Писательница и поэтесса Маша Рупасова живет в Канаде. В январе 2023 года она создала телеграм-канал «Война и дети». В нем она собирает примеры российской пропаганды, направленной на детей разных возрастов – от детсадовцев до подростков. Детские письма российским солдатам, ура-патриотические стихи для заучивания наизусть, фото и видео со школьных Z-концертов, скрины переписок из родительских чатов и встречи детей с военными…
Автор канала Маша Рупасова рассказала Русской службе «Голоса Америки», зачем она собирает примеры пропаганды, как надеется использовать их в будущем и как идея величия может отразиться на следующих поколениях России.
«Голос Америки»: Маша, почему вы решили завести телеграм-канал со свидетельствами российской пропаганды среди школьников?
Маша Рупасова: Это была для меня комплексная история. Началось это с какого-то общего офигения – когда я читала о том, что происходит в российских школах. А ведь пропаганда в школах началась практически сразу же. Она и раньше была, ее протаскивали потихонечку. Но в марте и особенно в апреле прошлого года пропаганда пошла массированная. И я стала сохранять свидетельства этой пропаганды – я не могла поверить, что это происходит на самом деле. Я это все читала, закрывала вкладки, и через несколько часов мне казалось, что мне это показалось. Что этого не может быть, что я это просто всё придумала из-за, не знаю, встроенной в меня русофобии. Поэтому я начала это все сохранять, чтобы самой себя убеждать, что нет, мне это не показалось.
Потом стало очевидно, что это надолго, что они не собираются эту пропаганду заканчивать. Что война будет тянуться. И стало мне очевидно, что они будут растить солдат. Особенно когда появилось «Движение первых», начали расти патриотические клубы по всей стране – сейчас их уже 36 тысяч. Стало понятно, что это все очень серьезно и что сейчас растится будущее России и всего мира. Дети никуда не денутся, когда война закончится, и это будет иметь impact (последствия – прим. ред.) через 20-30 лет. И я подумала, что если я буду не только собирать вот эти нарративы, регистрировать и анализировать, но и пропускать через себя эмоционально, рефлексировать на эту тему, то, может быть, мне удастся включиться потом в работу по расколдовыванию этих детей. Поэтому я стала эти материалы собирать.
Г.А.: А почему складывать их решили именно в канал?
М.Р.: В какой-то момент мне показалось, что это настолько токсичный материал, что я решила это все сбрасывать в канал и удалять из телефона. Вот так канал и появился. Я его нигде не рекламировала, потому что там смотреть не на что: россияне в этом живут, а тем, кто уехал, просто тошно с этим соприкасаться. Потом я свою точку зрения изменила, и теперь храню материалы и во всех гаджетах, и в Google Docs, они у меня рассортированы по темам. Я сейчас слежу не только за пропагандой среди детей, но и за несколькими социальными стратами: это жены мобилизованных, жены «вагнеровцев». Мне очень интересно наблюдать за их метаморфозами. Для меня сбор этих материалов важен не только как для русского писателя, но и как для человека, который что-то хочет сделать для Украины. Кроме донатов, я мало что могу сделать для того, чтобы разобраться со своим чувством вины перед Украиной. Хотя говорят, что нет коллективной вины, а есть только коллективная ответственность, у меня есть весь букет вообще: и вина, и ответственность, и чувство стыда невероятное. Это то, что я как человек, работающий с детьми, могу сделать для Украины. Не только для российских детей, за которых у меня очень сильно болит душа, но и для украинских детей, которым придётся через 20-30 лет иметь дело с выросшими россиянами. Мне кажется, это будет полезно в итоге и для России, и для Украины.
Г.А.: А где вы находите примеры пропаганды?
