Российскую сторону в «Поединке» представляет Федор Лукьянов – главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», член президиума Совета по внешней и оборонной политике, американскую сторону – Дональд Дженсен, аналитик Центра трансатлантических отношений в Школе международных исследований имени Пола Нитце при Университете Джонса Хопкинса.
Взгляд из Москвы:
Конец сирийской игры
Взгляд из Вашингтона:
Логика авторитарных систем
Будущее Сирии мрачно и туманно. Свержение Асада, либо даже (если ему повезет), какая-то форма организованного ухода, вероятнее всего будет означать наступление хаотической борьбы за власть между различными группами и кланами. Оппозиция не едина, Сирийский национальный совет, претендующий на право представлять всех недовольных, явно не контролирует многочисленные подразделения, а характер теракта свидетельствует о том, что исламская составляющая мятежников усиливается. Приход к власти суннитского большинства после нескольких десятилетий репрессивного правления алавитского меньшинства будет означать очень высокий риск того, что начнется сведение счетов со всеми меньшинствами, которых считают опорой и пособниками диктатора. Понятно, что монархии Персидского залива, вооружающие оппозицию, вряд ли будут беспокоиться по поводу репрессий против, например, христиан в Сирии, но для Запада это все-таки окажется неприятным. Впрочем, то, чего нет в прессе, не существует, так что есть простой способ – не рассказывать.
Добилась ли чего-либо Россия своим упорным противостоянием позиции Запада/арабского мира на протяжении более чем полугода?
Если пытаться измерить эффективность, пользуясь таким критерием, как присутствие России в Сирии и влияние на Ближнем Востоке, то результат будет удручающий. Однако вопрос явно не в этом. Российские интересы в этой части мира после распада СССР были основаны на его наследии. По мере ухода режимов, которые являлись клиентами Советского Союза, а их уход был с самого начала исторически неизбежен, исчезает сама база. Новые власти, какими бы они ни были, на Россию не ориентируются, и не стали бы этого делать, даже если бы Москва изначально заняла их сторону. Все равно другие партнеры – на Западе или в богатых арабских странах – считались бы более надежными, чем Россия, когда-то дружившая с диктаторами. Так что Россия с Ближнего Востока, скорее всего, уходит, что логично – страна никогда больше не будет сверхдержавой советского типа, так что ей придется ограничивать свои интересы определенными географическими границами. Кстати, Америка, в отличие от России, уйти из этой части мира не может – слишком многое там пересекается, и государство, претендующее на глобальное лидерство, не имеет права там не быть.
Россия с самого начала вела игру не за Сирию и не за Ближний Восток, а за свое место в мировой системе. Во-первых, доказать, что никакой серьезный международный кризис не может решиться без учета мнения России. Во-вторых, не допустить закрепления ливийского прецедента – санкционированного Совбезом ООН вмешательства в гражданскую войну на стороне одного из участников конфликта. Этих целей Москва, в общем, добилась. Ее роль, пусть с неохотой, признана всеми. А откровенного вмешательства наподобие ливийского не произошло, хотя понятно, на чьей стороне – морально-политически, финансово и технически – находится внешний мир. Теперь Россия может сделать для урегулирования сирийского кризиса только одно – предоставить убежище Башару Асаду. Многие скажут ей за это спасибо. Но кризис от этого не закончится, а скорее вступит в другую фазу.
18 июля Совет Безопасности ООН отложил на один день голосование по новой резолюции по Сирии после того, как в результате взрыва в центре Дамаска погибло четыре высокопоставленных сирийских чиновника. Это нападение, ставшее самым сильным ударом оппозиции с момента начала восстания 16 месяцев назад, разрушило распространенное представление о том, что президент Башар Асада полностью контролирует столицу страны. Голосование по разработанному Великобританией проекту резолюции, предусматривающей продление мандата наблюдателей ООН на 45 дней и грозящей режиму Асада санкциями, было перенесено по запросу посланника ООН и Лиги арабских государств Кофи Аннана. Он заявил, что, по его убеждению, еще возможно достичь компромисса с Россией и Китаем по мерам, призванным положить конец насилию. Россия грозила наложить на эту резолюцию вето, предлагая взамен альтернативный проект, предусматривающий продление мандата наблюдателей на три месяца без возможных санкций. Как мы узнали сегодня, свою угрозу Россия сдержала – резолюция была ветирована ее представителем в ООН Виталием Чуркиным, и его китайским коллегой.
