали, как они забирают ежедневно... я не знаю, сколько человек. И они исчезли. И она больше их в живых не видела. Она их видела только мертвыми. В ямах, которые русские даже не скрывали. Когда они уехали, они даже не скрывали эти ямы. И я видела эти ямы. И я видела этих трех сыновей. И было ясно, что их пытали. До того, как убили. И это не только эти трое молодых людей. Там было много ужасных вещей вообще. Когда я видела в Мискер-Юрте всех этих людей, которые бегали, чтобы узнавать, где их мертвые, где их найти вообще, это было ужасно.
И.Д.:
Почему обо всем этом не пишет русская пресса? Почему об этом наши слушатели должны узнавать из Америки?
А.Н.: Потому, что нету ни одного русского журналиста, который там был бы. И Мискер-Юрт - это только один пример. Я могу вам дать тысячу других примеров. Сейчас мы говорим об этом - и сейчас идет зачистка где-то в Чечне.
И.Д.:
Почему там нет русских журналистов? А.Н.:
Там не только нет русских журналистов. Но там нет и иностранных журналистов. Там нет журналистов вообще. И.Д.:
Их не пускают?
А.Н.:
Их не пускают. И хотя никто не победил в эту войну... Победителя нету. Но на уровне пропаганды это очевидно, что Путин победил в этой пропагандистской войне. Потому что нету ни одного журналиста. Дело в том, что есть эти организованные группы, организованные русской армией. Иногда есть толпа журналистов, которые просто путешествуют с русской армией. И конечно русская армия не будет им показывать то, что видела я.
