3 мая отмечается Всемирный день свободы печати, который был провозглашен 20 декабря 1993 года в специальной резолюции Генеральной ассамблеей ООН. С 1997 года в этот день присуждается премия ЮНЕСКО за вклад в дело свободы печати.
Кроме того, ежегодно публикуются послания Генерального секретаря ООН по случаю Всемирного дня свободы печати. В своем последнем видеообращении, приуроченном к этому дню, генсек ООН Антонио Гуттериш отметил: «Без доступа к прозрачной и достоверной информации невозможна полноценная демократия. Без свободы печати невозможно создать справедливые и беспристрастные институты, добиться подотчетности лидеров и донести правду до властей».
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» решила выяснить, насколько Всемирный день свободы печати популярен в Российской Федерации.
«Союз журналистов занимается исключительно обслуживанием интересов власти»
Социолог и публицист Игорь Яковенко полагает, что для современной России более актуальна другая дата, связанная с прессой. А именно – 13 января, годовщина выхода в свет первой российской газеты – «Санкт-Петербургских ведомостей». «Это случилось в 1703 году, и с тех пор вся пресса в стране остается государственной. Например, если в Соединенных Штатах Америки никогда не было государственных СМИ, и сейчас тоже их нет. А в России если и появлялись какие-то ростки негосударственной прессы, то их затаптывали. А начиная с ленинского декрета “О печати” их уничтожили, казалось бы окончательно. Но в 1990 году был принят советский, а через год – и российских закон о СМИ, и, вроде бы, начался некоторый Ренессанс свободной, негосударственной прессы. А потом все опять затоптали», – сделал он краткий исторический экскурс в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».
Что же касается существа вопроса, то, по мнению Игоря Яковенко, журналистика в России закончилась. «Впрочем, – добавляет он, – было бы странным отрицать наличие в стране журналистов. Есть достаточное количество – и их даже немало – хороших журналистов в сегодняшней России. Их можно долго перечислять – это и те мои коллеги, которые вместе со мной печатаются в “Ежедневном журнале” и на “Каспаров.ру”, и те, кто приходит иногда на “Эхо Москвы”. Я уж не говорю о “Новой газете”, о “Znak.com”, о тех, кто работает на “Радио Свобода” и так далее.
Но журналистика – это не отдельные люди, которые могут работать в каких угодно странах, а некое поле, определенная форма общественного сознания, которая в целом каким-то образом влияет на общество. Журналистика – это некая коммуникативная среда, и вот ее в России нету точно, она исчезла. Журналистика – это когда если что-то случается, то происходят солидарные акции, как мы в свое время выпускали “Общую газету”, где появлялось большое количество логотипов, обозначавших, что мы вместе выступаем против чего-то.
И той журналистики, которая как явление появилась в России во второй половине XIX века, сегодня в стране нет. Потому что все, что угодно может происходить, но нет акций солидарности, и журналисты не выступают единым фронтом. Потому что Союз журналистов занимается исключительно обслуживанием интересов власти, и ничем больше, и какие-то попытки создать другие формы журналистской солидарности на сегодняшний день в России невозможны», – считает Игорь Яковенко. А одной из главных причин такого положения вещей, по мнению собеседника «Голоса Америки», является то, что все медийное поле в России занято государством.
«Молодежи интересно только кто кого опередит, а не что кто напишет»
Президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов считает что ситуация, при которой есть профессиональные журналисты, но журналистики как таковой, практически, не осталось, является весьма типичной, по крайней мере, для последних пяти лет.
В беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» он уточнил: «Журналистика у нас пока сохраняется на отдельных пятачках, которые еще существуют в этом пространстве, и сами даже точно не знают, почему они существуют. Например, “Новая газета”, или телеканал “Дождь”».
При этом, Алексей Симонов не считает, что свобода прессы невозможна в России в принципе: «То, что свободы прессы в России нет сейчас, это точно. Но люди моего поколения надеялись на тех, кто родился и вырос после середины 80-х, то есть на так называемое “непоротое поколение”. Но к этому поколению подошел интернет, и оно погрузилось в море технических совершенств и перестало интересоваться содержанием. По большому счету, молодежи интересно только кто кого опередит, а не что кто напишет».
Что же касается значимости самого Дня свободы прессы в современной России, то Алексей Симонов предлагает провести небольшое социологическое исследование. «Спросите хотя бы своих знакомых, помнят ли они, какой день отмечается 3 мая. Не спрашивали? Значит, вы твердо знаете, что как только вы им об этом сообщите, они хлопнут себя по лбу: “Ой, правда!”. А значит, и праздника-то никакого нет, отмечать – нечего! И это – правда, ничего тут не скажешь», – подытоживает свой комментарий президент Фонда защиты гласности.
«При подготовке номера я беседую с адвокатом больше, чем с журналистами»
Главный редактор «Новой газеты в Петербурге» Диана Качалова считает, что одной из главных проблем современной российской прессы является самоцензура. «Конечно, еще остаются издания, которые объективно освещают то, что происходит в стране. Но, увы, их становится все меньше. И при этом власть научилась вести себя достаточно умно: когда то, или иное издание “переформатировалось”, то, практически никогда речь не шла о политической цензуре, а лишь о “споре хозяйствующих субъектов”, или о чем-то другом в том же роде», – отметила она в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».
И уточнила, что исключение составляет лишь недавний инцидент с петербургским обозревателем газеты «Коммерсант» Марией Карпенко, которую уволили за публикации в Телеграм-канале “Ротонда”, поскольку они, по словам главы издательского дома «Коммерсант» Владимира Желонкина, противоречили «редакторской политике издания».
А в качестве примера «переформатирования» Качалова упомянула газету «Деловой Петербург»: «вроде, издание то же, логотип тот же, даже некоторые журналисты те же, хотя их немного, а издание стало совершенно другим. А те журналисты, которые продолжают честно выполнять свою работу, сталкиваются с огромным количеством проблем, которые создало им наше государство. Я имею в виду совершенно безумные законы, принятые в России за последние годы. И при подготовке очередного номера я беседую с нашим адвокатом больше, чем с журналистами», – рассказала главред «Новой газеты в Петербурге».
При этом, многие из новых законов, ограничивающих свободу прессы, применяются избирательно, то есть провластным журналистам дозволяется, к примеру, пользоваться так называемой «ненормативной лексикой» в прямом эфире. «А когда мы выложили на сайт запись одной театральной постановки, где речь шла о свободе и независимости, то оказалось, что там, где-то на 50-й минуте, один из персонажей произнес “запретное” слово, то меня просто затаскали в Роскомнадзор», – свидетельствует собеседница «Голоса Америки».
Но самое грустное, по мнению Качаловой, заключается даже не в этом. Если принять на веру деление российского общества на условные 86% «пропутински» настроенных и 14% «несогласных», то получается, что оппозиционное меньшинство смотрит, читает и слушает либеральную прессу, занимающую весьма узкий сегмент в общем объеме средств массовой информации. «И в итоге, мы – эти самые 14% – общаемся внутри замкнутого круга и друг другу пересказываем то, что мы и так давно знаем и даже выучили наизусть. А выйти и поговорить с людьми за пределами этого круга ни у одного из достаточно цивилизованных СМИ не получается», – заключает главный редактор «Новой газеты в Петербурге» Диана Качалова.
