Историческая память сильна у всех народов – но мало где власть ее так очевидна, как на Кавказе. Российскими подданными ингуши стали в 1810 году. Своей самобытностью они, однако, поступаться не желали – ни ради петербургского самодержца, ни даже – в отличие от своих родственников чеченцев – ради имама Шамиля.
И когда империя рухнула – вместе с другими народностями Кавказа в мае 1918 года была создана независимая Республика Союза горских народов. Правда, просуществовала она недолго – уже весной 1919 ее ликвидировал генерал Деникин, выступавший за «единую и неделимую» Россию. На этом фоне большевистский лозунг о праве наций на самоопределение звучал более привлекательно – и ингуши приняли сторону красных.
Цену такому «самоопределению» они узнали в феврале 1944, когда их, вместе с чеченцами, а заодно и многими другими народами, кавказскими и некавказскими, под дулами автоматов депортировали в казахские степи. А земли изгнанников поделили между соседями.С наступлением оттепели ситуация изменилась. Однако, как и во многих других случаях, восстановление справедливости было частичным. В 1956 спецпереселенцы стали возвращаться в родные места. Отнятые земли пришлось вернуть. Но не все – Пригородный район, примыкающий к Владикавказу и отданный Северной Осетии, так и остался в ее составе. Однако беженцы возвращались и туда.
За полгода до распада СССР Верховный Совет России принял закон «О реабилитации репрессированных народов». В нем, в частности, шла речь и о «территориальной реабилитации ингушей». Но, как и многие другие законы, он так и не был выполнен. И тогда в дело пошли винтовки.Осенью 1992 в Пригородном районе начались вооруженные столкновения между ингушами и осетинами. В них погибло около 600 человек с обеих сторон. По распоряжению президента Ельцина, в зону конфликта были введены федеральные войска. Почти все проживавшие здесь ингуши были вынуждены бежать в Ингушетию, бросив свои дома.
Эту ситуацию и принято теперь называть «замороженным конфликтом». Вот уже 6 лет ингушская сторона требует дать беженцам вернуться в места прежнего проживания. Осетинские власти ссылаются на отсутствие подходящего морально-политического климата и упрекают ингушей в завышении числа беженцев.
При этом «замороженная» ситуация все более явно выходит из-под контроля федеральных властей. Это относится не только к ингушско-осетинскому конфликту, но и ко всему Кавказу.«В последние годы федеральные власти все меньше контролируют этот регион, – считает Григорий Шведов. – И дело не в том, что на Северном Кавказе развивается сепаратистское движение. Важнее другое: уровень контроля, уровень развития федерализма в России чрезвычайно низок – особенно на Кавказе. Трудно даже представить себе, что эти районы – часть России. День России здесь празднуют, как и повсюду. Но это имеет отношение скорее к партии «Единая Россия», чем к подлинному единству».
Принесет ли недавняя смена караула в Кремле хоть какие-то изменения в политике российских федеральных властей на Кавказе? Мнения на этот счет расходятся. По словам Магомеда Муцольгова, население республики реально надеется, что с приходом Медведева изменится и руководство республики.
Однако Элизе Мусаевой эта надежда представляется беспочвенной. «До сих пор, – говорит она, – не было сделано никаких конкретных шагов, кроме заявления Медведева о реформе судебной системы. Но все это – заявления. Путин тоже все время делал очень хорошие заявления».
Многие в Ингушетии считают, что справиться с ситуацией под силу лишь одному человеку – бывшему президенту республики Руслану Аушеву. Однако, по мнению Мусаевой, и Аушев едва ли сможет противостоять гигантской военной машине.
Тем временем существенные изменения происходят и в тактике террористов, под предлогом борьбы с которыми власти творят произвол.
«За последние полтора года, – отмечает Григорий Шведов, – стали происходить действия, которые не вписываются в традиционную тактику боевиков. Происходят не только убийства и нападения на военных, на сотрудников ФСБ и МВД. Жертвами нападений становятся мирные жители. Это и взрывы автобусов, имевшие место в 2007 году, и другие убийства мирных граждан – как в Ингушетии, так и в Дагестане. К сожалению, эта тактика позволяет говорить о том, что целый ряд боевиков или новых групп, которые появились в регионе, используют терроризм как метод борьбы. Пока нет никаких публичных заявлений о том, с чем связаны эти теракты. Никто не взял на себя ответственность за них. Но мы понимаем, к сожалению, что этот всплеск террористической активности вряд ли закончится быстро. Скорее всего, он будет продолжаться в тех формах, которые нам сложно сейчас себе представить».
Итак, с одной стороны – военные и милиция, с другой – боевики и террористы. А между ними – ингушский народ. Правозащитникам остается лишь апеллировать к мировому сообществу, так мало знающему о положении на Кавказе.
«Мы говорим от имени людей, которые там зажаты в угол и у которых нет абсолютно никаких прав, – сказала Элиза Мусаева. – Потому-то, находясь здесь, мы и пытаемся докричаться – вместо них. И теперь здесь, по крайне мере, знают слово «Ингушетия».
