Сказать, что репутация либерализма в России скомпрометирована — значит сильно преуменьшить масштабы бедствия. Слово «либерал» сегодня нередко употребляется в обиходной речи на правах ругательства, а те, кто его таковым не считают, стараются пользоваться им крайне осмотрительно.
Одна из важных причин такой непопулярности либерализма заключается в том, что в России под этим термином понимается почти исключительно тип экономического устройства общества, и попытка такого устройства изначально не была в России удачной, а сегодня практически потерпела крах. Если рискнешь в споре с российским оппонентом указать на то, что либерализм — это в значительной мере также обоснование морали свободного человека в свободном обществе, опять сталкиваешься с непониманием. Мораль дискредитирована, она есть лишь средство маскировки неблаговидных мотивов, большей частью все тех же экономических, и низведена до кодекса так называемой «политической корректности».
В подобной ситуации трудно апеллировать, скажем, к Джону Локку, Джону Стюарту Миллю или Исайе Берлину; они не входят в список модных сегодня авторов. Именно Милль наиболее подробно изложил основы либеральной морали в своем труде «О свободе». Как характеризует этот моральный свод философ Эдвард Скидельски в своей статье в британском журнале Prospect, он представляет собой комплекс прав и обязательств и исходит из принципа суверенитета человеческой личности по отношению к обществу и составляющим его индивидам.
Но Скидельски упоминает либеральный моральный кодекс вовсе не затем, чтобы лишний раз его похвалить. Он указывает на глубокий нравственный кризис, охвативший, по его мнению, британское общество, и винит в этом именно либеральную мораль. По его мнению, наши нынешние моральные принципы нуждаются в фундаментальной реформе.
Иллюстрируя слабость либеральной морали, автор приводит пример: человек, выполнивший свои обязательства на текущий день, волен провести его остаток, попивая пиво и смотря по телевизору порнографию, никто не вправе упрекнуть его за такое поведение. Но можно ли всерьез считать его нравственным эталоном? В качестве альтернативы Скидельски предлагает отошедшую в прошлое концепцию «добродетели», о которой сегодня мало кто говорит.
Преимущество добродетелей по сравнению с системой прав и обязательств заключается в том, что их не отложишь в сторону за пивом и телевизором. Проблема с добродетелями, которую Скидельски вполне признает, заключается в том, что их единого общепризнанного списка никогда не существовало. Древние греки выделяли мужество, умеренность, рассудительность и справедливость. Христиане добавили к этому списку веру, надежду и любовь, а некоторые из античных добродетелей, например гордость, низвели до статуса греха. Списки добродетелей, как правило, зависят от истории и уклада общества: так, у римлян мужество было на первом месте, и само латинское название добродетели, virtus, означает мужество.
Идея возвращения к концепции добродетели звучит соблазнительно, пока не задумаешься над тем, кто, собственно, утвердит канон обязательных добродетелей и будет его хранителем. Государство? Но мы это уже проходили и хорошо помним некоторые из государств, основанные именно на каноне добродетелей, такие как нацистское или коммунистическое.
И как быть человеку, который вздумает придерживаться добродетели, не включенной в официальный список и даже ему враждебной? Суверенитетом личности можно поступиться лишь в пользу общества, а оно имеет обыкновение проглатывать этот суверенитет целиком.
Как тут не вспомнить и не перефразировать известное высказывание Черчилля о демократии: кажется, что трудно придумать что-либо хуже либеральной морали, пока не присмотришься к альтернативам.
Одна из важных причин такой непопулярности либерализма заключается в том, что в России под этим термином понимается почти исключительно тип экономического устройства общества, и попытка такого устройства изначально не была в России удачной, а сегодня практически потерпела крах. Если рискнешь в споре с российским оппонентом указать на то, что либерализм — это в значительной мере также обоснование морали свободного человека в свободном обществе, опять сталкиваешься с непониманием. Мораль дискредитирована, она есть лишь средство маскировки неблаговидных мотивов, большей частью все тех же экономических, и низведена до кодекса так называемой «политической корректности».
В подобной ситуации трудно апеллировать, скажем, к Джону Локку, Джону Стюарту Миллю или Исайе Берлину; они не входят в список модных сегодня авторов. Именно Милль наиболее подробно изложил основы либеральной морали в своем труде «О свободе». Как характеризует этот моральный свод философ Эдвард Скидельски в своей статье в британском журнале Prospect, он представляет собой комплекс прав и обязательств и исходит из принципа суверенитета человеческой личности по отношению к обществу и составляющим его индивидам.
Но Скидельски упоминает либеральный моральный кодекс вовсе не затем, чтобы лишний раз его похвалить. Он указывает на глубокий нравственный кризис, охвативший, по его мнению, британское общество, и винит в этом именно либеральную мораль. По его мнению, наши нынешние моральные принципы нуждаются в фундаментальной реформе.
Иллюстрируя слабость либеральной морали, автор приводит пример: человек, выполнивший свои обязательства на текущий день, волен провести его остаток, попивая пиво и смотря по телевизору порнографию, никто не вправе упрекнуть его за такое поведение. Но можно ли всерьез считать его нравственным эталоном? В качестве альтернативы Скидельски предлагает отошедшую в прошлое концепцию «добродетели», о которой сегодня мало кто говорит.
Преимущество добродетелей по сравнению с системой прав и обязательств заключается в том, что их не отложишь в сторону за пивом и телевизором. Проблема с добродетелями, которую Скидельски вполне признает, заключается в том, что их единого общепризнанного списка никогда не существовало. Древние греки выделяли мужество, умеренность, рассудительность и справедливость. Христиане добавили к этому списку веру, надежду и любовь, а некоторые из античных добродетелей, например гордость, низвели до статуса греха. Списки добродетелей, как правило, зависят от истории и уклада общества: так, у римлян мужество было на первом месте, и само латинское название добродетели, virtus, означает мужество.
Идея возвращения к концепции добродетели звучит соблазнительно, пока не задумаешься над тем, кто, собственно, утвердит канон обязательных добродетелей и будет его хранителем. Государство? Но мы это уже проходили и хорошо помним некоторые из государств, основанные именно на каноне добродетелей, такие как нацистское или коммунистическое.
И как быть человеку, который вздумает придерживаться добродетели, не включенной в официальный список и даже ему враждебной? Суверенитетом личности можно поступиться лишь в пользу общества, а оно имеет обыкновение проглатывать этот суверенитет целиком.
Как тут не вспомнить и не перефразировать известное высказывание Черчилля о демократии: кажется, что трудно придумать что-либо хуже либеральной морали, пока не присмотришься к альтернативам.
