Подводя итоги 2019 года, правозащитный центр «Мемориал» опубликовал свежие, но «заведомо неполные» списки российских политзаключенных. В списках 314 фамилий, из них 250 человек попали в заключение «из-за реализации права на свободу вероисповеданий или религиозной принадлежности», а 64 осуждены по политическим причинам.
Два месяца назад политзаключенными числились 305 человек. «Реальное число политзаключенных и других лиц, лишенных свободы по политическим мотивам, в сегодняшней России, несомненно, существенно больше…» – указали правозащитники.
Своими впечатлениями от 2019-го с Русской службой «Голоса Америки» поделился и сопредседатель Московской Хельсинкской Группы, учредитель Сахаровского центра Вячеслав Бахмин.
Виктор Владимиров: Чем вам запомнился 2019 год применительно к правозащитной сфере в стране, каков здесь тренд?
Вячеслав Бахмин: Вся вторая половина 2019 года хорошо подтвердила старый тренд, в русле которого давно следует нынешняя власть. Это тренд на запреты, репрессии, подавление независимых правозащитных организаций. Некоторые из НКО уже закрылись – как, например, движение «За права человека» Льва Пономарева. Другие, в числе которых «Мемориал» и фонд «Общественный вердикт», подвергаются огромным штрафам в надежде, что они не выдержат и будут вынуждены прекратить свою работу. С другой стороны, эта тенденция связана с тем, что люди перестали покорно терпеть произвол властей, последовательно лишающих граждан основополагающих прав и свобод. Уже видно, что россияне сильно раздражены укреплением такой практики. Активная часть населения протестует против действий властей, которые носят не только антиправозащитный характер, но и антинародный. Под каток репрессий, в частности, попадают экологические организации, отдельные борцы за экологию. Мы знаем, что происходит в контексте мусорной проблемы – в Шиесе, Подмосковье и так далее. Нарастает противостояние, но силы пока не равны. Общество еще не объединено и не мобилизовано, а у власти есть ресурс, и она готова его применять.
В.В.: В минувшем году на ведущие российские правозащитные организации, как, впрочем, и на ряд активистов и оппозиционеров, обрушилась лавина штрафов. Удастся ли НКО выжить в такой ситуации?
В.Б.: Как мне кажется, особенно сильному давлению подвергаются те организации, которые в любом случае продолжат работу в каком-либо статусе, даже лишившись юридического лица. Вокруг них собрались уже довольно много активистов, волонтеров, которые свою деятельность не бросят. Да, их работа будет гораздо сложнее, но, тем не менее, думаю, она не остановится. Штрафы, конечно, ужасные для некоммерческого сектора. 3,9 миллиона рублей (суммарная сумма штрафов, выписанных в 2019-м «Мемориалу» – В.В.) – огромные деньги. Таких средств НКО в принципе не имеют. Потому что они получают целевые деньги на конкретные проекты, их нельзя тратить на выплату штрафов. Так что, кажется, не остается ничего иного, кроме как собирать деньги через краудфандинг.
В.В.: На пожертвования бизнесменов рассчитывать не приходится?
В.Б.: Это не простой вопрос. Понятно, что для любого бизнесмена, не говоря уж про тех, которые находятся в списке «Форбс», такие суммы – мелочь. Они могут легко расстаться с ними без особого ущерба для себя и при этом спасти одну или сразу несколько НКО. Другое дело, что пока российские бизнесмены не горят таким желанием. Большинство из них, наверное, в принципе не способно на подобный шаг. Но, возможно, хоть у кого-то из них в какой-то степени проснется сочувствие, совесть, солидарность, и они придут на помощь. Такие бизнесмены все-таки есть, как мне верится.
В.В.: Но для них ведь есть риск и самим попасть в опалу, помогая правозащитникам, не так ли?
В.Б.: Да, это как раз одна из причин, почему бизнес старается не афишировать поступки такого рода. Но при краудфандинге, когда вы собираете деньги на какой-то счет, пожертвования могут быть анонимными, если они не очень велики. Поэтому можно, допустим, сделать десяток или сотни небольших взносов, чтобы они не бросались в глаза. Словом, выход всегда есть. Другой вопрос, что тут скорее вопрос на гражданскую зрелость и понимание роли правозащитного движения в стране, где людям, попавшим в беду, часто просто не к кому больше обратиться за квалифицированной помощью.
В.В.: Есть ли у вас какие-то надежды на ЕСПЧ?
В.Б.: Машина в Страсбурге, к сожалению, очень медленно работает. НКО в России сначала задавят, а потом ЕСПЧ будет принимать свои решения и, вероятно, назначит некие компенсации. Боюсь, что для некоторых организаций будет поздно... Уже столько лет мы не можем получить никаких решений по закону об НКО-иностранных агентах. С 2012 года ЕСПЧ ничего не может родить по этому поводу. Поэтому большой надежды на Страсбургский суд, увы, нет.
В.В.: Как вы оцениваете произошедшие изменения в Совете по правам человека при президенте России, дискуссии в «Единой России» на тему создания некого правозащитного органа при партии?
В.Б.: Эта тенденция, которая наметилась уже давно, направлена на замену реально работающих и отстаивающих общеполезные цели и ценности правозащитных организаций другими, у которых формально те же цели и задачи, но по сути своей они фейковые. Таким образом, по мнению властей, достигается своеобразный плюрализм. Есть правозащитные организации, которые за власть, а есть те, которые власть критикуют. Другое дело, что все НКО, выступающие на стороне власти, чаще всего и создаются с помощью этой власти. К слову, похожая тенденция наблюдается практически в любой сфере общественной деятельности.
В.В.: Какие у вас ожидания от нового года?
В.Б.: Думаю, что доминирующая сегодня тенденция сохранится. До какого предела она дойдет, предсказать сложно. Полагаю, что протесты тоже продолжатся с разной степенью интенсивности. Потому что общее раздражение накладывается на тяжелую экономическую ситуацию, и ситуация становится беспросветной. Фрустрация у людей и представителей некоммерческого сектора, очевидно, может привести к тому, что эксцессы, связанные с протестной активностью, участятся. А вот ослабление давления со стороны властей, тем более отмена одиозных законов маловероятны. На это указывает весь предыдущий опыт. Власть не хочет сдавать своих позиций. А других инструментов кроме как репрессии и ужесточение наказания у нее нет. Видимо, они не понимают, как еще можно взаимодействовать с обществом.
