Документальный фильм Джема Коэна «Счет» (Counting) разбит на 15 главок, одна из них посвящена Чехову. Это коллективный портрет нескольких городов мира, включая Москву и Санкт-Петербург. Как считают критики, стиль фильма характеризует необычное сочетание личного эссе, хроникального дневника и медитативного наблюдения.
31 июля артхаусная компания Cinema Guild выпускает «Счет» в Нью-Йорке, в Центре независимого кино IFC Center. Фильм показывался недавно в рамках престижного кинофестиваля Бруклинской академии музыки (BAM).
Джем Коэн (Jem Cohen) родился в 1962 году. Окончил Уэслианский университет в Мидлтауне (Коннектикут), специализировался на живописи и фотографии. Занимался короткометражным, экспериментальным кино, снимал клипы для группы R.E.M., Патти Смит, Терри Райли и многих других. Фильмы Коэна находятся в коллекции Музея современного искусства (MoMA) и Музея американского искусства Уитни. Его ретроспективы показывались на фестивалях в Лондоне, Оберхаузене, Хихоне. Живет в Нью-Йорке.
С Джемом Коэном по телефону побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Как вы выбирали места для съемок? У вас узнаваемы Нью-Йорк, Москва, Петербург, Стамбул, Порту и еще явно арабская городская среда, но я не узнал страну.
Джем Коэн: Это Объединенные Арабские Эмираты, но я решил не называть их. Честно скажу, я не мог позволить себе роскошь выбирать места, предварительно там побывав. Куда-то попадал случайно или по работе, например, будучи приглашенным на кинофестивали.
О.С.: Увидев тот или иной городской ландшафт, вы сразу принимали решение, что именно взять в объектив камеры?
Д.К.: Времени всегда мало, ресурсов тоже. Так что решения я принимал мгновенно. Я кино снимаю уже лет тридцать и всегда ищу изнанку того или иного города, далекую от туристических имиджей. Правда, для Москвы я сделал исключение, сняв Красную площадь. Но правил у меня нет, никаких железных установлений. Все спонтанно. Я верю в случайности, как верил в них Вертов. В «Человеке с киноаппаратом» он замерял температуру городской среды. Это великая кинотрадиция. Вертов, Крис Маркер, Аньес Варда – вот они мера настоящего кино, а вовсе не Голливуд, как многие считают.
О.С.: Москва и Петербург выглядят довольно необычно. Вы специально выискиваете странные, необычные сценки и ракурсы?
Д.К.: В Россию я приехал три года назад, потому что мой фильм «Музейные часы» (Museum Hours) был приглашен на фестиваль «2 in 1» в Москве. Я пробыл там и в Петербурге всего неделю, мне пришлось свернуть поездку, у меня серьезно заболела мама. Но для меня и этот короткий срок стал подарком. Мои предки приехали в Америку из России. Я очень люблю Чехова, и мой приезд в Россию я использовал, чтобы выразить свою симпатию и любовь стране, давшей миру такого изумительного писателя.
О.С.: Что вам показалось интересным и необычным в России?
Д.К.: Я следил и слежу за новостями оттуда. Но когда ты ходишь сам по улицам Москвы и Петербурга, вдыхаешь запахи, замеряешь, вслед за Вертовым, температуру жизни, то страна и люди открываются немного не так, как со страниц газет и из телепрограмм. Это трудно объяснить. В Петербурге я побывал у друзей моих друзей, они живут в крохотной комнатке в центре города и делят кухню еще со многими соседями.
О.С.: Это называется коммунальная квартира...
Д.К.: Да? Они мне сказали, что их вот-вот выселят, потому что эту квартиру купил какой-то богач и будет реконструировать. Я вовсе не пытаюсь утверждать, что увиденные мною Москва, Стамбул или Нью-Йорк есть объективное воплощение этих городов. Это моя личная проекция, блиц-снимок города в какой-то узкий отрезок времени. Да, все это очень субъективно, эта температура, которую я чувствую. Вот я поймал камерой имперсонаторов Ленина и Сталина в центре Москвы, женщину с большой сумкой, которая выражает недовольство этими комичными фигурами. Но, наверное, из таких кусочков, хаотичных фрагментов и складывается картина бытия и времени, в котором мы живем.
О.С.: Документалистика может поэтизировать увиденное или бесстрастно фиксировать реальность. Вы удивительным образом сочетаете и первое, и второе.
Д.К.: В кадр попадает разное – и банальность, и страх, многое другое. Я с опаской отношусь к слову «поэзия». В Америке «поэзия» – синоним понятия «поцелуй смерти». Американцы не знают поэзии, ее не учат в школе. В России тоже идет что-то похожее на постепенное утрачивание культурной идентичности. Люди теряют интерес к Пушкину, Достоевскому, Чехову и Ахматовой. Что-то в воздухе другое – прагматичное, рациональное, равнодушное. Для меня символичным стал момент моего фильма, где такую вот типичную русскую бабушку с сумкой заменяет въезжающий в кадр огромный черный внедорожник «мерседес» с затемненными стеклами. В Нью-Йорке я тоже вижу, как меняется толпа на улице, как скукоживается личное пространство человека. Ведь мы сегодня уже не имеем настоящего прайвеси – достаточно задуматься над тем, как нам врут власти, что они нас будто бы тайно не прослушивают “во имя нашей безопасности”. Но я не навязываю свое восприятие. Я предлагаю зрителю ингредиенты, а суп пусть он варит сам.
О.С.: Вы считаете, что существуют разные типы кино?
Д.К.: Да. Новый Голливуд ничего общего не имеет с реальностью. Это комиксы, компьютерная работа. Я представляю другое кино. Сдаваться нельзя. Нужно биться, проникать в прокат, не отчаиваться. Вот «Музейные часы» – казалось бы, безнадега с точки зрения привлекательности для кинотеатров. Но фильм показали в 125 городах Америки, в онлайне и на DVD. Зритель должен знать, что есть и такое кино, где нужно напрягать мозги и вслушиваться в тишину.
О.С.: Вы снимали движение «Occupy Wall Street», посвятив ему целую серию фильмов. Чем оно вас привлекло?
Д.К.: Это демократия в действии, уличный театр, древнегреческая агора. Поразительное зрелище! Меня оно захватило целиком, я не был, признаюсь, объективен. Нужно защищать демократию, потому что власть стремится все подмять под себя. Но я вовсе не живу одной политикой. Мне в равной степени интересно, как меняется свет на лице женщины в Москве, и как грациозно движется пятнистая кошка, пойманная в кадр в Порту.
