19 октября исполняется сто лет со дня рождения Александра Галича. Известный в годы «оттепели» киносценарист, он в начале 60-х годов начал сочинять песни и исполнять их под гитару, став одним из самых известных в СССР бардов, или, как их официально называли «авторов-исполнителей».
И, поскольку в его песнях звучала резкая критика советской действительности, то в начале 70-х годов он был исключен из Союза писателей, Союза кинематографистов и из Литфонда. В июне 1974 года был вынужден эмигрировать из Советского Союза, и тогда же был лишён гражданства, а 15 декабря 1977 года трагически погиб в Париже.
В годы перестройки и гласности произведения Галича вновь стали печататься на родине барда, а летом 1993 года ему посмертно было возвращено гражданство.
Сборники стихов и прозы Александра Галича, а также виниловые пластинки и компакт-диски с его песнями сегодня доступны российским читателям и слушателям. Но во многие антологии авторской песни и собрания записей российских бардов его по-прежнему не включают.
А с начала нулевых годов многие строки его песни вновь стали цитироваться в качестве комментария к происходящим событиям: «Ох, не надо бы вслух, ох, не надо бы», «Молчальники вышли в начальники», «Можешь выйти на площадь?», «Граждане, отечество в опасности – наши танки на чужой земле», «А из зала мне кричат: давай подробности» и другие. А буквально в последние недели всё чаше из уст в уста звучит цитата: «Израильская военщина известна всему свету».
Великая «тройка нападения» бардовской песни
Публицист Игорь Яковенко вспоминает, что впервые он услышал песни Галича в конце 60-х годов. «Тогда ведь его песни не выходили на пластинках. И встреча со смыслом, с идеей, заложенной в таких песнях, происходила в двух вариантах: либо это были посиделки с гитарой, и мы слышали не самого Галича, а кого-нибудь из своих приятелей, певших эти песни. Либо мы пользовались тем самым “магнитофоном системы “Яуза”, воспетым самим Галичем, либо так называемой “музыкой на костях”, изготовленной на рентгеновских снимках.
Кстати, тогда ведь был не только Галич, были еще Высоцкий и Окуджава. И если эти песни исполнялись во дворе, то зачастую мы не очень-то и знали, чья именно песня сейчас звучит», – рассказывает Яковенко в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки. И добавляет, что окончательное определение с авторской принадлежностью текстов произошло к концу 70-х годов, когда получил распространение «Самиздат» и частично «Тамиздат».
«Пожалуй, первое произведение, про которое я точно знал, что оно принадлежит Галичу, была его поэма о Сталине. Строки: “Кум докушал огурец и закончил с мукою: Оказался наш отец не отцом, а сукою”, сразу же врезались в память. Потом, конечно: “Промолчи – попадешь в палачи” – его авторская подпись, его стиль очень четко запомнились. Так же, как строки: “Бойтесь единственно только того, кто скажет: я знаю, как надо”, – так не могли сказать ни Высоцкий, ни Окуджава. Но у них было свое, чего не мог сказать Галич. И в этой “тройке нападения” каждый из авторов был уникален, у каждого была своя роль. Которая, правда, определилась позже», – отмечает Игорь Яковенко.
«Для нашего поколения песни Галича были частью культурного мира»
Эту тему подхватил другой собеседник Русской службы «Голоса Америки» - писатель и публицист Денис Драгунский. «У меня к Галичу трепетное отношение», – начал он. «Конечно же, Галич – это один из великой троицы неподцензурных российских певцов-поэтов. Понятно, что речь об изящном Окуджаве, народном Высоцком и политическом, рвущем душу Галиче.
Галича я слушал с четырнадцати-пятнадцати лет на даче, в диссидентских компаниях. Там собирались люди, которые читали “Самиздат”, которые цитировали разные стихи. И там же бывали писатели не последнего разбора: Белла Ахмадулина, например. И, конечно, там слушали магнитофонные пленки, с которых я и услышал песни Галича. Самого его я ни разу вживую не слышал и не видел. Зато с огромной страстью слышал его записи. А у меня были не перекопированные, а оригинальные записи, сделанные в тех комнатах, где он выступал, и я даже различал вздохи и смешки тех людей, которые там были», – вспоминает Денис Драгунский.
