Максим Шевченко: «Что нам можно перенять у Америки? Местное самоуправление, свободу слова и свободу религии»

Первый раз я приехал в Нью-Йорк в 2000 году на Международную религиозную конференцию. Впечатление было поражающее, потому что города, подобного Нью-Йорку, я в своей жизни не видел.

Мы жили в отеле на Лексингтон-стрит в Манхэттене. Собственно говоря, это самое сердце Нью-Йорка: я гулял и смотрел на эти огромные здания, улицы, Центральный парк – все это соответствовало моему тому мифологическому представлению, которое было почерпнуто из юности. Из рок-музыки, из Чарльза Буковского, из Керуака, из американских писателей всех мастей, которых я читал и перечитывал в советское время.

Тогда же я поехал к своим друзьям в Вашингтон – воспользовался ситуацией, чтобы повидать их. Сел на поезд. Это путешествие по Америке, даже короткое, на меня произвело сильное впечатление: я увидел, как яркие, красивые города чередуются с депрессивными районами, преимущественно населенными афроамериканцами. Этот контраст бросился в глаза, он показался мне очень разительным.

Когда я впервые гулял по Нью-Йорку, то перешел мост и попал в другой район – по-моему, это был Квинс, и в глазах некоторых тамошних людей я увидел ненависть. Они смотрели на меня с непониманием: как я, белый, зашел сюда, как я смею тут ходить – вот эта расовая граница, она меня, конечно, поразила.

С тех пор я в Америке жил и в хороших отелях, в центре на Пятой авеню, бывал и в маленьких городках, университетских, типа Принстона, который мне очень понравился.

Принстон соответствует представлению о том, каким должен быть классический университет: старинные здания, академическая атмосфера, памятные доски выпускников и главное – аккуратность и бережность людей в обращении со всем этим.

Я стал разговаривать с американцами в маленьких городах по восточному побережью – так называемые «старые деньги». Этим людям ничего не надо, их предки, если прибыли не на «Мэйфлауэре», то, может быть, на следующем корабле, – у них очень много денег, и они открывают какие-то дела, но не для того, чтобы зарабатывать деньги.

К примеру, женщина продавала вырезанные из дерева цветы.
– Сколько у вас покупателей? – спросил я.
– Ну, один в три дня… – ответила она.
– А зачем вы это делаете? – снова спросил я.
– Ну, вот вы зашли, и я с вами поговорю!..

Я стал знакомиться с американцами, и очень многие из них произвели на меня очень хорошее впечатление. Американцы – очень трудолюбивый народ с очень ясным мироощущением. Это, конечно, поражает воображение. Они, как мне показалось, большие индивидуалисты, но вместе с тем, если ты не просишь денег, а у тебя есть какие-то темы или проблемы, они очень открываются и идут тебе навстречу.

Ну, деньги вообще-то просить неприлично у незнакомых людей, которые не являются друзьями. При этом меня в Америке поразило, что многие, даже на очень высоком уровне, говорят о деньгах. «Я получил 50 тысяч долларов», – говорит некий человек.

Люди эти – ученые, профессора – на вечеринках говорят о деньгах – сколько они заработали денег. Профессор рассказывает, как он удачно выступил и сколько в прошлом году заработал денег.

Это, конечно, не повсеместно, но их сознание очень интересно, оно очень сегментировано, очень технологично. Если человек занимается проблемой котиков на Гавайских островах, он будет беседовать с тобой в этом сегменте, а если ты скажешь: а вот тюлени, то он скажет – вы знаете, тюлени находятся за рамками этой границы. Он вежливо выслушает, но не будет поддерживать разговор.

Потом я попал в глубинку Техаса, там была одна конференция: надо было лететь до Далласа, потом ехать на машине.

Я, честно говоря, увидел, что Техас – совсем другой. Люди в Техасе, особенно провинциальном, – как воплощенные персонажи Стивена Кинга: «тойота»-грузовичок, в ней сидит мамочка, такая здоровенная, в очках, страшный монстр. Рядом с ней сынуля, такой же здоровенный, едут, с безумными глазами глядя на дорогу.

Америка разнообразна, мне кажется, что она является разложением архитипа человеческого.

