В молодости у меня мечта была побывать в Америке – все дети мечтают пожевать жвачку. Мы думали, что если у нас будет жвачка, то мы сразу американцами станем.
В первый раз я приехал в Америку в начале семидесятых – это была такая сборная поездка. Собрали человек восемьдесят артистов со всего Советского Союза. Выступали мы в театре «Маджестик» на Бродвее, и я помню, как перед театром ходили какие-то наемные люди с большими транспарантами, на которых был призыв не ходить на наш концерт. Гастроли были шикарные, но через шестнадцать дней все сорвалось. Я уже не помню, почему, но опять же из-за политики. Но в Нью-Йорке мы выступили.
Вообще-то, в Америке с гастролями я был девять раз, последний раз недавно. У меня была серьезная поездка – я объездил десять городов в разных штатах.
Когда приезжаешь в Америку первый раз, то всегда что-то тебя поражает. Меня поразило обилие музыкальных магазинов и пластинок в них. Ведь у нас тогда американских пластинок не было, мы их покупали на черном рынке с рук, и они очень дорого стоили. И из-за этих пластинок произошла одна смешная история.
Когда я в первый раз поехал в Америку, то понимал, что ко мне будут после концерта подходить зрители, и я должен куда-то ставить автографы. И, когда я в Москве случайно зашел в магазин грампластинок на улице Горького, то увидел на витрине пластинку, на которой был портрет Ленина. Обычно на пластинке должны быть либо музыка, либо стихи, либо поэзия. Но на этой пластинке были речи Владимира Ильича. Я, ради смеха, купил десять пластинок и взял их в Америку. А на гастроли туда мы поехали с моим другом-меломаном Тимой Кухалевым, он был страшным фанатом джаза и на пластинки тратил все суточные.
И вот на второй день гастролей он вбегает ко мне в номер с пакетом пластинок и кричит, что неподалеку в огромном магазине именно сейчас идет распродажа. Я прихватил на всякий случай свои ленинские пластинки, и мы отправились в тот магазин.
Он действительно был большим, и там стояли такие специальные кабинки, где человек мог послушать пластинку, пред тем, как купить. Но кабинки были открытые и то, что слушает человек, было слышно на весь зал. Мы вошли, к нам немедленно подошел менеджер и стал спрашивать, что мы хотим. Мы стали разговаривать, не зная языка, и я, как бы между прочим, открыл свою сумку и вытащил тот самый диск с портретом Ленина на обложке. Когда менеджер увидел пластинку с Лениным, он чуть не упал! Он выхватил ее у меня из рук и стал спрашивать, что это такое. Видимо, он подумал, что там Ленин поет какие-то песни. Я стал показывать ему жестами, что у меня таких пластинок десять штук, и предложил обмен. Он выхватил у меня все десять пластинок и разрешил выбрать любые десять альбомов взамен.
Мы кинулись выбирать альбомы, причем, стали брать только двойные, чтобы получить не десять, а двадцать. Мы бегаем по магазину и видим, что менеджер уже зашел в будку, чтобы послушать, как Ленин выводит рулады под балалайки. На лице у менеджера было нарисовано предвкушение счастья, потому что, как он думал, у него в руках невероятный эксклюзив. И вдруг мы слышим, как по залу раздаются крики Ленина: «Товарищи! Задачи пролетариата…», и все в таком духе.
Мой друг Тима шепчет мне: «Давай делать ноги!» Мы кинулись к выходу. В этот момент менеджер выглянул из будки, поймал нас удивленным взглядом и стал жестами спрашивать, где песни. Но мы, не дураки, тоже жестами ему стали отвечать, что песни – на другой стороне, что нужно перевернуть пластинку. В общем, пока он ее переворачивал, мы убежали.
После этого три дня нам было неудобно ходить по этой улице. Но однажды мы все же по ней прошли и увидели, что возле витрины этого магазина пластинок стоит толпа. Мы протиснулись к витрине и увидели, что среди пластинок Колтрейна, Эллингтона и Питерсона стоит наша пластинка Ленина. Мы посмотрели на лица людей: на некоторых лицах было написано удивление, а на некоторых – страх. Видимо, они думали, что «Советы» уже захватили американский шоу-бизнес.
Конечно, наше довоенное поколение было сильно американизированным. Не по мыслям в голове, а по любви к джазу, по любви к сорочкам «баттен» – это такие сорочки, у которых в воротничке пуговица, они и сейчас очень популярны. По любви к ботинкам с широкими рантами. Это были такие джазовые «приколы» в то время.
Такие ботинки выпускались под брендом «Инспектор» и считалась среди обуви шестисотым «Мерседесом». У них даже в сертификате было написано, что они не изнашиваются. И если ты видел человека в «инспекторе» – ты понимал, что он любит джаз. И я, конечно же, припасал все свои суточные, чтобы эту обувь купить.
