Я всегда испытываю чувство вины, когда прохожу мимо полок с книгами Натаниэля Готорна в библиотеке. Да, собственно говоря, и мимо других классиков XIX века. Вот уж писали, не гуляли! Что по сравнению с этим наши пробежки по компьютерным клавишам! Здоровенные тома полного собрания сочинений и писем производят ошеломляющее впечатление. Только представить себе, как мистер Готорн отсиживает положенные часы на ненавистной службе в сейлемской таможне, – где, кстати сказать, тоже приходится макать перо в чернила, – потом приходит домой, поднимается в кабинет и каждый вечер исписывает кипы страниц летучим почерком… А у нас скоро и понятие почерка отомрет.
Проскрипев несколько часов пером, сочиняя новый роман, Готорн или Достоевский не могли ведь поболтать с приятелем по телефону – опять надо было пером скрипеть, писать письма.
Перо, как писал где-то Бродский, становилось продолжением руки. «Руки тянутся к перу, перо к бумаге…» Это было постоянным психологическим состоянием, психологической потребностью писателей прошлого, сказывалась не только в литературной деятельности, но и в быту.
В случае Готорна это обеспечило писателю литературную активность на срок, далеко превзошедший относительно короткий срок его жизни. Я имею в виду не только бесчисленные переиздания «Алой буквы» и «Дома о семи фронтонах», но и то, что в бесконечных напластованиях исписанной Готорном бумаги все еще можно откапывать неизвестные шедевры. Таким образом получается, что последняя новая книга Готорна вышла через 139 лет после смерти писателя.
Книжка маленькая, но очаровательная. Называется «Двадцать дней с Джулианом и Банни, написал папа» [Nathaniel Hawthorne Twenty Days with Julian & Little Bunny by Papa, New York Review Books]. Банни – это ручной кролик. Готорн явно не предназначал эту рукопись для печати. Вообще неясно, какого читателя он имел в виду – сына Джулиана, когда подрастет? Всех троих своих детей? А может быть, только жену Софию, чтобы знала, как он намучился между 28 июля и 16 августа 1851 года.
Тем летом Готорн с семейством поселился в городке Ленокс в Беркширских горах на западе Массачусетса. Вскоре после переезда миссис Готорн с дочерьми, семилетней Уной и грудной Розой, поехала навестить свою бостонскую родню, а мистер Готорн остался в Леноксе с четырехлетним Джулианом. Была при нем, правда, еще и кухарка, она же домоправительница, миссис Питерс, но всякий, кто имел дело с четырехлетними детьми, знает, что в одиночку с этими существами не справиться.
Оставшись впервые в жизни один на один с ребенком, Готорн первым делом обнаружил, что ни времени, ни возможности сосредоточиться на писании художественной прозы у него теперь нет. «Невозможно ни писать, ни читать, ни думать, ни вздремнуть, так постоянно он требует от меня то одного, то другого», – записывает Готорн в конце первого дня. Записывает! Как ни обессилен с непривычки, но «руки тянутся к перу». И вот подробнейшие записи трех недель в обществе четырехлетнего сына и сложились в изданную совсем недавно книжку.
При всей феноменальной популярности автора «Алой буквы» вряд ли «Двадцать дней с Джулианом и Банни» были бы так интересны современникам Готорна, как они интересны нам. Именно рутинность, повседневный быт семейной жизни в новоанглийской глубинке – вот что там интересно. Готорн, с его гениальной внимательностью к деталям, описывает, как он купает ребенка (каждый день!), как одалживает сахару у соседей, когда свой кончился (добрая соседка дала еще чудного хлеба и варенья), как выходит из положенья, когда Джулиан на прогулке описался.
Кроме того он записывает болтовню ребенка, так что книжка читается отчасти как «От двух до пяти» Чуковского. На утренней прогулке Джулиана заинтересовала роса на траве. Роса по-английски dew, но малыш произносит это слово как Jew («еврей»), и Готорн не сразу соображает, о каком это «еврее на траве» так восхищенно болтает мальчик.
Нельзя сказать, что Готорн провел эти три недели в полной изоляции. Его несколько раз навещал живший неподалеку Герман Мелвилл. Но ручному кролику Банни в книге уделено больше внимания, чем соседу, который посвятил Готорну свой роман «Моби Дик».
Книга заканчивается на ликующих нотах: наконец-то, наконец-то жена вернулась! И радость не омрачена даже тем обстоятельством, что кролик в тот же день неожиданно сдох.
