Последние полчаса состав тащился со скоростью порядком подуставшего велосипедиста. Позади остались почти пять часов езды по одноколейному пути в специальном двенадцативагонном поезде. Он, подобно Тянитолкаю из сказки Чуковского, был оснащен двумя локомотивами, прицепленными к голове и хвосту состава. Роскошь по меркам Северной Кореи, живущей в условиях жесткой экономии, немыслимая (потом я, впрочем, понял, что наличие двух тепловозов объяснялось и еще одной довольно прозаичной причиной).
Снаружи вагоны производили впечатление только что сошедших с конвейера «пульманов». Они особенно контрастировали на фоне обшарпанных пассажирских вагонов и грузовых полувагонов с прогнившими насквозь бортами, проплывавших за окном на редких станциях. Внутреннее убранство «пульманов» соответствовало внешнему – двухместные купе типа СВ, в отделке которых доминировал белый цвет. На диванах – свернутая постель, на полу – тапочки. Все для того, чтобы путешественник мог в условиях почти домашнего комфорта пережить долгие часы езды по дороге, на которой вагон порой раскачивало, как рыбацкое суденышко в шторм.
Открывавшийся по обе стороны состава пейзаж вступал в резкое противоречие с конечной целью поездки – увидеть триумф научно-технической мысли Северной Кореи, или КНДР (Корейской Народно-Демократической Республики). Порой казалось, что едешь через бесконечную съемочную площадку, на которой создается фильм о двух Кореях – средневековой и той, которая так напоминает Советский Союз тридцатых-пятидесятых годов прошлого века. Пашущие на волах крестьяне, каналы, в которых кое-как одетые люди то ли что-то стирают, то ли что-то ловят, пылящие по грунтовым дорогам грузовики, дизайном своим напоминающие ГАЗ-51 или в лучшем случае длиннобазовый ЗИЛ-130. Особое удивление вместе со щемящей ностальгией по безоблачному детству вызвали старые трактора «Беларусь», словно сошедшие с картинок в детских букварях полувековой давности.
Впрочем, заоконные картины подошли бы для съемок не только исторической ленты о жизни Северной Кореи, но и для сиквела известного фильма с Арнольдом Шварценеггером «Вспомнить все». Большое содержание железа в почве придавало ей красный оттенок, что в сочетании с редкой растительностью, часто встречающимся безлюдьем и горами на горизонте возрождало в памяти марсианские пейзажи.
На всем протяжении пути от Пхеньяна вдоль полотна все время кто-то стоял – либо солдаты, либо люди в военной форме, но без знаков различия. Охрана от южнокорейских/американских/японских шпионов-диверсантов? Вряд ли. Современные спутники-разведчики читают из космоса даже заголовки газет – что для них проследить за спецпоездом. Взрывать его тоже смысла нет. Корейскую ракетную программу этим не уничтожишь, а скандал может разразиться на весь мир. Кто-то предположил, что подобное охранение было выставлено против самих корейцев – тех нищих и обездоленных, которые вольно или невольно могли выйти к полотну и тем самым испортить впечатление представителей мировых СМИ от «процветающей» социалистической Кореи.
Поезд стал тормозить. Под окнами поплыла ничем не примечательная бетонная платформа. Без нее можно было бы подумать, что состав просто остановился между станциями на запрещающий сигнал семафора – по обе стороны все те же почти не тронутые деятельностью человека виды. Открылись двери, и толпы увешанных штативами и камерами журналистов высыпали на перрон. Их тут же окружили сопровождавшие нас северокорейские «товарищи». С помощью гортанных криков, растопыренных рук и решительных жестов они традиционно пытались (даже если в этом нет никакой необходимости) заставить чужеземцев как можно плотнее встать друг к другу. Это уже не удивляет – сбившихся в стадо людей легче контролировать.
Благодаря великому полководцу товарищу Ким Чен Иру…
Оглядываюсь по сторонам. Вот она! На фоне гор, почти сливаясь с местным пейзажем, стоит поддерживаемая стартовой фермой ракета «Ынха-3» (в переводе с корейского – «Млечный путь»). Ничего особенного – белый столб переменного сечения, чем-то напоминающий межконтинентальную баллистическую ракету (МБР), стоящую у музея Советской армии в Москве. Это и не удивительно. Ведь «Ынха-3» «выросла» из советской тактической ракеты Р-11, образцы которой корейцы получили от египтян в начале 1980-х годов. Правда, «Ынха-3» в три раза переросла свою прародительницу: если у Р-11, разработанной в начале 1950-х годов, была всего одна ступень, то у ее корейской «дочки» – целых три. Иначе спутник на орбиту вывести не удастся.
