Всего менее года в Берлине открыта экспозиция «Гитлер – как это могло произойти» (Hitler – How Could It Happen), но, как считают ее организаторы, уже отчетливо ясно: новые поколения немцев остро нуждаются в правдивом отражении трагических станиц истории Германии.
Когда в 1880 году открылось новое здание Анхальтского вокзала в Берлине, он стал крупнейшей железнодорожной станцией континентальной Европы. Во время второй мировой войны, после бомбардировок Берлина британской авиацией, по приказу Гитлера рядом со станцией был построен бункер для гражданского населения. После войны здесь, на территории Западного Берлина, из-за блокады советскими войсками хранились «сенатские продовольственные резервы» для двух миллионов жителей западных секторов города. После падения Берлинской стены и воссоединения Германии в начале 90-х эти резервы были отправлены в Советский Союз в качестве гуманитарной помощи.
Несколько лет назад журналист и издатель Энно Ленце (Enno Lenze) вместе со своим партнером и единомышленником, историком и публицистом Виландом Гибелем (Wieland Giebel) начали работать над созданием нового частного музея в помещении этого пятиэтажного бункера. Сначала сюда с Унтер-ден-Линден переехал музей истории города, а затем, в мае 2017 года, открылась экспозиция «Гитлер – как это могло произойти».
Виланд Гибель – издатель и автор многих книг по истории Берлина, работал в Африке, как корреспондент газет и общественного телевидения объездил много стран. В 1989-1990 годах был спикером Европарламента. В 2005 году основал издательство Berlin Story Verlag.
Энно Ленце, как и его старший коллега, был международным корреспондентом, побывал в нескольких горячих точках, включая районы боевых действий в Ираке. Энно – политический активист, выступающий в защиту прав иммигрантов и против правого экстремизма.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки», побывавший в музее, попросил Энно Ленце по телефону ответить на ряд вопросов.
Олег Сулькин: Чем ваш музей отличается от множества других музеев, посвященных темам Второй мировой войны, нацизма и Холокоста?
Энно Ленце: Насколько я знаю, все существующие музеи как-то локализованы по тематике. Есть военные музеи, есть музеи Холокоста, есть музеи Сопротивления. Мы же вознамерились рассказать всю историю Второй мировой войны, с самого начала до самого конца. И в этот многоликий континуум включена история жизни Адольфа Гитлера как главного виновника и действующего лица второй мировой войны.
О.С.: Как начинался проект?
Э.Л.: У нас с Виландом Гибелем есть постоянная работа вне музея, и мы не собирались ее бросать. Мы думали, что найдутся люди, которые увлекутся нашей идеей. Но наши поиски не увенчались успехом. Люди, к которым мы обращались, говорили сначала, что такой музей уже есть, а когда мы переспрашивали, где он есть, они признавались, что не знают. И тем не менее никто не взялся нам помогать. Пришлось все делать самим. Мы сохранили нашу работу вне музея. И я хочу подчеркнуть, что мы ничего не зарабатываем на музее.
О.С.: Почему вы решили начать экспозицию с момента рождения и детских лет Гитлера?
Э.Л.: Вовсе не потому, что Гитлер был каким-то особенным ребенком. Он же не был кронпринцем с военной выучкой, скорее происходил из заурядной и неудачливой семьи. И вот этот лузер стал оператором мощной военной машины и развязал самую кровопролитную войну в истории человечества. Вот что удивительно. Мы показываем, как хрупка демократия и как легко она может трансформироваться в свою противоположность. Сейчас продолжается самый длительный период мира в истории Германии. Большинство нынешних немцев знают о войне от своих прадедушек и прабабушек. Люди склонны принимать мир и демократию как данность, как само собой разумеющееся. «Нет! Нет! Нет!» – говорим мы, демократию нужно отстаивать и беречь как зеницу ока.
О.С.: Глубокий, мощный бетонный бункер военного времени – структура, где мало что можно изменить, приспособить под нужды музейной экспозиции. Как вы выходили из положения?
Э.Л.: Принимая во внимание все действующие германские законы и регулирующие акты, было очень непросто получить разрешение использовать этот объект для публичных нужд. Плюсом можно считать полную аутентичность бункера. Люди любят находиться в стенах реального исторического объекта. Кроме того, в бункере нет приема сигналов мобильных телефонов (толщина бетонных стен – 2,5 метра, крыши – почти 4 метра. – О.С.), так что важнейший фактор отвлечения внимания отсутствует. Люди идут через лабиринт комнат, другого пути нет, и тем самым вынуждены подчиняться логике экспозиции. Те, кому стало скучно, просто ускоряют шаг и быстро уходят. Другие, увлекшись экспозицией, могут провести в бункере несколько часов. Окон нет, так что можно пропустить счет времени, например, не заметить, что на улице стемнело.
О.С.: Обычно музеи демонстрируют произведения искусства и артефакты, предметы быта и техники. У вас я заметил несколько артефактов, но их немного. В основном, вы показываете фотографии, видеосюжеты, документы эпохи и, главных образом, аналитические и информационные тексты, помещенные на крупноформатных щитах. В чем состоит концепция проекта?
