НЬЮ-ЙОРК —
Несколько интересных фактов из жизни нового избранного президента Ирана Хасана Роухани, который вступит в должность в августе этого года: Роухани учился на конституционного юриста в британском университете Glasgow Caledonian. В 18 лет он тайно пересек границу Ирака, чтобы познакомиться с находящимся в Ираке в изгнании будущим лидером исламской революции аятоллой Хаменеи. Роухани написал книгу под названием «Национальная безопасность и ядерная дипломатия» на основе своего опыта в качестве главного переговорщика Ирана по вопросам ядерной программы в середине 90-х годов. Был заместителем главного советника по вопросам войны с Ираком в 80-е годы, был членом иранского парламента на протяжении 20 лет, и 16 лет руководил Советом по безопасности, одним из самых влиятельных агентств в стране. Сейчас он является главой Центра стратегических исследований, который тесно работает с нынешним религиозным лидером Ирана аятоллой Хаменеи. В Иране и в мире Роухани называют «шейхом-дипломатом».
Победа Роухани на президентских выборах была решительной – и неожиданной. Он получил более 50 процентов голосов избирателей, явка которых на этих выборах была головокружительно высокой – почти 73 процента. Роухани опередил пятерых соперников, большинство из которых представляли консервативный блок иранских политиков.
Считается, что Роухани, сам представитель иранского духовенства, не является сторонником ислама как догмы, а видит религию как современную динамичную силу – однако все равно определяющую основы иранского общества. Иранские эксперты и Запад видят в нем человека умеренных взглядов, способного на дипломатический компромисс. На то есть реальные причины. В 2004 году «шейх-дипломат» сыграл ключевую роль в том, что Иран самостоятельно приостановил обогащение урана (тогда Франция была готова пойти на соглашение с Ираном, однако США и Великобритания его отвергли).
В видеоролике своей предвыбоной кампании Роухани говорит избирателям: «Хорошо, чтобы центрифуги работали, но важно также, чтобы страна работала и чтобы крутились колеса промышленности». В понедельник во время своей первой пресс-конференции он пообещал, что иранская ядерная программа будет более прозрачной, а взаимодействие Ирана с остальным миром – конструктивным. Он также отметил необходимость снижения напряженности в отношениях с США в вопросах иранской ядерной программы.
Что означает избрание Хасана Роухани на пост президента Ирана для ирано-российских, ирано-американских и ирано-российско-американских отношений? Изменится ли, по сути, иранская ядерная программа? И можно ли доверять «умеренности» иранского «шейха-дипломата»?
Русская служба «Голоса Америки» задала эти вопросы Гари Сику, одному из ведущих американских специалистов по вопросам Ирана, бывшему члену Совета национальной безопасности США при президенте Картере, отвечающему тогда за иранское направление, старшему научному сотруднику и профессору Школы международных отношений при Колумбийском университете.
Виктория Купчинецкая: Профессор Сик, какова ваша реакция на результаты президентских выборов в Иране? Явка колоссальная, кандидата выбрали умеренного, избиратели на улицах танцуют... Свидетельствует ли это о том, что в Иране появились признаки демократии?
Гари Сик: В Иране всегда были признаки демократии. Правительство на протяжении многих лет пыталось эту демократию побороть, но без большого успеха. Что меня больше всего поражает в иранских президентских выборах на протяжении всей истории Исламской республики – то, что иранские избиратели смотрят на подборку кандидатов, которых им предлагают, и выбирают того, который наименее всего связан с правящим режимом. И делают это с большим энтузиазмом. Выборы президента Хатами (в 1997 году – В.К.) были примером этого. Так же, как и выборы Ахмадинежада, который баллотировался как критик сложившейся в стране ситуации и обещал прекратить коррупцию. Роухани выиграл со значительным преимуществом. То есть можно предположить, что люди не верят всему, что им говорят официальные СМИ, и ищут перемен. Это не означает, что в Иране скоро будет революция, что граждане собираются маршировать по улицам. Но иранцы уже много раз пытались через выборы изменить ситуацию, и удивительно, что они продолжают верить в силу избирательного бюллетеня. Я должен признать, что очень мало стран в мире, где этот бюллетень цениться больше, чем в Иране.
В.К.: Изменится ли ядерная политика и ядерная программа Ирана со вступлением Роухани в должность президента?
