У политических взглядов, известных как «центризм» или «умеренность», репутация сложилась неважная. По-английски они именуются «сидением на заборе», то есть неспособностью определиться и спрыгнуть в ту или другую сторону. По-русски умеренность клеймится пословицей, которая в самом приличном варианте звучит как «и невинность соблюсти, и капитал приобрести», но гораздо чаще — менее цензурно.
Владимир Ильич Ленин презрительно именовал центризм «болотом». Адольф Гитлер, по крайней мере до прихода к власти, видел в коммунистах больше социальной близости, чем в буржуазии. Вот здесь, как раз, и виден исток плохой репутации умеренности — все дурные клички достались ей от приверженцев обоих флангов, правого и левого. Каким-то образом человеку свойственно больше ценить принципиальную непримиримость, чем склонность к компромиссу.
Тем не менее умеренность в светских взглядах вполне респектабельна, и можно назвать многих крупных мыслителей, подводивших под нее теоретическую базу, — одним из первых на ум приходит австрийский философ Карл Поппер.
Все, однако, резко меняется, когда мы переходим из светской области в религиозную. Об этом пишет в сетевом журнале Butterflies and Wheels Карл Эндерс.
Проблема в том, что религии, как правило, основаны каждая на своем варианте священного писания или, по крайней мере, на догматическом кодексе. И эти кодексы содержат требования, несовместимые ни с какой умеренностью, как бы широко ее ни понимать.
Эндерс, в частности, отмечает, что даже такая религия как буддизм, с ее устоявшейся репутацией умеренности, не в состоянии ее соблюсти без ревизии этих догм. Принцип ненасилия запрещает поднимать руку даже на врага — но как тогда вести себя в случае агрессивной войны, при встрече с преступником? Экстремизм на поприще умеренности превращает ее в фикцию.
Сегодня, бесспорно, существует немало церквей, примирившихся с принципами свободы и либерализма и даже с энтузиазмом их проповедующих и практикующих. Но откуда они получили право извлекать из своей священной книги только приемлемые принципы, а неприемлемые отвергать? И если книга обладает авторитетом святости, на каком основании делается этот выбор?
А вот пример из практики ислама, который приводит Карл Эндерс. Многим мусульманам не по душе запреты, вводимые в западных странах на аспекты мусульманской практики, в частности ношение хиджаба или подчиненное положение женщин. Эти запреты они оспаривают в западных судах, иногда терпят поражение, иногда одерживают победы.
Но в действительности ислам признает только исламский закон шариата. А этот закон, в частности, предписывает мусульманину покинуть пределы страны, в которой шариат не действует. Если бы мусульмане реально следовали этому принципу, какая-нибудь Турция лишилась бы большей части населения.
Судя по всему, Эндерс полагает, что верующий связан по рукам и ногам предписаниями своей веры и не имеет права отделять приемлемые догмы от неприемлемых, поскольку все они освящены одним и тем же авторитетом.
На самом деле это, конечно, не так, по двум причинам. Во-первых, автор статьи навязывает религии неумолимую философскую логику, которой мало кто из нас следует в реальной жизни. Религиозные каноны часто содержат внутренние противоречия, что не мешает им оставаться канонами.
Во-вторых, реальное существование умеренных христианских церквей — аргумент в пользу возможности умеренных направлений и в исламе. Было время, когда дело обстояло ровно наоборот.
Тем не менее отток и отторжение сторонников фундаментализма от умеренных всегда имел и будет иметь место. Экстремистам с умеренными не по пути, независимо от фланга, к которому они тяготеют.