А вырос я в обуви моего дяди, брата моей матери, ведь мой отец погиб на фронте. Тут надо сказать, что у нас с дядей был один размер обуви и он всегда мне свою обувь, немного поносив, отдавал.
И вот я исполняю свою мечту и покупаю в Америке «Инспектор». А вернувшись, я иду пешком в филармонию именно в этих ботинках, чтобы мне все завидовали. И тут я вижу, что у дверей стоит мой дядя с какими-то своими товарищами, и они о чем-то разговаривают. Внезапно они прекращают разговор и начинают смотреть на меня, но куда-то вниз. Я понимаю, что они смотрят на мои «Инспекторы».
А я ведь всю жизнь в его обуви ходил. И дядя, обращаясь к друзьям, говорит: «Смотрите, Буба из Америки приехал, обувь купил. А мне привез?».Я говорю: «А это – твои». Он говорит: «Тогда сними». Я снимаю и отдаю ему «Инспекторы», и в этот момент начинает накрапывать дождь.
Я в носках иду в филармонию, поднимаюсь к директору, здороваюсь, и мы начинаем говорить о гастролях и об Америке. Я понимаю, что директор уже обо всем знает, потому что он все время улыбается и смотрит на мои носки. «А где твоя обувь?» – спрашивает он. Я ему рассказываю, что купил для дяди в Америке «Инспекторы», немного их поносил и сейчас ему отдал. «Отлично, – не смутившись, говорит директор. – Тогда я скажу моему водителю, чтобы он тебя отвез домой. На улице дождь».
Я выхожу в носках на улицу, сажусь в машину, и в этот момент кто-то стучит в стекло. Оказалось, что это мой дядя. Он держит в руках мои «Инспекторы», протягивает их мне и говорит: «Никогда не чисти новую обувь кремом, просто плюй на кожу и растирай бархоткой». Да, он был большим специалистом в этом вопросе…
В Америке у меня много друзей, я часто бываю в разных гостях. И что меня всегда поражает, это то, что они верят в свое государство. Если кто-то кладет руку на Библию и приносит клятву, то они знают, что клятву назад никто брать не будет.
Но были и вещи для меня удивительные. Например, привычка есть стоя. Мы были в гостях в Лос-Анджелесе у одного известного врача. Дело было после концерта, но артисты всегда едят после концерта. Врач об этом знал, и по залу стали разносить какие-то бутерброды. Но я ему сказал, что мы так ужинать не можем, и попросил стулья, чтобы сесть. Немедленно принесли стулья, большой стол, на него поставили еду, и мы принялись за трапезу.
Там было много американцев, и они стали к нам подсаживаться. И вдруг выяснилось, что им очень понравилось сидеть за столом. Они стали звонить друзьям, чтобы и те приезжали. В результате, через полчаса, в зале стояли столы, все сидели за ними и поглощали пищу с невероятным энтузиазмом.
Но бывали и другие случаи, когда наши привычки переносились на американскую почву.
Однажды мы поехали посмотреть на «Диснейленд». Конечно, это произвело на нас большое впечатление. Мы ходили на разные аттракционы и, в конце концов, решили прокатиться в «Тоннеле ужасов». Там ты садишься в вагонетку, и она везет тебя по темному туннелю. А с боков и из воды выскакивают разные чудища.
И когда нас посадили в эту вагонетку, оказалось, что с нами вместе сидят двое русских. Тогда еще не было «новых русских» в сегодняшнем понимании, это были просто люди из России. Они были уже «готовы» к путешествию, потому что крепко выпили, кроме того, у одного из них из кармана торчала бутылка водки. Вагон медленно тронулся, и наши спутники стали окидывать туннель мутным алкогольным взглядом. А когда откуда-то справа выскочило какое-то чудовище, один из них выхватил бутылку и шарахнул ею эту куклу по голове.
Но, наверное, я все же человек не очень предназначенный для Америки. Жизнь в ней мне кажется слишком монотонной. А когда я бываю в гостях, то у меня постоянное ощущение, что доллар – это член семьи. Что есть муж, жена, дети и доллар.
Мы привыкли засовывать руку в карман и швыряться деньгами. Американец такого не делает, как мне кажется. Он всегда думает, как он тратит деньги.
Я никогда не питаюсь в Америке фастфудом. Я приезжаю и сразу выясняю, где русский ресторан, где грузинский, где мексиканский и где индийский. В крайнем случае, китайский.
Очень мне нравятся американцы. Они внимательны и дружелюбны. Но, как мне показалось, народ живет для себя. И, может быть, это правильно – меньше неприятностей!