Трех месяцев оказалось достаточно, чтобы августовская война между Россией и Грузией разделила судьбу многих, если не всех, региональных конфликтов современности: начавшись вопреки прогнозам большинства экспертов, она почти сразу же превратилась в политический символ, за которым не так-то просто разглядеть подлинные контуры события. Между тем инцидент отнюдь не исчерпан: официальный Тбилиси не смирился с потерей Южной Осетии и Абхазии, новый статус которых гарантируется присутствием на их территории российских войск. Европейское сообщество обеспокоено тем, чтобы забота о молодой демократии не помешала бесперебойным поставкам энергоносителей из России.
Как воспринимает сложившуюся ситуацию нынешнее грузинское руководство? Каковые его цели, и как оно намерено бороться за их достижение? За ответами на эти вопросы Русская служба «Голоса Америки» обратилась к вице-премьеру правительства Грузии Георгию Барамидзе.
Алексей Пименов: Господин вице-премьер, мой первый вопрос к вам связан с трагическими августовскими событиями. Зачем эта война понадобилась нынешнему российскому руководству?
Георгий Барамидзе: Наверное, это дело будущих историков – проанализировать факторы, обусловившие политику России, и объяснить, что привело к войне, - иными словами – ответить на вопрос, почему российские власти решили отдать войскам приказ перейти российско-грузинскую границу и начать вооруженные действия против Грузии. Мы же полагаем, что главной их целью было показать всем странам региона, что Россия по-прежнему сильна, что она восстанавливает свою былую мощь и влияние, что она вновь становится великой державой. Однако была, конечно, и другая причина – я имею в виду энергетику. Совершенно очевидно, что Россия хочет использовать свои энергетические ресурсы как рычаги политического давления, причем речь, разумеется, идет и о давлении на Запад. И в этом не было бы ничего предосудительного, если бы Россия действовала цивилизованными методами.
Однако России не по душе стремление Грузии стать членом западного сообщества, а не членом того сообщества, центром которого является Россия, - как бы ни называть его, СНГ или как-то иначе.
При этом найти повод для войны было нетрудно: на территории Грузии существовали сепаратистские режимы, поддерживаемые Москвой. Им оказывалась и экономическая, и политическая поддержка, им поставлялось оружие. И, разумеется, при общей нестабильности найти повод для вторжения труда не составляло.
А.П.: Давайте обратимся теперь к внутриполитической ситуации в Грузии. Мы знаем из истории, что подобные конфликты нередко приводят общество к расколу. Но бывает и наоборот: появление внешнего врага способствует консолидации. Что же произошло на этот раз?
Г.Б.: Консолидация. Наше общество видело, что Россия – вопреки грузинским интересам, но также и вопреки подлинным интересам самой России – старалась дестабилизировать Грузию. Когда появляется внешняя угроза, да еще такая мощная, общество поневоле консолидируется. Именно этим и объясняется очень высокий рейтинг президента Саакашвили во время первых выборов, да и довольно высокий уровень его популярности в момент его переизбрания, - и это несмотря на очень тяжелые реформы в стране и на обилие серьезных социальных проблем, нерешенных по сей день.
Поначалу вся политическая элита страны сплотилась вокруг правительства. Правда, потом, как только непосредственная угроза для существования грузинского государства миновала, оппозиция вновь начала действовать в своем ключе. Но я бы не сказал, что эта война привела к существенным изменениям в расстановке политических сил.
Здесь необходимо учесть одно важное обстоятельство: эта война началась не 7 августа 2008 года, а значительно раньше. Ведь война, которая шла в уже 90-е годы, естественно, была войной между Грузией и Россией. На международной арене об этом никто не решался сказать прямо, но в Грузии об этом знали все. Это российские войска бомбили наши позиции, хотя генерал Грачев цинично заявлял, что, дескать, грузины сами перекрашивают свои самолеты и бомбят свои позиции. Мы помним, что когда президент Шеварднадзе посетил то место, где был сбит российский военный самолет, то сразу же последовал именно такой комментарий.