Поездок на такси не избежать, и это вам не метро — тут не избежать и беседы. Вот, к примеру, недавно спешил на вокзал, и водитель прочитал мне небольшую лекцию об операции России в Грузии, а в конце набросал крупными штрихами геополитическую перспективу на ближайшие пять-десять лет. Говорил, как и большинство водителей такси, с акцентом, но не иностранным, а диалектным: африканец.
Водители такси в США — один из самых многонациональных контингентов, и они же могут послужить замечательным барометром как внешней политики страны, так и международного положения. Может быть, есть еще страны на свете, где ситуация похожа, но я не жил в них достаточно долго. В Америке работать таксистами идут, как правило, новые иммигранты, у которых нет востребованной рынком квалификации.
На протяжении десятка лет, в конце 70-х — начале 80-х прошлого века, значительный процент нью-йоркских таксистов составляли русские, эмигранты из СССР. Обращение к водителю по-русски редко вызывало недоумение. С другой стороны, объясняться с попутчиком на родном языке иногда приходилось осторожно.
Но эти времена миновали. Русская иммиграция в США давно поднялась над уровнем такси, а другие русские, прибывающие сейчас в страну, явно ориентируются на альтернативные источники доходов. Вряд ли сын высокооплачиваемого чиновника, прибывший за гарвардским дипломом, станет утруждать себя за баранкой.
Русских, насколько я помню, сменили иранцы. Тут уже при определении происхождения приходилось рассчитывать на тонкость слуха и имя водителя, вывешенное в кабине вместе с номером его лицензии. Но иранцы, судя по всему, проявили еще большую вертикальную мобильность, чем их русские предшественники, и вскоре навсегда покинули профессию.
Сегодня за рулем такси можно встретить выходцев из Черной Африки, сикхов, пакистанцев, и все чаще — арабов. У арабов, конечно, трудно без прямого вопроса определить страну происхождения; подозреваю, что многие прибыли из Ирака.
Но есть один любопытный национальный контингент, который появился среди таксистов давно и не исчезает по сей день: это гаитянцы. Их легко опознать по креольскому языку, в котором опознаются некоторые французские слова. Таксист, как я уже отметил, любит поговорить, и если не с пассажиром, то с семьей или друзьями по мобильному телефону.
Обычно прилив того или иного контингента таксистов совпадает с кризисом на родине водителя, и когда этот кризис рассасывается, таксистам приходит смена. Вот только Гаити — это страна, в которой острый кризис давно стал нормой. А территориальная близость к США обеспечивает персоналом многие американские таксопарки.
Я помню много красивых слов, сказанных в разгар иракской войны о том, что демократия хороша для любой нации, и объявлять тот или иной народ исторически к ней неготовым — оскорбительно для этого народа. В Ираке, похоже, ситуация понемногу стабилизируется, но сегодня именно «стабильность» стала лозунгом по отношению к этой стране. О демократии говорить избегают.
Ошибка была бы менее вероятной, если бы некоторые жители Вашингтона пристальнее присматривались к таксистам. Трудно перечислить число попыток, предпринятых Соединенными Штатами с целью установления порядка на Гаити. И иронические ухмылки тут неуместны: именно порядка, потому что любая встряска на Гаити приводит к потоку беженцев в США, часто на самодельных судах и плотах, гибнущих в море.
Тот факт, что ни вводы контингентов войск, ни материальная помощь, ни многократно проводимые на Гаити при поддержке соседа выборы не сказываются на составе штата таксопарков в США, многим мог бы открыть глаза на перспективы демократии в отдельных странах. И, конечном, сигналом к оптимизму может стать поредение среди иракцев за баранкой.
