Проблема торговли людьми – глобальная. Усилиями одной страны ее не решить, нужны общие, четко скоординированные меры. Об этом шла речь на дискуссии в вашингтонском Институте Кеннана. Главным докладчиком была директор Центра по терроризму, транснациональной преступности и коррупции при университете Джорджа Мейсона профессор Луиз Шелли. Она изучает трафикинг – торговлю живым товаром – уже много лет.
В последние годы профессор Шелли заметила определенные изменения в характере этого явления. Если раньше речь шла в основном о продаже людей в сексуальное рабство, то теперь все больше жертв составляют трудовые мигранты и дети, которыми торгуют с целью усыновления.
Расширилась также география торговли. Теперь рынки сбыта простираются от Китая, Вьетнама и других стран Юго-Восточной и Центральной Азии до Ближнего Востока, Восточной и Западной Европы, США и Канады, и даже Латинской Америки. Причем Россия, Украина и другие страны бывшего СССР превратились из поставщиков в перевалочные пункты и места назначения для жертв работорговли.
После распада СССР женщины и дети лишились социальной защищенности, которую им обеспечивало государство, и ничего не получили взамен от нового режима. К тому же в сочетании с широкомасштабной коррупцией, полным отсутствием уважения к правам человека и нарушением законов на всех уровнях на постсоветском пространстве пышным цветом расцвела организованная преступность, которая взяла трафикинг в свои руки, говорит профессор Луиз Шелли: «Уровень преступности в России намного выше, чем в Западной Европе и в США. Например, количество убийств в России в 26 раз больше, чем в Западной Европе, и в три раза больше, чем в Соединенных Штатах. Это отчасти объясняет, почему жертвами трафикинга становятся и женщины, и мужчины, и дети».
Особенно остро эта проблема стоит в нестабильных регионах, где сильны сепаратистские настроения, – таких, как Приднестровье. Луиз Шелли отмечает еще одну особенность российских торговцев живым товаром: преступные группы работают как легитимные бизнесы в полном соответствии со спецификой рынка отдельных стран: «Российские преступники продают людей так же, как нефть и газ, их абсолютно не волнует, что с ними будет делать потребитель, их задача – доставить товар по назначению».
Это чревато особенно тяжелыми последствиями для жертв трафикинга, потому что тех, кто ими торгует, интересует только сиюминутная прибыль. Они не ставят стратегических целей и не думают о капиталовложениях, как это принято, скажем, в Китае, в традициях мировой предпринимательской практики.
В России и Украине, куда в последние годы возрос приток трудовых мигрантов из стран Центральной Азии, жертвы трафикинга боятся обращаться к властям, понимая, что закон бессилен в условиях коррупции и криминализации правоохранительных и судебных органов. Именно поэтому столь редки случаи уголовного преследования и наказания виновных в торговле людьми в России – в отличие от Северной Америки, где были раскрыты преступные сети и проведены массовые аресты в Канаде и в нескольких штатах США, включая Мичиган, Калифорнию, Флориду и Аляску.
«К сожалению, – отмечает профессор Шелли, – раскрытые случаи торговли людьми – это капля в море трафикинга, который в странах постсоветского пространства приносит организованной преступности больше прибыли, чем наркоторговля. Мои многолетние наблюдения и анализ этого явления позволяют сделать вывод, что масштабы торговли людьми продолжают расти. Преступники изобретают все более изощренные способы трафикинга рабов и их эксплуатации. И в мире становится все больше людей, попавших в их сети».
Организованная преступность в конечном счете связана с международным терроризмом. Именно это выводит проблему трафикинга людей в разряд глобальных. К сожалению, ни Россия, ни США, ни другие страны до сих пор не могут предложить эффективный способ ее решения.