М.Р.: Во-первых, я подписана на бесчисленное количество школ, патриотических клубов и детских садов ВКонтакте. Это информация, которой администрация садиков и школ сейчас гордится. Все стараются друг друга переплюнуть в патриотизме и в том, как они растят провоенно, пророссийски настроенных детей. Во-вторых, мне присылают мои подписчики большое количество материалов. Материалы эти идут из школьных чатов, из переписки с учителями – то есть оттуда, куда у меня нет доступа. Плюс я читаю учебники, учебные планы, которые сейчас пишутся для разговоров о важном. И также я читаю мелкие клубы, которые относятся к Юнармии, к «Движению первых». «Движение первых» сейчас масштабируется на федеральном уровне. В него вступает огромное количество детей по всей России. И я за этим очень внимательно слежу. Я еще 10 лет назад говорила, что Юнармия – это очень опасная затея. Сейчас Юнармия входит в эту гигантскую организацию под названием «Движение первых». И понятно, что это будет очень военизировано и очень патриотично.
Г.А.: Какими приемами пользуется пропаганда в разговоре с детьми?
М.Р.: С детьми, собственно говоря, нет необходимости придумывать какие-то приемы – за что я очень переживаю, как писатель, работающий с детьми и для детей от нуля до 10 лет. Меня больше всего пугает пропаганда, направленная именно на этот возраст, поскольку в возрасте до 10 лет дети некритично верят взрослым во всем. Поэтому здесь не нужно изобретать ничего – просто должен прийти взрослый в садик.
Вот как у меня из Казани, по-моему, был ролик: пришел пожилой мужчина, уже в медалях, и сказал четырехлетним детям: «Дети, умирать за родину не страшно». У меня есть видео, которое сняли мамы. Мамы в это время сидели в пилотках, дети были на сцене в военных мундирчиках. Мамы хлопали, мамы снимали детей на видео, чтобы выложить это все в соцсети. Это было в прошлом году. Малышам ты можешь говорить все, что угодно. Им пересказывают Соловьева, только в более или менее пристойной форме, без мата и без какой-то особенной нецензурщины. Хотя и она тоже уже появляется.
Эта пропаганда начиналась еще 10 лет назад, когда появилось победобесие, когда детей потихонечку начали на праздники одевать в пилотки, в военную форму, в ленточки. Потом это все масштабировалось до месяца. В апреле-мае все сходили с ума. Люди из нашего информационного пузыря вставали перед выбором: либо ты ребенка ставишь в оппозицию перед всем классом и школой, либо ты соглашаешься, скрипя зубами, чтобы он надел ленточку и пилотку. Постепенно эта бацилла распространялась, и я даже не уверена, что сейчас максимум, потому что становится хуже. Что касается подростков, здесь, наверное, попроще. Они критично настроены по отношению к тому, что взрослые говорят, что бы они ни несли. Тем не менее, большое количество подростков вступает в «Движение первых», просто потому что их там объединяют, а для подростка очень важно принадлежать к группе. А если эта группа еще и легитимно может кого-то ненавидеть, то это совсем хорошо. Это группу скрепляет и дает детям сильные эмоции, сильное чувство принадлежности.
Из самого мерзкого пропагандистского арсенала я вижу попытку поломать детям причинно-следственные связи. Да даже и взрослым: на официальных сайтах типа РИА Новости мы видим статью, где написано: «Делегация “Талибана” (организация, запрещенная в России) прибыла в Кремль». Вот как-то ты себе должен это объяснить, а на самом деле тебе даны два противоположных утверждения, и ты не можешь их объяснить без того, чтоб у тебя что-то не поломалось в башке. И с детьми точно так же себя ведут. С одной стороны, им говорят, что мы за дружбу, мы за мир. Но увы и ах, для того, чтобы наступил мир на земле, мы должны что-то сделать с украинским «фашизмом» и «нацизмом». Деваться некуда, придется их всех уничтожить, наверное.
Г.А.: А что вы думаете о взрослых людях, которые распространяют пропаганду среди детей? Они делают это искренне?
М.Р.: Я думаю, что это нравственная катастрофа. То, что сейчас придумало Министерство образования: они собираются так называемых «наших ребят», «наших героев-защитников» переучивать и отправлять в школу в качестве политруков и советников по воспитанию. Это просто преступление. Я не могу себе представить, как Россия будет из этих руин подниматься. Они приходят, они пускают слезу, они искренние.
