Сегодня мы возвращаемся в Канзас-Сити с тем, чтобы отдать должное его афро-американскому наследию и музыкальной культуре, прошлого и настоящего...
Я упоминала в рассказе о городе, что за Канзас-Сити, как и за Новым Орлеаном, довольно долгое время слыла репутация города порочного и распутного - и не без оснований. И, как и Новый Орлеан, он по-прежнему слывет городом джаза, и вполне по праву. Музыка – главное достояние города, его гордость...
Когда двенадцатого марта 1955 года пришло известие о безвременной кончине гениального саксофониста Чарли Паркера, - «Птицы», как звали его во всем мире знатоки и почитатели джаза, - на стенах клубов, где он играл, начали появляться надписи: «Птица жив». Эти слова звучали как заклинание и отказ принять факт его трагического ухода из жизни. Вряд ли авторы граффити могли предположить, до какой степени слова эти окажутся пророческими. Музыку Паркера не только знают и помнят: она вдохновляет все новые поколения джазовых музыкантов и звучит в их дерзких импровизациях. Звучит она, а значит и живет, и в Музее джаза Канзас-Сити, на площади, названной в честь Паркера, неподалеку от того места, где он, уроженец этого города, играл, будучи подростком.
«Чарли Паркер был особенным... Особое место занимает он и в жизни Канзас-Сити, - говорит куратор музея Хуанита Мур. - Его музыка по-прежнему феноменально популярна, он по-прежнему эталон бибопа. Это был человек поиска, его неуемность и потребность идти вперед навсегда изменили джаз».
Упомянутый мною Музей джаза, построенный и открытый несколько лет назад, находится в стороне от центра, в районе, который еще совсем недавно был весьма непрезентабельным. Сейчас его облик стремительно меняется благодаря проекту, который называется по имени района «Eighteenth and Vine Project». Здесь, на углу улиц Восемнадцатой и Вайн, стоит здание с довольно скучным и длинным названием «Mutual Musician Foundation». Это приземистое здание ярко-розового цвета более шестидесяти лет являлось цитаделью джазовых музыкантов города и в восемьдесят первом было объявлено охраняемым государством историческим памятником. Лучше всего заглянуть сюда в пятницу или субботу, а время желательно выбрать после полуночи, ближе к часу, когда здесь собираются музыканты на «джем-сешен», которые порой кончаются в седьмом часу утра.
Возвращаясь к упоминанию о порочной репутации города, как ни странно, именно «порочная сторона» существования Канзас-Сити привела к бурному расцвету джаза, который пришелся на время Великой Депрессии, а еще точнее - на двадцатые и тридцатые годы, когда мэром города был легендарный Томас Пендергаст.
Рассказывают, что в девять часов вечера Пендергаст, как правило, был уже в постели, в буквальном смысле слова закрывая глаза на то, что происходило в городе. Это давало возможность контрабандистам не только нарушать сухой закон, который нанес серьезный ущерб многим городам Америки, но сделать его источником процветания города. В Канзас-Сити один за другим открывались бары (их называли «спик-изи»), где велась нелегальная торговля спиртным, предлагали услуги женщины легкого поведения и потчевали специфическим канзасским блюдом «tailspin», которое подавали, с целью маскировки, в блюдечках. Напиток этот был увековечен в джазовом шлягере «Тэйлспин блюз».
«Спик-изи» были открыты круглые сутки, и именно здесь находили пристанище черные джазовые музыканты, а их было большинство. Черные музыканты не имели права на членство в профсоюзе, и плату получали самую ничтожную, но так как клубы тянулись буквально на несколько миль, то кое-что подзаработать им все-таки удавалось, переходя из одного «спик-изи» в другой.
В 1928 году был организован первый профсоюз музыкантов африканского происхождения, который через два года расквартировался в здании на углу Восемнадцатой улицы и Вайн. Очень скоро из чисто административного центра место превратилось в джазовый клуб. В пятидесятые годы, после того как произошло слияние профсоюзов белых и черных музыкантов, «Фаундэйшен» существует как частная организация.
Нечто подобное произошло, кстати сказать, и с бейсболистами афро-американского происхождения: в конце девятнадцатого столетия в результате так называемого «Джентльменского соглашения» они были исключены из бейсбольной «белой» лиги. В 1920 году спортсмены афро-американского происхождения организовали собственную Негритянскую национальную лигу, но лишь в 1960 году, в результате интеграции, черные игроки получили право выступать за главные безбольные лиги.
История черного бейсбола, его профессиональных триумфов и побед в борьбе за гражданские свободы отражена в музее Негритянской бейсбольной лиги, примыкающем к Музею джаза. Создание этого музея - также часть двадцатишестимиллионного проекта по возрождению и реставрации пришедшего в упадок района Вайн и Восемнадцатой улицы. Среди черных бейсболистов, о жизни которых вы сможете узнать, посетив этот музей, - Сатчел Пейдж, Кул Папа Белл, Конни Джонсон.
А вот из имен тех, кто играл в стенах «Мьючюал мюзишен фаундэйшен», можно составить книгу «Кто есть кто в американском джазе». Самое замечательное, что место это по-прежнему является средоточием музыкальной жизни города. Никогда не знаешь, попав на «джем-сешен», кого можешь услышать или увидеть среди гостей. Говорят, что на пианино, которое стоит здесь с незапамятных времен, частенько играл Каунт Бейси. Напомню вам, что организованный им джаз-бэнд назывался «Канзас-Сити севен».
Обстановка в клубе - самая непринужденная, вход - бесплатный, еда - на редкость незамысловатая, но очень вкусная: самое популярное блюдо - острое и пахучее жаркое из бобов, а напиток – кока-кола с ромом. Но стоит только зазвучать музыке, как ноги сами собой начинают отбивать такт, сердца наполняются радостным ожиданием свободного и непредсказуемого джеминга, отступают на задний план все недоразумения, порождаемые предрассудками и национальными различиями, все подчиняется власти джаза.
Джазу посвящена и стенная роспись одного из местных художников. Не уроженца, нет: в Канзас-Сити Александр Остин попал из Флориды и был типичным бомжем, пока не обосновался со своим нехитрым скарбом, кистью и красками неподалеку от клуба и начал делать портреты местных и заезжих музыкантов, выступавших в клубе. На его черно-белые портреты обратили внимание знатоки, и теперь Остин знаменит почти так же, как те, кого он рисовал. Среди изображенных им на стенной росписи - джаз-портреты легендарных Эллы Фитцжеральд, Билли Холидэй, Диззи Гиллеспи и, разумеется, уроженца Канзас-Сити и его гордости Чарли Паркера.
Бывалые журналисты утверждают, что песня «Я еду в Канзас-Сити» может служить паролем в самых разных частях света. Человек, с которым вы общаетесь или пытаетесь общаться, может знать всего несколько английских слов или фраз, но стоит произнести название города, и ваш собеседник, кто бы он ни был: супер-хиппи в Амстердаме, мусульманин в Марокко или типичная немецкая фрейлейн, тут же озаряется лучезарной улыбкой и начинает напевать или насвистывать знакомый мотивчик.