По мере осознания того, что договор о запрещении ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) уже не сдерживает США и Россию, объявивших о выходе из него, две страны начинают обживаться в новой реальности, в которой стало меньше контроля над вооружениями.
Американский телеканал CNBC сообщил в четверг со ссылкой на осведомленные источники, что 20 гиперзвуковых российских ракет «Кинжал» недавно были перемещены на испытательный полигон. Их доработка, по сведениям телеканала, продолжается, и принятие ракет на вооружение может состояться уже в следующем году.
Также 21 марта Россия и НАТО обменялись упреками в повышении военной напряженности.
Генсек НАТО Йенс Столтенберг сказал в интервью агентству «Интерфакс», что «заявления России с угрозами нацелить ракеты на страны-члены НАТО неприемлемы и контрпродуктивны» и повторил обвинения в адрес Москвы, что российская ракета 9М729 (SSC-8 в натовской классификации), «нарушает ДРСМД и создает значительные риски» для безопасности стран Альянса.
Замглавы российского МИДа Александр Грушко ответил на это, что «порог применения ядерного оружия понижается в результате принятия США новых стратегий, которые фактически размывают грань между конвенциональным конфликтом и конфликтом с применением ядерного оружия».
В этой ситуации специалистов волнует судьба единственного из масштабных договоров по контролю за вооружениями, который еще действует – Договора о сокращении стратегических вооружений, подписанного президентами США и России Бараком Обамой и Дмитрием Медведевым в 2010 году (СНВ-3). Срок действия договора истекает в 2021 году.
В интервью Русской службе «Голоса Америки» беспокойство судьбой договора СНВ-3 выразила Линн Растин (Lynn Rusten) – вице-президент организации «Инициатива по уменьшению ядерной угрозы», занимавшая должность старшего директора по контролю над вооружениями в Совете национальной безопасности США при администрации президента Барака Обамы.
Данила Гальперович: Вы видите какие-то признаки возможного решения Белого Дома о будущем договора СНВ-3?
Лин Растин: Ничего ясного пока нет, хотя понятно, что по этому поводу идет большая внутренняя дискуссия. Очевидно, что никакого решения пока принято не было. Я слышала, что генерал Джон Хайтен (глава Стратегического командования США – Д.Г.) недавно говорил о положительных сторонах договора СНВ-3, выступая в Конгрессе. Так что мы будем наблюдать, чем закончатся споры об этом договоре. Для меня очевидно, что те преимущества, которые СНВ-3 дает в смысле возможностей верификации, являются бесценными. Мы должны сохранить этот договор, и я надеюсь, что именно на таком решении администрация и остановится.
Д.Г.: Вы принимали непосредственное участие в разработке и заключении договора СНВ-3. Ваши коллеги в России, такие, как Сергей Рогов и Алексей Арбатов, выражают большую озабоченность темой сокращения и контроля вооружений, однако политическое руководство в Москве, похоже, не испытывает опасений по этому поводу и ведет речь о новых вооружениях. Как вам кажется, насколько серьезно нынешняя российская власть воспринимает опасность ядерного конфликта?
Л.Р.: Специалисты всегда понимают эту тему глубже. Мы очень нуждаемся в том, чтобы с самого верха руководства обеих государств поступил ясный сигнал – сигнал министерствам обороны России и США, военным экспертам, дипломатам из Госдепартамента и МИДа, чтобы те продолжили полномасштабные дискуссии по стратегической стабильности, которые у нас бывали в прошлом. Эти дискуссии должны охватывать будущее контроля над вооружениями, а также вопросы ежедневного взаимодействия наших военных, находящихся невдалеке друг от друга, в частности, на Балтийском и Черном морях. Я говорю о дальнейшей разработке правил, предотвращающих непреднамеренное столкновение, которое может привести к началу конфликта. Нам на самом деле нужен серьезный диалог - он был слишком сокращен в последние годы, и должен быть восстановлен.
Д.Г.: Каковы будут первые непосредственные последствия того, что договор РСМД умер? Что могут начать делать США и Россия при отсутствии такого ограничивающего документа?
Л.Р.: Формально договор еще не умер, но он действительно находится на стадии «искусственного поддержании жизни», как говорят врачи. Кое у кого даже еще теплится надежда на то, что выполнение договора может быть восстановлено, а озабоченности, связанные с его нарушениями, могут быть сняты, но что-то не похоже, что так будет. Это означает, что наши союзники в Европе будут испытывать беспокойство, граничащее с критическим, поскольку они теперь попадают в ситуацию полной неопределенности. У них сразу возникают вопросы, связанные с тем, что Россия может разместить дополнительные ракеты, и какие действия в ответ на это могут предпринять США и другие страны НАТО. Мы все должны сделать шаг назад и еще раз детально обсудить, какие озабоченности военного плана испытывает каждая из сторон, и как нам сойти с того курса, который сейчас, похоже взят – с курса на повышение военного присутствия и, вследствие этого, увеличение риска военной конфронтации. Нужно, отталкиваясь от необходимости укрепления общей безопасности, найти какое-то понимание новой архитектуры этой безопасности, которая бы восстанавливала стабильность и снижала шансы на то, что конфликт произойдет.
Д.Г.: Вы видите возможность того, что перед лицом повышающегося риска конфликта с Россией, какие-то из стран Европы опять согласятся на размещение ракет, которые подпадали под договор РСМД?
Л.Р.: Это крайне сомнительно. Я даже не считаю, что такого рода «симметричный ответ» – это то, что нужно, если говорить о беспокойстве, связанном с возможным размещением ракет Россией. Я не вижу нужды в ракетах такого класса в Европе – у нас есть другие возможности сдерживания.
Д.Г.: Некоторые специалисты в Вашингтоне говорят, что переговоры о новом договоре СНВ или о продлении СНВ-3 нужно будет увязать с разговором о тех новых видах вооружений, которые Россия разработала или разрабатывает – в частности, нужно как-то включать в договоренности и гиперзвуковое оружие, и ядерные подводные дроны, о которых говорил Владимир Путин. Как вы относитесь к этому предложению?
Л.Р.: СНВ-3 касается стратегических ядерных систем. Вероятно, можно бы было обсудить, является ли что-то из новых разработок оружием, подпадающим под это определение, и мы могли бы об этом поговорить с Россией. Но вообще, конечно, стоит обсуждать все эти новые технологии и их влияние – например, киберугрозы для командно-контрольных центров управление ядерным оружием – в каком-то параллельном формате. Нельзя, невозможно упаковать все в один договор, а если речь идет о продлении СНВ-3, то там вообще нет возможности внести какие-то поправки, механизм договора этого не позволяет. Нельзя переступать границы договора, например, дополняя его нестратегическим ядерным оружием – для этого нужно вести другие переговоры, хотя, возможно, и параллельно с переговорами об СНВ-3.