В человеке есть гнусные и мерзостные вещи, однако в каждом человеке, наверное, в глубине души есть вещи, которые заставляют нас говорить, что человек – все-таки прекрасное существо.

Так вот, Америка – она как большая человеческая личность, она живая. И если этот момент не понять, то Америку вообще не будешь понимать. Она вся основана на индивидуализме, на индивидуальной свободе, на индивидуальном достижении. Там, конечно, есть бессознательный ид – ненависть, злоба, расовые границы… Я думаю, даже президенту Обаме это не удастся преодолеть, потому что это глубже, чем простой социальный конфликт. Это очень серьезная вещь, которую нам понять в России нельзя, потому что у нас, несмотря на какие-то фобии к узбекам, таджикам или еще к кому-то, нет расовой ненависти, нет гетто. А там есть гетто – я впервые в жизни увидел в Америке, что такое реальное гетто.

Но одновременно они умеют радоваться, как дети, и веселиться, как дети, словом, «слишком человеческое», как сказал бы Ницше.

Это – Америка.

Я много читал про Америку. К примеру, Кафку – это интересно! Это величайшая страна в мире.

Еще я понял, насколько не совпадает внутреннее американское и внешнее американское.

Во внешней политике я столкнулся с американцами в Афганистане, в других местах – это жестокий, агрессивный и беспощадный солдат или политик, который действует очень прагматически и технологически, исходя из интересов, которые поставило руководство. Они действуют в политике, как роботы.

Это тоже человеческая черта – они очень дисциплинированны в этом смысле, но внутри Америки достаточно большая зона регламентации человеческой жизни, договоренность, как жить, как подметать улицу.

Вот это местное самоуправление в Америке мне очень сильно понравилось. Я хотел бы, чтобы это было в России, я считаю, что если Россия воспримет и сумеет каким-то образом создать американский опыт местного самоуправления как демократии, идущей снизу, а не создаваемой политическими партиями, политтехнологами или властями, то это для России спасение.

Самоуправление должно идти от этих маленьких «таунс». В каком-нибудь американском Санкт-Петербурге, в котором полторы тысячи человек живет, я видел, что есть газета, которая рентабельна. В Америке, если нерентабельно, то это не делается – просто нет никаких дотаций, а там есть телевидение, и люди гордятся этим маленьким городом и своим телевидением.

Еще меня в Америке поразила, честно говоря, еда, которая мне не нравится активно. Американская еда – это прекрасные порции, больше европейских. Почему-то она на меня очень плохо действует: то ли они какие-то химикаты туда кладут, то ли какие-то ингредиенты добавляют, но почему-то происходит дисфункция организма обязательно. А вот китайская или вьетнамская еда в Америке великолепны!

Конечно, хотелось бы сказать и о конфессиональной жизни – все-таки это моя специальность.

Я считаю, что она идеальна. То, как это устроено в Америке – это то, как бы я хотел, чтобы так было устроено в России. То, чему надо подражать – это абсолютная свобода.

В Нью-Йорке 168 мечетей, но никто из нас никогда не слышал даже в пол-уха о проблемах между нью-йоркскими мусульманами и другими жителями. Мусульмане в Нью-Йорке, которые ходят с бритыми усами и в коротких штанах, выглядят так, что у нас бы их через две минуты забрал ОМОН. Однако они живут в Нью-Йорке, являются патриотами Нью-Йорка и вообще не испытывают никаких проблем. Въезжая в какие-нибудь американские города, если ехать на машине, ты видишь плакаты: церковь Иисуса Христа, церковь свидетелей Иисуса Христа, церковь Иисуса Христа Святых последних дней.

Меня поразило: километр на подъезде к городу идут церкви. Все просто, так как у них определяется община через земельное право. Ты покупаешь землю и на этой земле можешь строить что угодно: хочешь – пагоду, хочешь – православный храм, хочешь – мечеть, синагогу, а хочешь – какой-нибудь невероятный храм невероятной космической марсианской конфессии.

Я просто не вижу здесь никаких проблем, и мне кажется, что это правильная вещь, я считаю, что именно так и должна строиться религиозная жизнь. Я не знаю, почему у нас так этого боятся, ведь все равно православная церковь в России будет доминирующей конфессией, но при земельном праве ее сила будет основана не на том, что она дружит с государством.

