Довольно интересно вместо добротной драмы в стиле постановок британской ВВС, увидеть совершенно неожиданную киноинтерпретацию популярного романа Джона Ле Карре «Преданный садовник» (The Constant Gardener).
Картина переняла у романа название, основные элементы сюжета, главных персонажей. Но экранизация получилась не вольная, как принято говорить, а совершенно стилистически противоположная роману. Я говорю это не критически, а как констатацию факта. А факт состоит в том, что фильм «Преданный садовник» совершенно самостоятельное произведение, принадлежащее киноискусству, а не литературе.
Собственно говоря, ничего иного и не следовало ожидать, когда довольно традиционного стиля британский режиссер (фамилия неважна) был заменен на постановке бразильским автором Фернандо Мейреллесом (Fernando Meirelles). Тем самым, что был номинирован на «Оскар» за постановку бразильского фильма «Город Бога» (City of God).
Сразу отмечу, что если роман Ле Карре смотрит на «Третий мир» глазами «Первого мира», то фильм Мейреллеса смотрит на «Первый мир» глазами «Третьего».
Не открою новых истин, сказав, что сегодняшний «Третий мир» по энергетике куда живее «Первого», индустриализованно-глобализованного. Отсюда кинематографии развивающихся стран, в том числе и Бразилии, часто более энергетически заряжены, чем фильмы стран развитых. И сегодня стало модным приглашать режиссеров из латиноамериканских стран на постановку англоязычных картин. Назову хотя бы последнего «Гарри Поттера», которого поставил мексиканец Альфонсо Куарон. И тяжелый англо-саксонский «фрэнчайз» задышал совсем по-иному. Так же инако дышит и «Преданный садовник».
Любопытно, что слово «преданный» на русский слух может звучать и как «преданный кому-то» и как «преданый кем-то».
Английскоe название не предполагает такой двойной интерпретации, но содержание фильма предполагает оба варианта.
И они оба имеют место в случае титульного «садовника» Джастина Куэйла (Рэйф Файнс). Он действительно садовник-любитель, но его основная профессия – карьерный дипломат, работающий в британской дипломатической миссии в Кении.
Фильм, который лишен линейного сюжетосложения, начинается с того, что погибает жена Джастина Тесса (Рэйчел Вайц). Начинается расследование, как официальное в фильме, так и авторское, художественное.
Сценарист Джеффри Кэйн вместе с режиссером в виде реминисценций показывают историю короткого, но бурного романа типично по-британски сдержанного Джастина с Тессой, имеющей итальянские корни. Ее южный пламень начинает растапливать лед Джастина. Но, как мы узнаем, этот пламень не только физический, эротический, но и политический.
Тесса – активистка борьбы против глобализации. И очередной предмет ее политической страсти – преступления некоего фармацевтического концерна против человечности, а именно, испытания потенциально доходного лекарства на бедных жителях Кении.
В показе Кении бразильский режиссер использует свой опыт показа бразильских трущоб-фавел, которые мало отличаются от африканских бидонвиллей. В кенийских сценах картина смотрится почти как документальная. Кто-то считает это достоинством, но мне кажется фильм в целом проигрывает от вторжения документальной эстетики, которая вступает в конфликт с художественной фотографией оператора Сезара Чарлоне в остальных элементах картины. Виды природы Африки, снятые Чарлоне, чаруют и говорят о вечности, в то время, как снятые в документальной манере сцены страдают сиюминутностью телехроники.
Детективная сторона фильма (кто убил Тессу?) – второстепенна. В такого рода политическом кинематографе очень быстро понимаешь, кто злодей. В данном случае корпорация, пользующаяся покровительством в высоких политических кругах Великобритании. В картине личное настолько перемещано с политикой, что не особенно удается вглядеться и вдуматься в отношения главных героев.
Я лично не очень жалую политических активистов и считаю, что плодами борьбы идеалистов всегда воспользуются негодяи. Поэтому, Тесса не была мне особенно приятна. И в этом, отчасти, заслуга хорошей актрисы Рэйчел Вайц, которая показывает свою героиню не обязательно как идеал женщины.
Со своей стороны Рэйф Файнс убедительно показал, как типичный англичанин «со стиснутой губой» (stiff upper lips) может быть затянут в водоворот совсем иных, почти бразильских страстей.
С некоторыми оговорками могу признать, что бразильское зерно этого фильма неплохо привилось на британской почве.