«Товарищи» поворачиваются и начинают движение в сторону ракеты, жестами разрешив следовать за ними.
А вообще, если бы не присутствие «Ынха-3», то ни дать ни взять – образцово-показательная воинская часть. Несколько типовых одно-двухэтажных построек, соединенных между собой аккуратными грунтовыми дорогами. С виду – не то казармы, не то какие-то склады.
Проходим метров сто от платформы и снова упираемся в досмотровый барьер, состоящий из нескольких военнослужащих, вооруженных металлоискателями. Это несмотря на то, что подобное «перетряхивание» нам уже пришлось пройти в гостинице перед посадкой в автобусы, которые отвезли нас на станцию.
Внезапно в хаотичном рое журналистов возникает какая-то упорядоченность – все они как по команде бросаются к какому-то месту в 10-15 метрах от общей толпы. Поворачиваюсь – так и есть! Невысокого роста кореец в военной форме без знаков различия, но в синей каске на голове. На космодроме это – как плащ мушкетера в Версале. Почти сразу выясняется, что это не просто «мушкетер», а «капитан мушкетеров» – начальник космодрома Чжан Мён Зин.
Он охотно общается с журналистами, отвечает на их многочисленные вопросы, но его ответы очень напоминают известный анекдот советских времен: «Что бы в СССР ни производили, все равно получается автомат Калашникова». Все слова Чжан Мён Зина в конечном итоге сводятся к тому, что Корейская Народно-Демократическая Республика, «как и остальные страны, имеет право исследовать космос», что «корейская космическая программа носит исключительно мирный характер», и что США, равно как и прочие государства, «применяют к Корее двойные стандарты».
Плотно облепленный журналистами начальник космодрома ведет нас в двухэтажное здание. Дальше большого зала у входа нас, конечно, не пускают. На стене зала – большая схема космодрома Западного моря (кореец скорее откусит себе язык, чем назовет это море его официальным названием – Желтое). Чжан Мён Зин водит указкой по карте и дает пояснения, напоминая при этом гида, который, указывая на Колизей, говорит: «Это – Колизей» или при виде Эйфелевой башни говорит: «Это – Эйфелева башня». Почти все «секреты», которые он «раскрывает», раскрыты довольно подробными иллюстрациями на схеме. Но главное – своей ракетной программой Северная Корея в первую очередь обязана своему «великому полководцу товарищу Ким Чен Иру».
«Лучезарная звезда»
А справа – то, что является главным оправданием ракетной программы Пхеньяна – спутник «Кванменсон-3». Правда, «Лучезарная звезда» (так переводится его название с корейского) скорее напоминает обклеенную блестками картонную коробку из-под кухонного комбайна, к которой юные техники прикрепили несколько хитрых деталей.
Натянутая веревка не дает подойти к спутнику ближе, чем на 3 метра. Стоящий рядом с ним в белом халате кореец с каменным лицом дает пояснения. Из них становится ясно, что это – спутник двойного назначения: дистанционного зондирования Земли (ДЗЗ) и метеорологический. Запустить его планируют на орбиту высотой 500 километров. Стоящий рядом со мной американский эксперт Джеймс Оберг несколько раз задает вопрос о наклонении орбиты этого космического аппарата (КА). В ответ – молчание и ноль эмоций. Потом, правда, кто-то говорит, что спутник должен быть запущен на полярную орбиту.
Кореец уверяет, что именно этот КА и будет установлен на «Ынха-3». Верится в это как-то слабо. В здании чисто, но космические аппараты собираются и готовятся к старту специалистами в белых халатах в герметичных или серьезно изолированных от внешней среды помещениях. Почему – понятно. Невидимая глазу пыль, осевшая на солнечных батареях, песчинка, попавшая в какой-либо узел КА, может заметно ухудшить его работу или даже вывести из строя. А тут – толпа народа и залетающий в открытые двери ветер, до этого лизавший сухую, рыхлую почву бороненных полей. Ведь наверняка на его «язык» налипли частицы земли и глины. Что ж, северокорейским «товарищам» видней…
У основания «Млечного пути»
После объяснений направляемся вместе с Чжан Мён Зином к ракете. Грунтовая дорога идет немного в гору, подходы к стартовой площадке огорожены забором из колючей проволоки. Журналисты бегут вместе с камерами и штативами, словно боясь, что ракета может улететь до того, как они ее сфотографируют с близкого расстояния, или что северокорейские «товарищи» могут в последний момент передумать и погнать с полпути пишуще-снимающую братию обратно к поезду. Второе, конечно, куда более вероятно, чем первое. У стартовой площадки сообщают данные ракеты: длина – 30 метров, вес – 92 тонны, тяга двигателей – 120 тонн.
