Недавно в Вашингтоне побывал бывший советник президента Путина по экономическим вопросам, директор московского Института экономического анализа Андрей Илларионов. В своем выступлении в институте Катона он рассказывал о наметившихся в последнее время тенденциях в экономическом развитии России. «Голос Америки» попросил присутствовавшего на лекции известного вашингтонского экономиста Игоря Бирмана прокомментировать узловые моменты лекции бывшего советника российского президента.
Лео Стерн:
Игорь, согласны ли вы с утверждением Илларионова, что в России возникло корпоративистское государство?
Игорь Бирман:
Да, согласен. Но, есть большое «но». В своем выступлении и в своих статьях Илларионов ни разу не определил, что это за корпорация. Корпорация нескольких людей вокруг Путина? Или корпорация каких-то корпораций? После выступления его спросили, не корпорация ли это государственного аппарата. И он почти сказал это. Но ясного ответа на вопрос, что он имеет в виду под такой корпорацией, Илларионов все-таки не дал. Хотя думаю, что, в общем, он прав, что Россия ведет себя именно как корпоративное государство.
Л.С.:
По-моему, в той статье, которая была опубликована в «Коммерсанте», Илларионов об этом и говорит. Он даже ввел такое понятие как «нашизм», имея в виду, что люди, которые стоят у рычагов власти, как раз и создали корпорацию и прибирают к рукам другие структуры – частные компании. Именно об этом он и упоминает как о «нашизме».
И.Б.:
Ну, наверно я немножко неточно ответил на ваш вопрос. В общем, я вполне разделяю его точку зрения. Я хочу сказать вот что: главное, что следовало бы подчеркнуть, говоря о корпоративистском государстве в России, это то, что в стране нет никакого противостояния этой корпорации. То есть, вся власть принадлежит корпорации. У нас, в Америке, как вы хорошо знаете, вся власть разделена на три, если не на четыре составляющих части. А в России она – тоталитарная.
Л.С.:
Апологеты нынешней российской власти обращают внимание на высокие экономические показатели – шесть-семь процентов экономического роста, шестьдесят миллиардов долларов в Стабфонде, и так далее. Критики отмечают, что это стало возможным за счет высоких цен на нефть. Что вы думаете по этому поводу?
И.Б.:
То же самое, что и Илларионов. Кстати сказать, России просто дико повезло. Или точнее – не России, а режиму Путина. При Путине резко возросли доходы от нефти. Другие отрасли российской промышленности не Бог весть как развиваются. Но вот – нефть, немножко – продажа оружия в другие страны и других сырьевых материалов – металла и алюминия. А все остальное, в общем, стоит на месте.
Л.С.:
И в России, и за границей критики обращают внимание на то, что энергетические ресурсы Россия стала использовать в качестве политического оружия воздействия. Недавний российско-украинский кризис или, как его окрестили, «газовая война» с Украиной – характерный пример. Как вы считаете, это довольно четко просматривающаяся тенденция?
И.Б.:
Во-первых, вы напомнили про газ. Мы про него почти забыли, когда перечисляли сырьевые поставки. Да, конечно. Но опять же – ответ очевиден: Россия очень грубо использует газ и нефть как политическое орудие. Я должен сказать, что Илларионов приехал в Штаты в исключительно удачный для его визита момент, когда в Америке происходит сильное давление с разных сторон на американскую администрацию в пользу пересмотра американской политики по отношению к России, и проявляется широкий интерес к этому вопросу, в том числе в печати. Интерес к визиту Илларионова был подогрет еще и тем, что он сравнительно недавно сам ушел с высокого поста при президенте Путине в виде протеста против нынешней политики Кремля.
Л.С.:
Я хотел бы затронуть еще один экономический вопрос: сторонники экономической политики и политического курса правительства президента Путина упирают на то, что иностранные инвестиции в российскую экономику за прошлый только год возросли на тридцать два процента. А противники (кстати, тот же Андрей Илларионов в своем выступлении это подчеркнул) обращают внимание на отток российских капиталов за границу, который возрос в пять раз. Как понять эти, казалось бы, взаимоисключающие тенденции?
И.Б.
Объем иностранных инвестиций более или менее растет, но он ограничен. Не сравнить, скажем, инвестиции в российскую экономику с инвестициями в китайскую экономику. А бегство российского капитала из России заключается в том, что люди, занимающиеся в России бизнесом и делающие деньги, не доверяют российскому правительству. Они не чувствуют, что их капиталы, если они останутся в России, будут в безопасности. Они опасаются, что государство по своему желанию в любой момент их деньги заберет. Поэтому они деньги вывозят. А что касается тех, которые все-таки в Россию вкладывают деньги, они, в общем-то, рискуют. Но бизнес – это риск.
Л.С.:
Мой последний вопрос такой: вы помните, что в своем выступлении Илларионов перечислял различные модели развития – голландскую, венесуэльскую, саудовскую, и сравнивал их с нынешней российской моделью… Он определял их как застойные, как модели экономического развития стран Третьего мира. Вы тоже так думаете?
И.Б.:
Да, конечно. Я совершенно согласен. Вообще я согласен с большинством из того, что Илларионов сказал в своем выступлении и в своих статьях. Но есть кое-что, с чем я не согласен. Есть какие-то вещи, о которых я сказал бы, а он о них не упомянул. Но я – не Илларионов.