Дети на них смотрят и становятся частью того же самого мифа. Эти «герои-защитники» притаскивают в школу миф о Великой Отечественной войне, и дети в этот миф встраиваются. И самое печальное, что если дети соприкоснулись с этим мифом и с этими установками до 10 лет, то этот миф уже из головы не выковыряешь. Это миф о том, что есть мы, а есть враги, которые хотят уничтожить «великую Россию». И это становится твоей сущностью. Ты не можешь это подвергнуть сомнению, потому что ты это воспринял безоценочно. Это катастрофа просто.
Вот я думаю: закончится война. Неизвестно, что станет с Россией. Скорее всего, будет внутреннее управление, может быть, более или менее либеральное. Россия будет платить репарации, будет очень тяжело на протяжении следующих двадцати лет. Дети вырастут, им будет по 30. Они устанут платить репарации, им надоест стыдиться того, чего они не делали – делали их родители, наши поколение. Я боюсь, что через 20-30 лет кто-нибудь появится и скажет: давайте вспомним, как наши деды и бабы сражались против всего мира, а мы с вами ни в чем не виноваты на самом деле. Это все ляжет на старые дрожжи, как сейчас вся эта пропаганда легла на старые дрожжи советской пионерской пропаганды про великую страну. Мне кажется, это страшно опасная история. Было же исследование Колумбийского университета: исследовали детей нацистов на протяжении то ли 30, то ли 40 лет. И выяснилось, что этих детей, которые во время войны были десятилетними, их можно было научить заткнуться и не озвучивать идеи, но внутри эти идеи они сохранили. Что лучше не жить с евреями рядом, что лучше пусть они живут от нас подальше, мы с этими людьми быть рядом не хотим. Что Германия – великая страна. Выковырять из детей вот эти воспринятые в детстве нарративы невозможно. Просто невозможно.
Г.А.: По данным пропаганды Кремля, большая часть населения поддерживают войну и Путина. Насколько это действительно так – если судить по реакциям взрослых в чатах и комментариях, которые вы видите?
М.Р.: У меня такое ощущение, что где-то процентов 40 поддерживают, а процентов 60 саботируют. Это видно по воззваниям в школьных чатах. Мне за последнюю неделю прислали штук 20 скринов, когда классный руководитель или какой-то учитель пишет в родительский чат: «Давайте нашим бойцам на фронт соберем свечи, зажигалки, трусы, носки, скинемся на аккумулятор». Пытаются родителей накачать, а родители, видимо, отмораживаются. Это мне внушает некоторую надежду. Или разгораются такие тихие сражения лайков, например: «Давайте соберем тушенку или печенье, и пусть дети напишут письма нашим бойцам». Два лайка – за, пять – против, а остальные молчат. У меня ощущение, что все-таки народ шлангует. Упоротых просто слышно очень хорошо, а все остальные боятся голос возвысить. Пример Маши Москалевой всем очень хорошо объяснил, насколько ты можешь протестовать с детьми на руках. Но тихий саботаж идет.
Г.А.: А территориально есть разница в объемах пропаганды? Можно ли отдать ребенка в хорошую школу в крупном городе, чтобы его это не коснулось?
М.Р.: Да, есть такое. Из того, что я заметила: маленькие частные школы в крупных городах пытаются детей оберегать, лавируют изо всех сил. Но сейчас же эти школы объединены в крупные образовательные конгломераты: с садиками, с началкой, со средней и старшей школой. Там очень сильно зависит от директора. А директор – обычно это все-таки функционер и член Единой России. Ему нет ни малейшего интереса терять финансирование из-за того, что он недостаточно патриотичных детей растит. В московских школах – сплошь и рядом линейки, флаги, гимны. Каждый понедельник дети в белых рубашках и пилотках чешут с этими флагами и гимны поют. Зависит, наверное, даже не столько от расположения, сколько от размера школы. В маленьких школах как-то полегче. Но, с другой стороны, маленькие частные школы разъезжаются. Когда я в последний раз была в России до пандемии, я выступала в маленькой частной, очень хорошей теплой школе. И вот недавно мне оттуда написала завуч: «Маша, я читаю внуку ваши стихи в Израиле». Я говорю: «Вы уехали?» – «Да, я уехала, у нас уехали все учителя и половина детей».
Г.А.: Есть какой-то пример пропаганды, который лично вас больше всего потряс за последнее время?