Обращаем внимание на высоту стартовых ферм. Как минимум метров 50. Это значит, что «кроватка» построена явно на «вырост», и за 30-метровой ракетой последует куда большая. Может быть, та, которая, по заявлениям северокорейских ученых, должна вывести спутник на геостационарную орбиту.
Поснимали, послушали в очередной раз объяснения о том, что все увиденное стало возможно лишь благодаря «вождям» корейского народа – Ким Ир Сену и Ким Чен Иру. После этого – уже знакомые жесты «товарищей»: «Хватит снимать, давай-давай назад, к поезду». По пути к составу был «бонус» – визит в Центр управления запуском. Поскольку никаких конкретных пояснений и там дано не было, то предлагаю просто посмотреть на его фотографии, включая ту, на которой изображен пульт с «самой главной» пусковой кнопкой.
Обратный путь занял также пять часов. А второй локомотив потребовался потому, что первый просто физически не мог «перестыковаться» с головы в хвост состава. Ведь даже на такой важной станции, как «космодромная», была только одна колея.
Корейское объяснение для школьников начальных классов
На следующий день в пресс-центре отеля с труднопроизносимым названием Янггакдо состоялась пресс-конференция для журналистов, аккредитованных на запуске. В ней приняли участие Рю Гым Чхор – заместитель директора Департамента по исследованию космоса Комитета по космическим технологиям и Пэк Чан Хо – директор Комплекса по наблюдению за спутником и управления им (проще говоря, Центра управления полетом, или ЦУПа). Запомнился вопрос, заданный представителем одной из западных телекомпаний: «Если бы мне пришлось объяснять ученикам младших классов, чем отличается гражданский носитель от военной ракеты, то что бы вы мне посоветовали им сказать?»
«Так тут все очевидно, – ответил Пэк Чан Хо. – Во-первых, военная ракета не может быть такой большой, как гражданская. Ведь военную нужно где-то прятать, а большую спрятать всегда сложнее. Во-вторых, никто не станет проектировать военную ракету, работающую на жидком топливе. Ведь тогда ее долго придется заправлять, а кроме того горючее – достаточно агрессивная среда, и если старт ракеты по какой-либо причине будет отложен, то оно может начать разрушать элементы топливной системы ракеты. А в-третьих, если бы мы создавали баллистическую ракету, а не гражданский носитель, то не стали бы делать это на открытом месте и к тому же приглашать журналистов посмотреть на нее».
После пресс-конференции ко мне подошел известный американский эксперт Джеймс Оберг. «Знаешь, – сказал он, – мне пришлось “наступить” на собственный язык, чтобы не сказать ему: “Я учился в начальной школе 60 лет назад, и уже тогда ваше объяснение меня нисколько не удовлетворило бы”. Как будто он не знает о русских МБР, работающих на жидком топливе, или же ничего не слышал о 30-метровой русской Р-36 “Воевода” (на Западе – SS-18, или «Сатана» – Ю.К.), или же думает, что нельзя на ракету, даже после того как ее показали журналистам, втихаря “посадить” боеголовку вместо спутника».
Ким Ир Сен остался без подарка
На следующий после пресс-конференции день был визит в корейский ЦУП. Пояснения давал уже знакомый Пэк Чан Хо. Поскольку он, как и прочие общавшиеся с нами корейцы, свято следовал завету Талейрана: «Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли», то ничего конкретного мы не услышали. Специалисты, смотрите на фотографии внутреннего «убранства» центра. Может, и увидите что-то для себя интересное. Мне же главный зал ЦУПа показался довольно успешной попыткой юных техников соорудить из деталей и оборудования, которые им удалось раздобыть в районном Доме пионеров, некое подобие настоящего ЦУПа.
Поражали и одновременно раздражали наивные игры корейцев в секретность. Нельзя снимать на территории, где находится ЦУП, нельзя снимать здание ЦУПа целиком снаружи и т.д.… Как будто у США или России, имеющих разведывательные спутники, еще нет детальных изображений этой организации, включая ее точное местоположение.
В конференц-зале отеля Янггакдо были установлены два больших экрана. Корейцы пустили слух, что на них будет транслироваться старт «Ынха-3» в реальном времени. Приглашенные журналисты и эксперты приготовились к главному событию года – пуску этой ракеты, приуроченной к столетию со дня рождения «великого вождя» Северной Кореи Ким Ир Сена. Оставался главный вопрос: когда? В наэлектризованном, как перед грозой, воздухе повисло ожидание.
