Кто и почему прозевал в Америке развал Советского Союза? Почему американские экономисты долго не замечали военной составляющей советской экономики? Эти и смежные вопросы Евгений Аронов обсуждает с профессором экономики колледжа Хаверфорд Владимиром Конторовичем. (Первая часть интервью). В этой, заключительной части интервью профессор Конторович развивает мысль о том, как узко, по-бухгалтерски, американские экономисты подходили к оценке советских военных расходов.
Владимир Конторович:
Это – чисто западные термины, в которых это обсуждалось: все расходы ресурсов монетизированы; государство отвечает за оборону; то, что оно покупает для обороны, оно за это платит деньгами, и это все сводится в статье «военные расходы»… Ну, может, еще прячется в каких-то статьях, в общих, народно-хозяйственных – ну вот, давайте их найдем. Но все выражено в деньгах, и есть какая-то расходная статья. Тончайшей ниточкой в литературе, буквально один или два, или три автора упоминали о том, что дело не в расходах. И одним из этих авторов был Арон Каценелинбойген, который в 78 году опубликовал в малоизвестном журнале статью, которая – в отличие от других его статей о советской экономике, которые цитировались и дали начало целым течениям исследований – эта статья осталась полностью незамеченной. Я не знаю никаких ссылок на нее. Называлась она скромно: «Взаимодействие между внешней и экономической политикой в Советском Союзе». И в этой статье профессор Каценелинбойген обсуждает советскую экономику, как милитаризованную, в сегодняшних терминах, как сегодняшние западные авторы это делают. Как милитаризованную экономику, построенную для войны, где во всех экономических решениях учитывается военный аспект. Но имеет он в виду при этом не расходы денежные на вооружение и содержание армии или даже научно-исследовательские работы, или даже на строительство заводов вооружений. Они имеет в виде структурную милитаризацию, которая отражается в мобилизационных мероприятиях. Экономика – гражданская, военная, вся экономика – строится с точки зрения возможности мобилизации в случае длительного конфликта. То есть, решения по гражданским технологиям, гражданским мощностям принимаются с учетом того, как эти мощности смогут послужить в случае длинного конфликта. И это совершенно другая вещь, чем просто военные расходы. Это значит, что гражданское строительство и гражданское производство деформируются в угоду возможным будущим потребностям.
Евгений Аронов:
И, конечно, приоритеты выбираются совсем иные, чем в гражданской экономике. Приоритеты экономического развития.
В.К.:
И приоритеты … Профессор Каценелинбойген писал: «Трактора или удобрения». В 30-м году спорили: что лучше строить – фабрики удобрений или фабрики тракторов? Или то и другое. Мощности по производству тракторов, как известно, это мощности по производству танков. Решение было принято – строить много тракторов. Удобрения до конца 50-х годов были «в загоне». Это решение было принято не из интересов сельского хозяйства. Решение было принято из возможной мобилизации на случай войны. Какие трактора строить – колесные или гусеничные? Гусеничный трактор – это танк. Те же мощности. Пропорции между колесными и гусеничными тракторами в СССР долгое время были в пользу гусеничных. И так далее, вплоть до знаменитых дебатов по поводу того, переходить ли с паровозов на электровозы и тепловозы. Паровоз можно дровишками топить, а электровоз уязвим для бомбежки, а для тепловоза нужна нефть, мазут. Это была одна из двух публикаций в таком духе на эту тему, которая прошла незамеченной. Сейчас она выглядит провидческой. А теперь бывший офицер ГРУ Генерального штаба Виталий Шлыков, очень интересный автор, в своих статьях – «Что погубило Советский Союз» и в других – пишет: военные расходы можно считать так и этак, но если вся структура экономики построена не для того, чтобы производить эффективно то, что производится сейчас, а для того, чтобы была возможность «это» потом обратить в производство оружия, в случае длительного конфликта, такую вещь никакая экономика долго перенести не может». То, что пишет Шлыков сейчас, и то, что Яременко публиковал в 90-е годы (писал раньше наверно) – все это было в статье Каценелинбойгена 78 года. Но на нее никто не сослался, она не прозвучала. Интересно, что тема мобилизационного планирования все еще ускользает, Шлыкова западные экономисты не слышат до конца. Когда сейчас говорят на Западе: это была военная экономика, имеют в виду высокие военные расходы: военные получали лучшие ресурсы и т.д. Эти термины понятны Западу. США отказались от стиля мобилизационного планирования (о нем подумывали в 50-е годы», решили, что это невозможно. С этим игрались европейские страны в межвоенный период, по опыту Первой мировой войны, когда был длительный конфликт, и надо было использовать все для фронта. «Давайте сразу строить все так, чтобы можно было использовать». Вот эти идеи и выжили в Советском Союзе до конца 80 годов. И, если верить Шлыкову, бои по поводу мобилизационного планирования шли даже в 90-е годы.
Е.А.:
Володя, мы знаем, что Арон Каценелинбойген писал и о том, что у него были какие-то соображения, как реформировать военизированную экономику. И он считал, что этому уделяется недостаточно внимания. В сегодняшней литературе, при разговорах о том, как шла реформа в конце 80, начале 90 годов, кто-нибудь сейчас явным образом упоминает военный фактор? Или считают, что военизированная экономика может реформироваться точно так же, как экономика гражданская, просто производящая большое количество военного оборудования. Что вам известно по данному вопросу?
В.К.:
Яременко. Удивительный экономист. На эту тему он много писал. Его точка зрения была такой же. Нужны специальные плановые меры до того, как рынок начнет работать в этой деформированной экономике. То, что произошло, произошло само по себе. Как всегда – непредвиденный результат действий многих людей. И сейчас в России существует рыночная экономика, и хотя пережитки и огромное наследие военизированной экономики существует, мне кажется, что сейчас это не актуально. Это было актуально в 90 году, когда военизированная экономика существовала, а рынка никакого не было. Может быть, если бы не торопились, можно было бы предпринять какие-то плановые мероприятия, которые позволили бы реформировать военизированную экономику и создать рынок более эффективно. Но сейчас – это речь «о пролитом молоке». Как всегда, огромное число людей, которые говорили, что нужно делать не так, а так, прикрываясь какими-то экономическими соображениями, отстаивали свои интересы.
Е.А.:
Или ведомственные интересы.
В.К.: Да, и это неинтересно. А сейчас, что произошло – произошло.
Е.А.:
То есть, вы не видите сейчас никаких предпосылок для того, чтобы этот вопрос снова стал злободневным.
В.К.:
Нет, не вижу.
