Когда в 1989 году Катя Гринева приехала в Нью-Йорк, у юной москвички были две главные мечты – учиться в Америке и сыграть в Карнеги-холл. Обе она реализовала, а вторую – даже с лихвой. На сцене самого престижного концертного зала в мире она уже двенадцать раз выступала с сольными концертами. Обладательница престижных международных премий, она выступила однажды и с частным концертом: для президента Джорджа Буша-старшего и его жены Барбары. Пианистка, которую рецензенты называют самым блистательным романтиком русской школы, 28 августа впервые сыграет в Сан-Франциско, на сцене Davies Symphony Hall.
С Катей Гриневой встретился корреспондент Русской службы «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Когда вы дебютировали в Америке?
Катя Гринева: В 1993 году. Я сыграла фортепианный концерт Моцарта с Балтиморским симфоническим оркестром.
О.С.: А когда впервые поднялись на сцену Карнеги-холл?
К.Г.: 13 мая 1998 года.
О.С.: Любовь к музыке привили родители?
К.Г.: Да, у нас в семье всегда была обстановка интереса к творчеству. Мой папа, профессор Юрий Букин, специалист в области профилактики рака, и моя мама – Ирина Гринева, очень любили музыку, любили общаться с людьми искусства. Они близко дружили, например, с режиссером Юрием Любимовым. Отец умер, мама, слава Богу, жива. Наш частый гость – композитор Альфред Шнитке, однажды послушав мою запись, сказал моим родителям, что я обязательно должна продолжать обучение музыке. Кстати, папа настоял, чтобы меня записали на мамину фамилию, которая, как он считал, более звучная и вызывает ассоциации с русской классикой. Помните Гринева из «Капитанской дочки»?
О.С.: Где вы учились?
К.Г.: Я закончила Музыкальное училище при Московской Консерватории. Моим горячо любимым педагогом был Павел Валерианович Месснер. Но поступать в консерваторию я не стала. Я тогда не видела для себя перспективы в Москве, да и Месснера в то время принудили уйти из консерватории. Отца пригласили поработать в Америку, в Баффало. И я к нему приехала. Мои новые знакомые – супруги Таня и Ицхак – мне сказали: что ты будешь делать в Баффало, там скучно, оставайся у нас в Нью-Йорке. И я осталась. Фактически они меня удочерили, я прожила у них пять лет. Таня – русская, ее муж – израильтянин. Потрясающие люди. Мы до сих пор дружим. Они специально в этом году прилетали из Израиля в Нью-Йорк на мой концерт в Карнеги-холл.
О.С.: Где вы продолжили обучение в Америке?
К.Г.: Стипендию мне предложили сразу несколько музыкальных колледжей. Я выбрала Маннес-колледж в Нью-Йорке. Честно говоря, училась больше для проформы и для поддержания студенческой визы. Уровень обучения в Москве, в консерваторском училище, настолько высок, что фактически выводит на отличный старт музыкальной карьеры в Америке. Мне снова повезло на случайную встречу: я познакомилась через друзей с дирижером Томом Холлом. И по его протекции я получила возможность дебютировать в Балтиморе. Мне отвели первое отделение концерта. Билеты были все распроданы, в огромном зале на меня смотрели две тысячи человек. Я очень волновалась, а после выступления поняла, что это мое, что мне очень нравится выступать на публике.
О.С.: Катя, мы с вами познакомились не так уж давно, на открытии тематической выставки живописи и фотографии, организованной Постоянным представительством Таджикистана при ООН. Как я понимаю, тема воды, сохранения водных ресурсов планеты, оказалась для вас общей с таджикской миссией при ООН?
К.Г.: Несколько лет назад в помещении миссии Таджикистана в ООН я сыграла пьесу Равеля «Лодка в океане». Это был вечер, посвященный началу Десятилетия «Вода для жизни», провозглашенного ООН. После этого мне стали со всех сторон говорить, что я должна записать цикл пьес, посвященных воде. Я много играла на круизных кораблях, объездила, наверное, все моря. Очень люблю океан, море, игру волн, шум прибоя. Поехала на Фиджи, где записала диск, посвященный воде. В него вошли сочинения Дебюсси, Шуберта, Листа, Чайковского, Равеля, Римского-Корсакова, Оффенбаха, Блоха.