«Гроза» разразилась в пятницу 13 апреля. Впрочем, это больше походило на «пшик». «Ынха-3» стартовала (разумеется, никто в отеле об этом не знал), но отлетела от стартовой площадки лишь на расстояние около 100 километров, после чего у нее либо отказала первая ступень, либо вторая, либо она просто взорвалась. Четвертый пуск носителя типа «Ынха» разделил судьбу первых трех, состоявшихся в 1998, 2005 и 2009 годах. Все это постояльцы Янггакдо узнали не от корейцев, а из информации «Ассошиэйтед Пресс».
К полудню проносится слух, что планируется пресс-конференция в пресс-центре отеля. Все спешат туда. Действительно, вскоре там появляется пара корейцев. Они садятся в президиум. Вокруг них в мгновенье ока собирается толпа журналистов. На них наводятся объективы телекамер, к ним протягивают диктофоны, зал озаряют фотовспышки. Просидев с каменными лицами полчаса, корейцы встают и, не проронив ни слова, уходят. Все. Пресс-конференция закончена. Без ответа остается главный вопрос: что случилось с ракетой и случилось ли что-то с ней вообще? Правда, через какое-то время корейцы признают: да, старт был неудачным. Так Ким Ир Сен остался без подарка к своему столетнему юбилею.
И немного политики
Еще когда мы были на космодроме Западного моря, меня, как приглашенного эксперта, несколько раз просили высказаться корреспонденты северокорейского телевидения. Их интересовало, в частности, мое мнение о том, что я думаю по поводу заявления ряда стран, осудивших готовящийся пуск северокорейской ракеты. Совершенно искренне сказал им, что, согласно Договору о космосе от 1967 года, каждая страна имеет право исследовать и осваивать космос в мирных целях (на последних словах делаю особый акцент). «Делайте то, что сделали сейчас – приглашайте на каждый запуск, включая установку полезной нагрузки на носитель, иностранных журналистов и экспертов, и проблем не будет».
Со стороны ситуация действительно кажется «двустандартной». Ведь никто не возражает против космической программы Китая, не отказавшегося, кстати, от намерений вернуть под свой суверенитет Тайвань, независимость которого гарантирована Соединенными Штатами (а значит, нельзя исключить возможности вооруженного конфликта между Америкой и Поднебесной, в том числе и с использованием ракет).
А как быть с Индией, которая 19 апреля этого года испытала баллистическую ракету «Агни-5», способную поражать цели как обычным, так и ядерным зарядом весом до 1,5 тонн на расстоянии до 5000 километров? Кто может поручиться, что она не использует ее против Пакистана, с которым у нее продолжают сохраняться напряженные отношения, в 1965 и в 1971 годах обострявшиеся до состояния войны? Никто не может гарантировать и то, что территориальные споры между Индией и Китаем, приведшие в новейшей истории к трем вооруженным конфликтам между ними, не выльются однажды в обмен ракетно-ядерными ударами.
Северная Корея – нищее государство, стремящееся поднимать свою науку и технику. Разве может это вызвать что-то, кроме уважения? Но США, Европа, Россия, Япония, Китай – все ополчились на Пхеньян за этот несчастный запуск. Вооруженные дубинами «здоровяки» собираются выбить из рук «малыша» теннисную ракетку только потому, что с ее помощью он может отправить в полет не только теннисный мяч, но и ручную гранату. Сами, что ли, подобное сделать не могут?
Но действительно ли «малыш» сделал свою «ракетку» для игры в теннис или же все-таки намерен использовать ее в качестве пращи? Представители Северной Кореи заявили, что их страна готова «отплатить» тем странам, которые осудили ее ракетную программу. По мнению экспертов, речь идет об ускорении подготовки третьего ядерного испытания.
Не помогает представить Северную Корею «белой и пушистой» и официальный журнал КНДР под названием «Корея». В третьем номере за этот год в статье под названием «История разоблачает» шла речь о том, как японские оккупационные войска в годы Второй мировой войны вбивали в северокорейские горы железные колья. «Воспринимая горные отроги Кореи в образе живого организма, – говорится в статье, – они думали, что при забивании там железных кольев заболеет земля, заболеют люди, живущие на ней, и беды не покинут их».
Заканчивается статья словами: «Корейский народ никогда не простит злодеяний заклятого врага – японского империализма, прибегавшего даже к применению железных кольев, и обязательно рассчитается с Японией». Если КНДР собирается «рассчитаться» с Японией за проделки почти 70-летней давности в духе колдунов вуду, то у Страны восходящего солнца есть основания видеть в «ракетке» КНДР не просто спортивный снаряд. Тем более что военный парад в Пхеньяне, состоявшийся 15 апреля в честь столетия со дня рождения Ким Ир Сена, замыкала мобильная ракетная установка, которая по своим размерам не уступала российской МБР типа «Тополь».
