Они палят по мишеням на стрельбище или «стреляют» наркотиками в свои вены. Кажется, что это два главных занятия, которым посвящают свое время герои нового документального фильма «Другая сторона» (The Other Side) – обитатели глубинки в штате Луизиана.
Лента режиссера из Италии Роберто Минервини (Roberto Minervini) дебютировала на прошлогоднем кинофестивале в Канне, а в пятницу, 20 мая, выходит на экраны США.
В центре внимания – мелкий торговец наркотиками Марк, у которого, как заметил один рецензент, татуировок больше, чем зубов. Иногда он, впрочем, зарабатывает немного долларов и честным путем, подряжаясь на временную черную работу. Мы знакомимся и с его подругой Лизой, которая составляет Марку компанию в регулярных попойках и наркотических «путешествиях».
Осужденный за уголовное преступление, Марк потерял право голосовать на выборах и носить оружие. Тем самым он оказался по «другую сторону» от друзей и единомышленников, обитателей «депрессивных» районов Луизианы, анархистов, ненавидящих федеральные и прочие власти и вполне легально носящих огнестрельное оружие.
Роберто Минервини родился в 1970 году в городе Фермо (Италия). Получил степень магистра по массовым коммуникациям в Университете New School в Нью-Йорке. Поставил как режиссер несколько коротких и полнометражных фильмов, включая трилогию о жизни простых людей в сельских районах Техасе – «Проход» (The Passage), «Отлив» (Low Tide) и «Унять сердцебиение» (Stop the Pounding Heart).
С режиссером Роберто Минервини побеседовал по телефону корреспондент Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Роберто, откуда такие колоритные герои? Вы искали их специально?
Роберто Минервини: У меня всегда сначала люди, а потом история. Я долго занимался своей трилогией, снятой в Техасе. И в завершающем фильме цикла, «Унять сердцебиение» я снял патриарха рода, Тодда Тришелла, корни которого – в Луизиане. Его сестра, Лиза – жена Марка, эта пара и есть главные герои нового фильма. Ну а дальше все как-то организовалось вокруг них.
О.С.: Они не удивились вашему интересу к ним?
Р.М.: Нисколько. Молва меня опередила, и к моменту моего с ними знакомства они уже знали, кто я и чем занимаюсь. Поэтому не удивились, когда я предложил им все честно рассказывать на камеру – об их жизни, неудовлетворенности ею, отчуждении и гневе. Меня потряс их негативный напор, сила обиды, презрения и ненависти к окружающему миру.
О.С.: Я так понял, что они склонны винить всех других в своей неудачливой жизни на дне общества, всех – кроме себя.
Р.М.: И знаете, почему? Потому что они не знали ничего другого, никакого просвета с детских лет. Только иждивенчество, алкоголь, наркотики, насилие, примитивные развлечения. Все эти приятные высоколобые разговоры про мобильность американского социума, про достижимость американской мечты разбиваются при близком знакомстве с его самым слоем общества. Там царит абсолютная иммобильность, повторяемость судеб из поколения в поколение. Символом такой повторяемости стала в фильме очень грустная сцена, когда беременная девушка делает себе инъекцию наркотика. Все предопределено. По социальной лестнице ни ей, ни ее будущему ребенку уже не взбежать. Самое удивительное, что я с ними всеми быстро нашел общий язык, несмотря на разницу в воспитании, образовании, имущественном положении.
О.С.: Может, вам помогало, что вы иностранец?
Р.М.: В каком-то смысле – да. Я олицетворял взгляд со стороны, объективный ракурс. С другой стороны, я в доску свой. Долго жил на Юге, несколько лет в Техасе, год в Луизиане, поэтому я южанин, лояльный парень, на их стороне, и от меня ничего не надо скрывать.
О.С.: Когда я смотрел вашу картину, мне на память приходил «Гуммо» Хармони Корина. Там тоже уродство низов американского общества показано с такой интенсивностью красок и бешеной энергетикой, что это уродство уже воспринимается какой-то особой красотой, в которую просто надо пристально вглядеться.
Р.М.: Признаюсь, я не думал ни о красоте, ни об уродстве. Я не предвидел, куда приведут меня мои герои. Я просто следовал за ними и снимал их. Иногда просил что-то делать помедленней или еще раз пройти по дороге. Если говорить о красоте, то в тех краях очень красивые пейзажи. А фильм – он сам разворачивался перед моими глазами как гигантская импровизация.
О.С.: В какой-то момент, ближе к концу, вы переключили внимание от Марка и Лизы, сконцентрировавшись на группе вооруженных дружинников, которых в США называют militia. Эти воинственные парни полны ненависти к федеральной власти, они стреляют, как в мишень, в изображение президента Обамы. Все это выглядит зловеще. Такое ощущение, что это кадры мрачного триллера. Вы снимали этих людей как чистый наблюдатель, или в этом был элемент инсценировки?
Р.М.: Я был объективным наблюдателем, я просто дал им платформу, возможность высказаться на камеру. Я снимал их на природе, вне их домов, о которых они говорили, что они будут их защищать от посягательств «врагов». Они, конечно же, за свободную продажу оружия. Кстати, когда я разговаривал с Марком и Лизой, они мне выразили возмущение, что им как бывшим заключенным запрещено владение оружием. Они очень завидуют тем парням, у которых есть стволы.
О.С.: По сути, ваша картина – алфавит типового косного провинциала, все его главные качества и способы жизни. Может, за исключением политического выбора. Мне почему-то кажется, что они выступают за Трампа. Как вы думаете?
Р.М.: Я стараюсь не навешивать ярлыков. Мне кажется, что такое сознание, как у них, свойственно более широким слоям населения страны, включая, например, «голубых воротничков». Этим людям не нравится, что рабочие места забирают новые эмигранты, и поэтому им, наверное, импонирует антииммигрантская и ксенофобская риторика Трампа.
О.С.: Критики затрудняются с определением жанра вашего фильма. Что это, документальная драма или имитация документа – то, что называют «мокьюментари»? Или это какой-то иной гибрид документальности и игрового начала?
Р.М.: У меня в послужном списке были четыре игровые картины. Здесь же для меня главное – живые люди, их взгляды, поведение, судьбы. Я выступаю в роли переводчика, перевожу все это на кинематографический язык. Проблему вижу в другом. Мой фильм трудно классифицировать, а значит, прокатчику трудно его правильно «упаковать», чтобы привлечь зрителя.
О.С.: Не кажется ли вам, что многим американцам будет стыдно видеть такую Америку на экране?
Р.М.: Мне кажется, стыдно другое. Стыдно не знать, что такая жизнь в Америке есть, стыдно не понимать, почему она есть, и как сделать так, чтобы этим людям жилось хотя бы немного лучше.
