Есть несколько замечательных книг, которые вкупе можно рассматривать как суд в высшей инстанции. На скамье подсудимых – прошлое столетие. Решающее свидетельское показание на этом процессе – «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. Бесстрастный и четко сформулированный вердикт – «Эйхман в Иерусалиме» Ханны Арендт. Приговор, вынесенный Ханной Арендт, можно сформулировать очень кратко: «Виновны все».
Книга Дэвида Сезарани «Как стать Эйхманом: Его жизнь и преступления» [David Cesarani Becoming Eichmann: His Life and Crimes, De Capo Press] написана очевидно как ревизионистская. Так пишется большинство исторических трудов – для того, чтобы отвергнуть выводы предшественников и предложить свои, прямо противоположные. В этом смысле проект Дэвида Сезарани не удался. Хотя на страницах его книги немало прямых нападок на философию, историографию и даже личную мораль Ханны Арендт, они остаются на уровне чистой риторики.
Если бы Сезарани не предлагал ничего, кроме необоснованной критики Ханны Арендт, о его труде не стоило бы и говорить. Но дело в том, что основная масса текста – это результат добросовестных исторических исследований, которые не только ценны сами по себе, но и – независимо от ревизионистского пафоса автора – существенно подкрепляют тезисы Арендт.
Напомним историю. В течение пятнадцати послевоенных лет израильские спецслужбы охотились за человеком, который в гитлеровской бюрократической машине лично возглавлял ведомство по массовому уничтожению европейских евреев. Им удалось выследить Адольфа Эйхмана, похитить его и привезти в Иерусалим, где он предстал перед судом. После длительного судебного разбирательства Эйхман был приговорен к смерти и повешен.
Ханна Арендт, к тому времени уже прославленный автор трактата «Истоки тоталитаризма», присутствовала на процессе Эйхмана в качестве корреспондента журнала «Нью-Йоркер». Позднее ее иерусалимские записи стали книгой «Эйхман в Иерусалиме». Из этой великой книги в наш политико-философский дискурс вошла фраза, точнее, формула: «Банальность зла».
В сюжетном отношении книга Ханны Арендт – это полемика с речами израильского прокурора на процессе Эйхман, равно как и с точкой зрения прессы, равно как и с мнением большинства человечества. Прокурор изображал Эйхмана несусветным кровожадным выродком, одержимым бешеным антисемитизмом. Арендт на основе тех же материалов, что были доступны суду, пришла к совсем другому выводу: Эйхманн был совершенно нормальным человеком своего времени и на своем месте. В социальном, интеллектуальном, этическом отношении – средним человеком. Средним до банальности. Трагедия человечества не в том, что в его рядах встречаются редкостные чудовища, а в том, что чудовищное зло творится самыми ординарными людишками. В банальности зла.
Вот это все и подтверждается историческими разысканиями Дэвида Сезарани. Адольф Эйхман начинал свой жизненный путь в Австрии двадцатых годов, где антисемитизм был распространен, но в общем только в ослабленной бытовой форме: «Евреи – хитрые торгаши и проныры, но как раз те из них, кого я лично знаю, – прекрасные люди». Так и у молодого Эйхмана были хорошие отношения с еврейскими владельцами фирмы по торговле нефтепродуктами, где он служил агентом по продаже керосина.
Вполне родственными были его отношения и с евреями и еврейками, за которых выходили замуж, на которых женились члены его семьи. Судя по всему, толкового и очень старательного молодого клерка идеологии вообще мало волновали. Его волновало продвижение по службе, для чего надо было быть хорошим исполнителем требований начальства – еврейских коммерсантов, или, после того, как он стал чиновником Третьего рейха, берлинского правительства. Что стало высшим карьерным достижением толкового и старательного Эйхмана, мы уже знаем: миллионы трупов. Его собственный труп в петле, в конце концов.
Сезарани не первый, кто обрушивает громы и молнии на Ханну Арендт, обвиняя ее в абстрактном морализировании. Крупнейший историк Израиля Гершом Шолем обвинил ее в непростительном для еврейки грехе – отсутствии любви к своему народу. Отвечая Гершому Шолему, Арендт писала: «Никогда в жизни я не «любила» никакой народ или иную группу людей – ни немецкий народ, ни французский, ни американский [перечисляет народы, среди которых жила в разные периоды жизни. – Л.Л.], ни рабочий класс и ничего иного подобного. На самом деле я любила «только» своих друзей, и единственная любовь, которую я понимаю и в которую верю, это любовь к отдельным личностям».
Я думаю, что этот жестокий, но необходимый моральный урок Арендт вывела для себя тогда же, в зале иерусалимского суда. Знаю, что многие отшатнутся от правды этих слов. Но им бы я посоветовал взять с полки том прекрасного русского писателя Евгения Ивановича Замятина и перечитать сказку «Арапы». А впрочем, не трудитесь, вот она:
На острове на Буяне – речка. На этом берегу – наши краснокожие, а на том – ихние живут, арапы.Нынче утром арапа ихнего в речке поймали. Ну так хорош, так хорош: весь – филейный. Супу наварили, отбивных нажарили – да с луком, с горчицей, с малосольным нежинским... Напитались: послал Господь!
И только было вздремнуть легли – воп, визг; нашего уволокли арапы треклятые. Туда-сюда, а уж они его освежевали и на угольях шашлык стряпают.
Наши им – через речку: «Ах, людоеды! Ах, арапы вы этакие! Вы это что ж это, а?»
«А что?» – говорят.
«Да на вас что – креста, что ли, нету? Нашего, краснокожего, лопаете. И не совестно?»
«А вы из нашего – отбивных не наделали? Энто чьи кости-то лежат?»
«Ну что за безмозглые! Дак ведь мы вашего арапа ели, а вы – нашего, краснокожего. Нешто это возможно? Вот дай-ка вас черти-то на том свете поджарят!»
А ихние, арапы, – глазищи белые вылупили, ухмыляются да знай себе уписывают. Ну до чего бесстыжий народ: одно слово – арапы. И уродятся же на свет этакие!
Как эту сказку не вспомнить, когда слышишь о всенародной любви к душегубам – полковнику Буданову и капитану Ульману. Впрочем, Ульман «только выполнял приказ». Как Эйхман.