М.Р.: Даже сложно выбрать из этого потока ада, если честно. Знаете, в прошлом году была потрясающая совершенно история. Мне прислали фотографию стихотворения, которое дети должны были выучить то ли к освобождению Крыма, то ли к чему-то в этом духе. Там уже была настолько помойная лексика, что меня поразило, как у учителя не дрогнула рука: и мрази, и дряни, и твари, и сволочи. И я поняла, что вот этот весь Соловьев, который уже чуть ли не матерится в эфире – эта лексика стала совершенно легитимной. То, что произошло со школьным языком, который в принципе должен быть чистым, меня, конечно, ужаснуло. Что еще меня поразило – то, что без предупреждения родителей в садик являются персонажи, обвешанные оружием, и двух-трехлетним детям дают в руки снаряды, обматывают их пулеметными лентами, и только потом уже из чатов родители узнают, что происходило с их детьми. Вот это тоже у меня вызывает ступор. Это совсем маленькие детки. И воспитатели вывешивают в родительских чатах малышей со снарядами, минами, бомбами. Они зомбируют малышей с самого нежного возраста.
Г.А.: А с течением войны пропаганды становится больше? Или уже наоборот как-то успокоились?
М.Р.: К сожалению, стало больше. Что меня и пугает, потому что накачка идет даже в рамках школьной программы. Школьная программа меняется. Появились разговоры о важном в прошлом году, появились уроки мужества, это разные вещи. На уроках мужества бесконечно идет обсуждение героических смертей за родину. Не рассматривается вариант, что за родину можно жить, заботиться о стариках, сажать деревья...
В школьной программе обязательно и бесконечно празднуются то Сталинградская битва, то блокада Ленинграда, то сражение на Курской дуге. Война присутствует не то, что еженедельно, но практически ежедневно. Нарратив становится мощнее, токсичнее. Средний родитель даже не представляет частоту этих праздников, которые происходят еженедельно. Мы забыли уже, когда там была эта Курская дуга, прорыв такой-то линии, выпуск такого-то самолета… Сейчас вот они откопали Зою Космодемьянскую, праздновали ее столетие. Дети еще не успели адаптироваться, первая неделя в школе. А им рассказывают про пытки, про фашистов, про иголки под ногти и так далее. Психику детей раскачивают по очень опасной амплитуде. Я не психолог, но мне кажется, что это совершенно нездоровая ситуация, когда детям еженедельно внушается страх смерти. Дети в России в каком мире живут: они понимают, что России угрожают, что всех детей собираются превратить в геев, отнять у родителей, разрушить семьи, поубивать людей. То есть, ребенок живет в страхе смерти. Плюс вот этот фон про ядерную войну, которая даже и желательной представляется какому-то количеству спикеров в телевизоре. Мне кажется, детям очень тяжело сейчас живется. И родителям тоже.
Сейчас появляется новый предмет – «истоки». Его уже добавляют дополнительным уроком: если у детей было 7 уроков, будет 8. Было 5 - будет 6. Истоки российской государственности будут изучать. А где истоки российской государственности, там и изучение всех наших врагов, которые не признают российского величия. Нарратив-то один: мы великие, а все остальные соответственно нет – не может быть несколько великих.
Г.А.: За время работы над каналом у вас появились мысли о том, как уберечь детей от пропаганды, если семья находится в России?
М.Р.: Вы знаете, я тут согласна с Димой Зицером: если есть возможность, надо уходить на домашнее или семейное обучение. Но, разумеется, не у всех есть такая возможность.
Меня, честно говоря, даже больше пугают не дети, родители которых хотели бы их уберечь, а дети, родители которых считают, что так и надо. Даже если люди не очень поддерживают войну, они считают, что в воспитании патриотизма нет ничего плохого. А что такого? Гордиться тем, что ты русский, конечно же надо. А почему нет? Конечно, надо гордиться тем, что ты живёшь в России и говоришь на русском языке. Сама безумная постановка вопроса – гордиться тем, что ты русский и говоришь на русском языке – у них не вызывает никаких сомнений.