И продолжает: «Для меня Галич не только отважный политический трибун и публицист. Он ведь еще и незаурядный поэт. И его “Товарищ Парамонова”, и “Белые столбы”, и “Заявился к нам в барак кум со всей охраною” – это же великолепная поэзия. Поэтому я Галича очень ценю, и некоторые его вещи вспоминаю и переслушиваю. Для нашего поколения песни Галича были частью внутреннего культурного мира. Потому что его песенки со строками: “Первача я взял ноль восемь, взял халвы”, или “Вот стою я перед вами, словно голенький”, или “Отвези меня, шеф, в Останкино”, – для нас были так же необходимы, как для более раннего поколения “Клен ты мой опавший”, или “Ваше слово, товарищ маузер”. Это своего рода культурный код, неотторжимый факт нашей культуры».
Затем Денис Драгунский поделился очень личным воспоминанием: «Я ужасно жалею, что ни разу в жизни его не видел. Дело в том, что мои папа и мама познакомились в гостях у “Сашки Гинзбурга”, как они его называли, то есть – у Галича. И в каком-то смысле я своим появлением на свет обязан компании Галича, и тем, что там впервые встретились мои родители – молодая актриса и не очень молодой к тому времени актер-эстрадник и известный в Москве бонвиван, мой отец. Поэтому, конечно, я отношусь к Галичу с неким особым чувством», – подчеркивает писатель.
«Мы понемножку возвращаемся в наше советское прошлое»
Бывший политзаключенный и диссидент, журналист Александр Подрабинек впервые услышал песни Галича в начале 70-х годов. «У меня был катушечный магнитофон, и однажды приятель принес мне пленку с записями Галича. И там была поэма “Кадиш”, посвященная Янушу Корчаку. Он там не только пел, но и замечательно читал, декламировал. Вообще, Галич был очень артистичным человеком, а бардовская песня – это не только вокал и аккомпанемент, это еще и умение настроиться на волну аудитории, быть близким к ней. Это такой самостоятельный жанр, который трудно с чем-то сравнить», – подчеркивает Подрабинек.
По словам собеседника Русской службы «Голоса Америки», контекст нынешнего времени таков, что песни Александра Галича вновь становятся очень актуальными. «Мы понемножку возвращаемся в наше советское прошлое, оно нас настигает. Конечно, жанр авторской песни не будет сегодня так востребован, как раньше, потому что изменились технологии, появился интернет. То есть, можно сказать, что аранжировка другая. А если брать его тексты, его поэзию, то, что он писал, что он чувствовал, как он нервно реагировал на все, то я боюсь, что это вновь будет актуально. Это не только остается в нашей памяти, но это понятно и для нового поколения», – считает он.
И подытоживает: «У каждого времени, у каждой эпохи свои певцы. Но люди, которые будут открывать для себя Галича, будут удивляться тому, насколько, оказывается, то, что он писал, актуально сегодня. Это, как в своем время мы открывали стихи Александра Полежаева и видели, насколько они созвучные нашим мыслям. Или начинаешь читать Герцена и понимаешь, что в России мало что изменилось.
Вот такое удивление ожидает и новое поколение, и, я думаю, это будет лучшей данью уважения к поэту Александру Галичу».
«В его стихах есть и кладезь поэзии, и кладезь человеческих смыслов»
Игорь Яковенко также подчеркивает актуальность песен Галича. И добавляет: «Я не могу сказать, что его актуальность эксклюзивная. Так же современно звучат сегодня строки Высоцкого, Окуджавы и даже Булгакова, который вообще был оторван от читателя на несколько десятилетий.
Но Галич, в отличие от других, обостреннее. У него совсем нет пафоса, и это, может быть, делает его в какой-то степени более современным, чем даже Высоцкий, хотя и он очень современен. Но сегодня пафос отталкивает, и из великой тройки авторской песни самым актуальным, с моей точки зрения, является именно Александр Галич».
В свою очередь Денис Драгунский добавляет: «В его стихах есть и кладезь поэзии, и кладезь политических и человеческих смыслов, из которого можно черпать сейчас. И поскольку огромное количество людей знает его песни, его строки все время цитируются, его поэзия пульсирует.
Хотя ничто не происходит само по себе, и поэтому любой поэт, даже самый великий и гениальный нуждается в том, чтобы его, грубо говоря, пропагандировали. Чтобы его переиздавали, чтобы его пели, чтобы о нем вспоминали, ставили спектакли, проводили вечера и так далее. Потому что без этого может зажухнуть кто угодно – хоть Гомер, хоть Пушкин», - убежден Денис Драгунский.
