Отставка первого президента Кыргызстана Аскара Акаева открыла новую эру в истории страны. Политические и общественные деятели, аналитики и рядовые граждане дебатируют будущее политическое устройство своего государства. Своими мыслями о происходящем поделился с «Голосом Америки» директор Института экономической политики Марат Тазабеков
Инна Озовская:
Я вчера разговаривала с президентом Бакиевым, и он мне сказал, что кыргызстанская Конституция обеспечивает идеальный баланс между исполнительной и законодательной властью; что ни одна из этих ветвей не обладает никаким приоритетом перед другой. Но я знаю, что вы придерживаетесь мнения, что Кыргызстану была бы боле свойственна парламентская республика, а не президентская. Объясните, пожалуйста, из чего вы исходите.
Марат Тазабеков:
Я исхожу из двух основных предпосылок. Первая – историческая. Киргизы, как таковые, не имели централизованного государства, на территории Кыргызстана было около сорока племен, и главы этих племен, старейшины, никогда не подчинялись впрямую друг другу. То есть, была очень сильная независимость. При этом вожди племен, так называемые манапы – они избирались именно самим народом, это не было наследственным, это не было по крови. И, в силу этого, если наступали какие-то тяжелые времена, скажем, нашествие казахского султана Керен-сары, племена объединялись для того, чтобы был консолидированный отпор. И когда надобность отпадала, то эти, так называемые союзы тоже распадались. Это историческая предпосылка. И вторая – текущая: дело в том, что то, что мы сейчас называем Конституцией, это сюрприз, придуманный господином Акаевым два года назад, после того, как произошел расстрел мирных демонстрантов в Акции – было шесть человек убито. Для того чтобы убрать эту напряженность и давление на себя, Акаев придумал Конституционное совещание, и многие представители – и лучшие представители – участвовали в этом совещании. Но в итоге, когда нужно было опубликовать это для референдума, он вытащил третий вариант, как бы из рукава своего, и сказал: вот это посоветовали мои советники. Поэтому это не конституция, которую мы хотим, и очень странно, что и.о. президента Бакиев сейчас об этом заговорил. И это наводит меня на следующую мысль: что люди, пришедшие сейчас к власти, не собираются демонтировать ту систему, которую делал Акаев. То есть, они хотят воспользоваться ею. А если эту систему не демонтировать, то стопроцентна вероятность того, что мы получим гораздо более худшего «Акаева». Речь идет не персонально о Бакиеве, ни персонально о Кулове, ни персонально о Такебаеве или о ком-то еще, но эта система воспроизводит диктаторство.
И.О.
А в чем, собственно, особенности этой системы, что она производит диктаторство, как вы сказали?
М.Т.:
Во-первых, парламент становится легко манипулируемым. Уменьшение числа парламентариев до 75, сам процесс выбора которых был вопиющим – и тот Бакиев, лидеры МПО, та же Роза Отунбаева, все говорят о том, что таких вопиюще несправедливых выборов никогда не было в истории последних 15 лет Кыргызстана. Что коррупция была откровенная, что суды взяли на себя отсева неугодных или независимых депутатов. Это было критикуемым, и это было главным лозунгом этой революции – что были попраны самые элементарные приличия, чтобы назвать состав парламента и процедуру парламента соответствующей волеизъявлению людей. Около 700 тысяч или миллиона человек, которые являются «гастарбайтерами» в России, в Казахстане, были выключены из процесса выборов. Послы были выключены из процесса выборов. И после этого говорить, что Конституция отличная – это только объясняет то, что, придя к власти, он поменял свои убеждения. И это настораживает. Так часто нельзя менять убеждения. И так быстро.
И.О.:
Значит, вы считаете, что в идеале Кыргызстан должен иметь парламентскую республику при крупном, репрезентативном парламенте, на котором и будет лежать основное бремя власти?