Как уберечь детей? У меня даже нет для самой себя здесь ответа. Ставить ребенка в оппозицию к классу тоже страшно. Если ты понимаешь, что у тебя ребенок в состоянии не выболтать, о чем вы говорили с ним дома, то, наверное, разговаривать. Как уберегать малышей в садиках, к которым приходят вот эти чудища, я просто себе не представляю. У меня есть знакомые, которые на майские праздники, когда победобесие начинается, стараются детей поменьше водить в сад. А когда весь садик одевается в пилотки и начинает маршировать, детей просто оттуда забирают, дети в этом не участвуют. Но опять же это люди, у которых есть финансовая возможность так поступить.
Надо стараться держать дистанцию от этого токсичного величия, рассказывать про другие страны. Наверное, хорошая идея написать методичку по анти-величию. Когда ты ничего о других странах не знаешь, то тебе очень легко поверить, что твоя страна идет каким-то особым путем, что она великая непонятно на каких основаниях. Но если ты ребенка знакомишь с культурой других стран не через губу, не через презрение, не через этноцентризм, где ты всех сравниваешь с Россиюшкой и выясняешь, что эти идиоты, эти умственно-отсталые, эти хотят нас убить, там сплошные геи и лесбиянки... А когда ты восхищаешься вместе с ребенком культурами других стран – может быть, вот это была какая-то прививка от величия, от вот этого бага.
Г.А.: Маша, я надеюсь, вы только что придумали свою новую книгу.
М.Р.: Ну, либо книгу, либо просто пост, где мы все вместе с родителями и психологами подумаем. Ты же не можешь ребёнку просто сказать: не верь всему, что говорят в школе, потому что Путин – это адский тиран и диктатор. Ты не можешь в такую оппозицию резко поставить ребенка, особенно в 7-9 лет. Они еще маленькие слишком, они не выдержат. А если подспудно подсовывать истории про разные страны, может быть, вот так сработает.
Г.А.: А вы вообще не думали о какой-то антивоенной книге?
М.Р.: Я много думаю, но мне приходится здесь взвешивать риски. Я не хочу сейчас оказаться иноагентом. Если я напишу антивоенную книжку, я мгновенно отправлюсь в иноагенты. У меня есть несколько задумок, я их ношу. Я вот сейчас целую неделю ездила в кафе по утрам, когда ребенка отвозила в школу, сидела над айпадом и думала: начать или не надо? Может быть, я напишу под псевдонимом пока. Если я уйду из России, мое место займут какие-нибудь православные патриоты. Я просто не хочу забирать оттуда свои книжки, потому что свято место пусто не бывает. А так, если я остаюсь, я могу потихонечку, подспудно подтаскивать какие-то идеи, которые помогут детям потом выбраться из этого болота.
Г.А.: Вы сказали, что, когда после войны Россия будет рефлексировать, записи в вашем телеграме пригодятся для анализа. Как вы себе представляете эту работу над ошибками?
М.Р.: Я вот сейчас как раз начала изучать немецкий опыт. Думаю, России будет очень тяжело. Чтобы начать работу над ошибками, нужно признать ущерб, нанесенный Украине. И если судить по немцам, то наше поколение не готово будет признать ущерб. Потому что это разрушит идентичность человеческую. Никто не захочет ассоциироваться с Бучей, Ирпенем или Изюмом.
Мне кажется, что работа пойдет с детьми или даже уже с нашими внуками. Они смогут не испытывать такого острого стыда, как будет испытывать наше поколение и наши дети. Скорее всего, только наши внуки смогут начать анализировать. Как, собственно, было и у немцев. Сейчас внуки занимаются рефлексией, читают, пишут книги и так далее. На мой взгляд, Россию ждут ужасные 50 лет. И я единственное надеюсь, что это не выльется в ресентимент, которого я очень сильно боюсь.
Г.А.: Как вы видите свою работу в этом направлении?
М.Р.: Я видимо буду писать книги именно о том, как детей зомбировали, пошагово раскладывая для детей это все на составные элементы. Чтобы они смогли по этим составным элементам, как по крошкам или по камешкам из сказки, выбраться из вот этого кровавого величия в сторону более здорового взгляда на свою собственную страну, на свою собственную судьбу и на себя.
ПРИМЕЧАНИЕ: в интервью были внесены правки из соображений безопасности
Форум