Э.Л.: Понимаете, в строгом смысле мы не традиционный музей. Мы знакомим посетителей преимущественно с документацией той эпохи. Артефакты пришлось бы покупать у коллекционеров нацистской символики, но мы не хотим, чтобы кто-то заработал хотя бы грош на нацизме. Я вовсе не утверждаю, что все коллекционеры этой тематики неонацисты и расисты, но самая идея зарабатывания на ней мне глубоко противна. Все предметы, выставленные у нас, – это пожертвования и вещи, находящиеся в общественном достоянии. Две трети экспозиции – фотографии, одна треть – тексты.
О.С.: Я обратил внимание на то, что большое число фотографий получены вами из Национального архива США в Вашингтоне.
Э.Л.: Объяснение простое. Да, много фотографий хранятся в государственных архивах Германии. Но эти архивы готовы поделиться ими только на платной основе. Национальный архив США согласился предоставить нам фотографии бесплатно, когда мы объяснили им, что наш проект сугубо образовательный. Мы с ними легко обо всем договорились. Они нам очень помогли.
О.С.: Отдельным моментам истории вы уделяете повышенное внимание. Так, например, на одном стенде подробно обсуждается вопрос, почему союзники не бомбили лагеря смерти. Холокосту отведено значительное место. Значительный раздел экспозиции посвящен последним дням и часам Гитлера. Вы даже воссоздали комнату бункера, где Гитлер и Ева Браун покончили с собой. Как вы принимали эти решения?
Э.Л.: Мы демонстрируем фотографии Холокоста, на которые трудно смотреть. Но мы это делаем, чтобы люди знали, что реально происходило в лагерях смерти. Когда сегодня спрашивают молодых американцев или британцев, почему США и Великобритания воевали с Гитлером, часто отвечают: чтобы освободить евреев из концлагерей. Это не так. И мы показываем документы, как суда с еврейскими беженцами не пускали в американские порты и отправляли обратно на верную гибель. Что касается Гитлера и его бункера, то около 40 проц. всех вопросов от посетителей касаются фюрера и его последних дней. Мы воссоздали маленькую комнату, где Гитлер и Ева Браун покончили с собой. Не думаю, что неонацистам приятно видеть последнее прибежище их кумира, ушедшего из жизни из страха перед наступающими частями Советской армии. Мы также развенчиваем нелепые мифы о том, что он якобы спасся. Но я должен сказать, что упрямых неонацистов ни один аргумент не убедит. Бессмысленно с ними вести дискуссию.
О.С.: Выставочное пространство – живой организм, его можно менять, дополнять. В этом отношении у вас есть какие-то планы?
Э.Л.: Конечно. Есть еще свободные пространства. Мы хотим посвятить одну комнату Яну Карскому, польскому дипломату, первым рассказавшему лидерам Америки и Великобритании о массовом уничтожении евреев нацистами. Он действительно хотел изменить историю. Хотим расширить секцию, касающуюся важного исследования, проведенного в 1934 году американо-польским социологом Теодором Абелем. Он попросил сторонников Национал-социалистической немецкой рабочей партии (NSDAP) объяснить американцам, почему они поддерживают нацизм и Гитлера. Самые разные люди, общим числом почти шестьсот, прислали ему свои ответы. Эти уникальные документы никогда прежде не публиковались в Германии. Сегодня, как никогда ранее, важно понять, почему тоталитарные идеи привлекают людей, причем не только идиотов, – это-то легко, – но и умных и образованных людей. Посмотрите на Путина, Эрдогана и других современных авторитарных лидеров. Очень важно понять, откуда идет их поддержка. Наша экспозиция может помочь понять истоки тоталитарной идеологии и предостеречь от будущих роковых ошибок.
О.С.: Ваш музей еще очень молод, он открыт меньше года. И все же – как бы охарактеризовали реакцию публики?
Э.Л.: 95 проц. посетителей оценивают свой визит к нам позитивно. Что меня удивило – приходят очень много молодых пар 20-30 лет и семей с детьми-подростками. У нас висит объявление, что неонацисты любых мастей нежелательны как посетители. Если мы их распознаем, то вышвыриваем, а деньги, уплаченные ими за входные билеты, передаем на нужды еврейской общины Германии. Мы поддерживаем многие проекты помощи иммигрантам. И, естественно, это вызывает ненависть и злобу у неонацистов. Мы получили от них за это время более пятисот смертельных угроз. Я считаю, если наци тебе угрожают, значит, ты на правильном пути. Конечно, мы обо всех угрозах сообщаем в полицию, с которой у нас тесный контакт. В последнее время число угроз снизилось, видимо, недруги поняли, что с нами иметь дело опасно. Правда, где-то месяц назад, когда я должен был выступать с лекцией в одном из университетов на западе страны, в Рурской области, мне поступила угроза, что если я выйду на сцену, то буду убит. Так вот, я читал лекцию, а у сцены стояли шестеро полицейских. Но нас с Виландом трудно запугать. Я как журналист был в гуще боевых действий в Ираке, а Виланд освещал вооруженный конфликт в Северной Ирландии.