М.Т.:
Безусловно. Для нас как раз реальным является вариант, похожий на ситуацию, скажем, в той же Италии, в той же Германии… В конце концов, даже если забыть, что там королевство – той же Японии или Великобритании. Это позволит снять самую ключевую проблему – этой революции и в будущем. Каждый раз, исходя из того, что парламент будет многополярным, каждый раз придется вступать в какие-то коалиции. Неминуемо будут и парламентские кризисы, наверно. Наверно будут и правительственные кризисы, потому что правительство, наверно, тоже будет коалиционным… Но будет позволено это сделать в рамках представительного, легитимного парламента. Это раз. И, во-вторых, и парламентариям, и членам правительства придется апеллировать к людям, к избирателям. Последней силой будет народ.
И.О.:
Парламентская республика предполагает сильные, мощные крупные партии. Насколько сильны у вас партии? Насколько для них есть правовая основа и структура?
М.Т.:
Вы совершенно правы. Это является одним из предметов критики, что у нас партии не созрели. Партии созреют, это достаточно быстрый процесс. Для того чтобы партии начали какую-то роль играть, нужен стимул. Если в парламенте не имеют никакой роли представительство в партии, то зачем, собственно, партии нужны? Получается, мы консервируем местечковый принцип избрания в парламент. Если партии получат возможность избираться, люди начнут смотреть уже не на личность человека, а будут смотреть на декларируемые им ценности. То есть начнут играть большую роль идеи, нежели харизма. Это очень важно. Что касается парламентской республики, то произойдет следующее. Суды реально получат автономию. При сильном президентском правлении никогда невозможно ожидать, что суды сыграют свою роль независимых, нейтральных и справедливых органов. Произвол ведь творили и судьи, потому что они были под прямым контролем исполнительной власти. И даже не на уровне президента, а руководителя администрации президента, вот кто дирижировал всеми процессами этими. Поэтому, если мы хотим иметь независимую и сильную судебную систему, нам нужно сделать так, чтобы у исполнительной власти не было возможности это сделать.
И.О.:
А каковы шансы перехода на парламентскую систему, с вашей точки зрения?
М.Т.:
Шансы, я считаю, высоки. И, более того, сейчас как раз то самое время, когда это можно реализовать. Почему? Потому что пока ни у кого из этих действующих политиков нет контрольного пакета, образно говоря. Кулов понимает это сейчас, потому что его ситуация подвешена. Такебаев это тоже понимает. Бакиев, он как бы в состоянии раздвоения: с одной стороны, он пришел в эту власть и сейчас готовится к президентским выборам, но у него самого ситуация сейчас подвешена, потому что требования парламента заключаются в том, чтобы он покинул пост премьер-министра перед тем, как он пойдет на президентские выборы. И это – одна из причин конфликта между Бакиевым и Такебаевым, спикером парламента. Пока сейчас – тот промежуток времени, когда пока никто еще не закрепил свою власть в исполнительных органах, и понимает, что выиграть-то может в этой системе только один-два, а значит, остальные 50 проиграют. И элементарное чувство самосохранения заставит их сейчас выработать правила, до того, как начнутся выборы.
И.О.:
Может быть, подтверждением тому, что вы говорите, явилась одна фраза Феликса Кулова, которую я услышала в его интервью телестанции «Пирамида». На вопрос о том, чем он собирается сейчас, конкретно, в первую очередь заниматься, он сказал, что будет заниматься партийным строительством.
М.Т.:
Правильно. Если мы хотим извлечь урок, как страна, из того, что было, если мы не хотим, чтобы эти революции стали таким вот, регулярно повторяющимся явлением, главное сейчас, чтобы партии стали играть роль. И парламент стал играть гораздо большую роль. Кулов это понял одним из первых. Но он не единственный это понял. Вполне возможно, что выборы по партийным спискам могут оказаться реализованными в этом году. И та партия, которая это осознала и начнет быстрое партийное строительство, как раз и имеет како-то преимущество во времени. Сейчас мы консультируемся со многими политическими лидерами, и у меня такое впечатление, что складывается консенсус, что это лучшая сейчас форма. Мы не должны выбирать между плохим и ужасным. Я надеюсь, что это сознают и другие.