И свой 12-й по счету концерт в Карнеги-холле в мае этого года я посвятила теме воды. Вода – источник жизни, но, увы, и смерти. И поэтому я сочла уместным часть сборов от концерта отправить в Японию – в помощь пострадавшим от страшного цунами.
О.С.: Как вы попали на Фиджи?
К.Г.: Еще одно счастливое совпадение. Лет десять назад я играла для удивительного духовного наставника-гуру Ади Да Самраджа. И подружилась с его дочерью. Гуру умер года три назад, а его дочь пригласила меня на принадлежавший ему островок Найтауба, входящий в архипелаг Фиджи, где у нее есть музыкальная студия. И там, в поразительно умиротворенной атмосфере уединения и красивой природы я записала диск.
О.С.: Я вижу, вы верите в совпадения?
К.Г.: Да, я верю в карму, кармические совпадения. В моей жизни они происходят постоянно. Скажем, в прошлом году я поехала с концертами в Кению. Этому предшествовало знакомство с человеком, который и помог мне организовать поездку. Так сплошь и рядом. Откуда-то в самый нужный для меня момент появляются люди, которые говорят: «Я могу тебе помочь».
О.С.: Но с Карнеги-холл вам, видимо, помогает уровень вашего мастерства... Двенадцать выступлений никакими совпадениями не объяснишь.
К.Г.: Выступать на такой сцене очень ответственно и почетно. Каждый год я предлагаю новую программу. Зал обычно распродан полностью. А вот в прошлом году пропустила, не играла, потому что у меня было концертное турне на два месяца.
О.С.: Вы согласны, когда вас называют представителем русской романтической школы?
К.Г.: Я вдохновляюсь стилем и школой великих пианистов Антона Рубинштейна и Владимира Горовица. Они обладали безупречной техникой, но эмоциональная сущность исполняемого произведения для них была важнее всего. Увы, сегодня подавляющее большинство пианистов играют очень быстро и очень громко, нередко, извините, барабанят без всякого чувства. Я же ценю разнообразие красок, от очень тихого звучания до очень громкого. Мне нравится создавать драматургию концерта, когда одна вещь как бы выливается из другой, когда есть интонационнаое развитие и кульминация. Люди в зале это всегда чувствуют и ценят. Люблю сложные задачи. Например, играю соло «Болеро» Равеля, которое обычно играют либо с оркестром, либо в переложении для двух или четырех фортепиано.
О.С.: Равель - ваш любимый композитор?
К.Г.: Люблю Равеля, Шопена, Шуберта. Нравятся Блох – американский композитор 20-го века, русские, испанские композиторы. Очень долго и напряженно работала над двумя большими фортепианными сонатами австрийского композитора-романтика Марселя Тиберга, погибшего в нацистском концлагере. Я записала и первая публично исполнила эти вещи. Дома я по три-четыре часа в день провожу за фортепиано. Играю самые сложные сочинения, например, концерты Рахманинова. Это придает мне силу и уверенность.
О.С.: Что вы исполняете в Сан-Франциско?
К.Г.: Ту же программу, что я отыграла в Карнеги-холл. Я ее условно называю «Любовь и вода». Хочу ее сыграть еще несколько раз в разных странах.
О.С.: В России вы выступали?
К.Г.: Нет еще, если не считать нескольких концертов на круизных кораблях, стоявших в порту Петербурга. Очень хотела бы выступить. Кстати, человек, который мне помог с концертами в Кении, сейчас приехал в Москву. Очень надеюсь на очередное совпадение...
Катя Гринева верит в счастливые совпадения
Русская пианистка 12 раз выступала в Карнеги-холл