На протяжении всего сирийского кризиса Россия не допускала соглашения, санкционирующего внешнюю интервенцию или обеспечивающего досрочный уход Асада. Российский министр иностранных дел Сергей Лавров также охарактеризовал подход западных стран как «наивный» и «опасный» в связи тем, что он не учитывает интересы национальных и религиозных меньшинств Сирии в ситуации, которую Москва главным образом считает гражданской войной.
Упрямая поддержка Москвой Асада перед лицом международного давления, ставящая в тупик многих наблюдателей, вероятно, вызвана рядом факторов: статусом Сирии как одного из крупнейших покупателей российских вооружений; наличием маленьких российских морских баз в Тартусе; потребности Москвы в союзе с Дамаском для сохранения своего влияния на Ближнем Востоке.
Однако на более глубоком уровне поддержка Кремлем Асада отражает логику авторитарной патримониальной системы, которой управляет Путин. Ее главным приоритетом является сохранение власти в своей стране, что требует внешнего врага, который поможет ему консолидировать власть, особенно перед лицом усиления народной оппозиции. Это приводит к тому, что российский лидер использует критику в адрес США и недовольство глобальным превосходством Вашингтона в политических целях.
Как написали недавно Дэвид Крамер и Лилия Шевцова, он стремится блокировать усилия Соединенных Штатов везде, где это возможно, чтобы показать глобальное влияние Москвы. Если российская правящая элита не может убедить весь мир поддержать ее позицию по Сирии, она стремится подорвать позицию Запада.
Суть стратегии Кремля сводится к концепции почти абсолютной суверенности, особенно для таких авторитарных режимов, как режим Асада. Москва выступает против многосторонней интервенции, даже на гуманитарных основаниях. Для нее фраза «управляемый переход», столь часто используемая Соединенными Штатами в ходе текущего кризиса, является кодовым словом для обозначения неприемлемой смены режима, которая когда-нибудь может использоваться как прецедент против России.
На мой взгляд, сирийский кризис показал, насколько плохо Соединенные Штаты понимают подход Кремля к миру. Западный подход к Сирии был основан на том допущении, что настоящим интересом России было показать Вашингтону – выражаясь словами Майкла Игнатьеффа – что Москва является для США незаменимым союзником в обеспечении перехода после ухода Асада. Хотя Кремль вполне может в конечном итоге сбросить Асада со счетов, это допущение оказалось ложным.
Когда тупиковая ситуация по Сирии затянулась, шаги Москвы и Вашингтона в других сферах продемонстрировали противоположные импульсы так называемой «перезагрузки». В российской столице Госдума приняла законодательство, ограничивающее деятельность неправительственных организаций, которые зачастую финансируются Соединенными Штатами. Российское правительство также предприняло шаги по сокращению свободы СМИ. В Вашингтоне финансовый комитет Сената утвердил законопроект, предусматривающий отмену устаревшей поправки Джексона-Вэника и обеспечение постоянных нормальных торговых отношений с Россией. Этот комитет отверг положение, требующее от России гарантий того, что она больше не будет поставлять оружие Сирии, вместо этого привязав свое решение к варианту «Закона Магнитского», преследующего нарушителей прав человека. Включение в законопроект этих санкций, получивших свое название в честь Сергея Магнитского, который умер в тюрьме при подозрительных обстоятельствах, многими воспринимается как заявление Конгресса о том, что администрация Обамы не уделяет достаточного внимания продвижению свободы и демократии.
Между тем, российская парламентская делегация усиленно лоббировала в Конгрессе против принятия законопроекта Магнитского. Виталий Малкин, мультимиллионер и член Совета Федерации, представил в ходе своего визита документы, которые, как он утверждал, являются результатом официального расследования, свидетельствующего: Магнитский якобы был лжецом, пьяницей, и находился в плохой физической форме. Это утверждение сенатора не соответствует действительности – член российской комиссии по правам человека заявил, что подобного официального расследования никогда не было.
Во время своего визита Малкин нашел время, чтобы посетить Библиотеку Конгресса и пообещать 1 миллион долларов финансируемой Соединенными Штатами программе «Открытый мир», в рамках которой россияне отправляются в США обучаться добросовестному управлению и власти закона. Он также заехал в Чикаго, где встретился с лидерами деловых, культурных и политических кругов. При этом Малкин ничего не сказал о своих собственных темных делах (по сообщениям в прессе, ему отказали в канадской визе в связи с тем, что он является членом группы, занимающейся организованной преступностью – сам он эти обвинения опровергает). Хотя законопроект Магнитского был утвержден, заместитель министра иностранных дел Рябов обвинил американские власти в «систематических и серьезных» нарушениях прав человека. Визит Малкина он назвал успешным.