Вот эта религиозная жизнь в Америке – это их принцип, что государство не вмешивается, и никакой человек не может воздействовать на государство. Президент Джордж Буш-младший нарушил этот принцип, на мой взгляд, своими проповедями с политической трибуны, но вообще-то это очень хороший закон и очень правильный.

Мне много раз приходилось беседовать с американцами – дипломатами, журналистами в других странах. Они очень большие доктринеры, у них есть образец их внутренней жизни как единственно возможный идеал для других частей света.

Но есть вещи, которые неприменимы в других частях света в силу исторического развития. Поэтому, что касается межнациональных вопросов, то тут у американцев очень серьезные проблемы, поскольку страна создавалась, я так понимаю, как союз не национальных групп, а конфессиональных, с учетом земельного владения. И национально-этническое у них не учитывалось в необходимой мере.

Я очень люблю книгу Говарда Зина «Народная история США». Он очень гремел одно время. Это такой «левый» историк 70-х годов, который написал историю не элит, а народа Соединенных Штатов. Он обратил внимание на то, что история групп, в том числе и национальных, в Америке не прописана, потому что они как бы не попадают в поле зрения американского общества. Американцы не понимают, что это такое, хотя там у них все очень сегментировано – ты можешь попасть в среду греков и не увидеть никого, кроме греков, или итальянцев, или евреев, или ирландцев. Фактически Америка, особенно в больших городах, это этнические районы, этнические гетто.

И мне кажется, что они, конечно, выносят этническое за пределы политического, это у них принципиально, но проблема с афроамериканцами, с китайцами и с мексиканцами – это очень серьезная проблема для США в будущем.

И из-за этой проблемы, из-за того, что эту проблему не решали и не обсуждали, случилась, в принципе, гражданская война. А потом, в 1960-х, были «Черные пантеры» – мощное левое этническое движение, их численность доходила до 120 тысяч, они все были вооружены. Это жесткая расовая война, которая существует в некоторых штатах между васпами, чиканос, латинос и афроамериканцами.

Это реальная война, это банды, которые действуют, и которые основаны на этническом принципе. Они эту ситуацию консервируют потому, что способа ее решить у них нет. Американское общество не предусматривает механизм решения этнического конфликта, этнического вопроса. Они считают, что любой этнический субстракт должен подчиниться общегражданским законам. К сожалению, я вижу, что это не всегда работает.

Однако если говорить о том, что бы я безусловно позаимствовал у американцев, местное самоуправление – это первое. Далее – право земельной собственности как приоритетное право для местного самоуправления.

Далее – налоги, которые остаются на местном уровне и способствуют развитию городов: в России все налоги собираются на федеральном уровне, и для того, чтобы отремонтировать, засыпать лужу, надо обращаться в федеральный центр.

Далее – религиозная свобода, наверное, с какой-то российской спецификой, но в целом я не вижу необходимости прессовать людей, которые лояльны по отношению к государству, платят налоги и участвуют в жизни общества.

Что касается свободы прессы – я в Америке не увидел свободы прессы: на мой взгляд, при все при том что это великолепные газеты – The New York Times, например, или журнал New Yorker, но все-таки европейские газеты более разнообразны по взглядам, чем американские.

Американцы все-таки действуют в рамках заданного спектра, однако свобода высказывания в Америке – это закон! Говори самую чудовищную вещь, но если ты не оскорбляешь лично человека, никто тебя не может за это посадить в тюрьму – 282 статьи в Америке нет и не может быть. И для меня это идеальная вещь, о которой я просто мечтаю, чтобы это было в моей стране.

Если тебе не нравится высказывание человека – начни общественную кампанию, докажи, что он фашист, нацист, коммунист – кто угодно, но не тащи его в тюрьму!

В Америке можно говорить все что угодно. Но если ты говоришь вещи, недопустимые в обществе, которые не нравятся обществу, то тебя просто маргинализируют и сегрегируют в социальном и в общественном смысле, но не посадят в тюрьму. А в Европе тебе могут дать 10 лет, и в России то же самое.

Итак: местное самоуправление, свобода слова и свобода религии.