Недавно в нью-йоркском издательстве «Ривэрхэд» вышла книга бывшего петербуржца Гэри Штейнгарта «Путеводитель русского иммигранта». В нашей беседе по телефону автор рассказал о книге и о своей иммигрантской жизни в Америке.
Инна Дубинская:
Почему вы столь скептически относитесь к адаптации, к ассимиляции выходцев из бывшего Советского Союза в Соединенных Штатах?
Гэри Штейнгарт:
Вообще, нужно сказать, что сейчас много книг печатают эмигранты из разных стран, даже моего возраста - мне только что исполнилось тридцать лет - из Доминиканской республики, с Гаити, из Китая, из Кореи, и почти никто из них не пишет об эмиграции саркастически. Я бы сказал, что только один корейский писатель Чэн Рей Ли, который был моим профессором, очень интересно пишет про корейское общество и об Америке. Мне кажется, писать саркастически - это все-таки русская традиция, от Гоголя до сегодняшнего дня, до Пелевина. Я приехал в Америку, когда мне было лет семь, ранний возраст, но адаптация для меня была очень трудной. Дома мы говорили только по-русски, читали только русские книги, телевизор мне родители вообще не разрешали смотреть - что, конечно, было очень хорошо для моего развития, как писателя. Очень было трудное время. Тогда был 79 год, и война в Афганистане только что началась, и дети, которые меня окружали, смотрели на меня презрительно, потому что русские считались врагами Америки. Так что с самого начала было очень сложно. Многие считают, что детям гораздо легче адаптироваться. Но это не совсем правильно. Я, например работал в организации, в Нью-Йорке, и там была целая программа помощи подросткам из бывшего Советского Союза, у которые были проблемы с наркотиками, с алкоголем - и это были достаточно большие цифры - многие приходили искать помощь к нам. Так что адаптироваться в Америке - это не всегда так легко, как кажется.
И в то же время, я смотрю саркастически не только на русских в Америке, но и на американцев - они никак не смогли вникнуть, что такое быть русским. Но сейчас, когда я приезжаю в Россию, русские тоже не имеют никакого понятия, что такое быть американцем, и что такое жизнь в Америке. Многие русские считают, что американцы некультурны и не образованы – это, конечно, совершенно не так. Когда я в Америке, я не чувствую себя стопроцентным американцем. Но и когда я в России, я не чувствую себя даже близко к полному русскому. Так что нас называют «generation one point five» - полтора поколения, мы как бы потеряны.
И.Д.:
«Свой среди чужих, чужой среди своих…
Г.Ш.:
Да-да, именно так. И иногда я чувствую, что самое для меня комфортабельное место - это быть на самолете и лететь между Европой и Америкой. Как-то чувствуется, что этот переход для меня самый естественный. Но в то же время, я считаю, что место на земле самое комфортабельное для меня - это конечно город Нью-Йорк.
И.Д.:
Почему?
Г.Ш.:
Потому что здесь все люди, которых я знаю - по статистике половина населения Нью-Йорка родилась не в Америке - иностранцы, иммигранты - то есть, люди, не родившиеся в США. Многие из моих друзей, например моя возлюбленная - она из Кореи приехала… Все мои друзья откуда-то из другого места, и вместе мы чувствуем себя, как будто Нью-Йорк это наша страна. Мне кажется, это будущее всего мира - города, где люди всего мира смешаны и могут жить более или менее без вражды. Мне кажется, Лондон становится таким городом, Берлин хочет стать, но есть всякие препятствия к тому, Париж теряет, мне кажется, этот статус. Но самое главное, вот эти глобальные города. И мне кажется, что будущее литературы, фильмы, любая сфера культуры будет зависеть от того, что происходит в этих громадных, глобальных городах, из которых Нью-Йорк - самый главный. Недаром террористы напали на нас, а не на другие города, потому что мы самые прогрессивные, либеральные, и мы, как бы - луч из будущего. Все будет происходить в Нью-Йорке, я почти что уверен.
И.Д.:
Гэри, увидят ли читатели вашу книгу на русском языке?
Г.Ш.:
Я не знаю, это очень странно: ее сейчас переводят на французский, итальянский, голландский, немецкий и всякие языки, но почему-то никто не купил еще русские права на книгу. Я не знаю. Будем надеяться, что скоро купят.