Г.С.: Будет то, что было при президенте Хатами – изменение тона в направлении более сдержанных позиций. Я не думаю, что Иран откажется от огромных инвестиций, которые он уже сделал в свою ядерную программу. Но, как Роухани сказал на своей пресс–конференции сегодня и говорил и раньше, он готов серьезно рассматривать дипломатические альтернативы. С другой стороны, мне кажется, он был разочарован противостоянием США в прошлом и не собирается «с головой» бросаться в разрешение этой проблемы в надежде, что другая сторона гарантирует положительный результат. Другими словами, будет изменение тона в дискурсе, но любые переговоры, которые могут из этого вырасти, – и я надеюсь, что переговоры будут – все равно будут очень сложными.
В.К.: Как вам видится развитие отношений между Ираном и Россией?
Г.С.: Я не эксперт по России, но моя непосредственная реакция на ситуацию такая: Иран и Россия согласны по определенным вопросам, и это так и останется. Однако они не «влюблены» друг в друга, они не очень ладят, и они друг другу не верят. И это тоже так и останется. Они будут сотрудничать в вопросах, касающихся их общих интересов. А там, где они не согласны друг с другом – они будут во весь голос друг друга критиковать. Именно так это и было со времени Исламской революции в Иране. Это останется неизменным.
В.К.: А как вам видится развития отношений в треугольнике Иран-Россия-США? Останется ли Россия на равном удалении от США и Ирана или продвинется ближе к США или к Ирану в качестве союзника?
Г.С.: Мы знаем, что США хотят видеть со стороны России больше сотрудничества по Ирану. Между тем, как российская сторона хочет большего сотрудничества со стороны США по вопросам Сирии, возможно, пригласить Иран для обсуждения сирийских проблем, чтобы рассмотреть выходы из ситуации, которые США отвергли с самого начала конфликта. Так что здесь я тоже не вижу принципиальных перемен в будущем. Россия и США – как и Россия и Иран – имеют некоторые общие интересы. Обе стороны отмечают те рычаги влияния, которые есть у каждой стороны – в частности, у России по Сирии. Даже если США не согласны с Россией, они не могут ее просто игнорировать в вопросах Сирии. Но в корне это ничего не изменит. Россия не поменяет своей позиции относительно президента Асада, и США не перестанут поддерживать сирийскую оппозицию. Ситуация не изменится – но, как я уже сказал, измениться тон. Иран показывает, что будет более сдержанным в выражении критики и более активным в поисках путей сотрудничества и вступления в международное сообщество. Это очень позитивно. Это не решает проблемы как таковой, но теперь проблему, возможно, будет решить немного легче.
В.К.: Можем ли мы верить Хасану Роухани, когда он говорит о необходимости конструктивного взаимодействия Ирана с остальным миром?
Г.С.: Мне кажется, он доказал серьезность своих намерений своими действиями. Он был переговорщиком, он еще тогда делал усилия по установлению лучшего взаимодействия Ирана с миром. Его поддерживает бывший президент Хатами, который в свое время делал такие же усилия. Его поддержал бывший президент Рафсанджани, который говорил, что Иран должен быть больше интегрирован в международное сообщество. У меня нет причин сомневаться в серьезности его заявлений. Вопрос только в том, получится ли у него. И на этот вопрос у нас пока нет ответа.
В.К.: В прессе появились неподтвержденные сообщения о том, что Иран отправил в Сирию 15 тысяч бойцов из Корпуса исламской революции для помощи правительству Башара Асада. Какова ваша реакция на эти сообщения?
Г.С.: Я бы очень хотел увидеть бесспорные доказательства этих сообщений, но доказательств пока нет. На деле Асаду нужно многое – финансовая поддержка, обучение военнослужащих, он может нуждаться в определенном оснащении – но ему не нужны бойцы. У него есть многочисленная армия, очень хорошо вооруженная, достаточно успешно ведущая боевые действия. Если даже Иран отправил своих военных в Сирию – я бы предположил, что это военные инструкторы или инструкторы в области ведения кибер-войны. Это то, что Сирия сейчас очень развивает – чтобы следить за оппозицией и чтобы контролировать свое собственное население. И именно в этой области у Ирана есть опыт и знания. Но я сомневаюсь насчет отправки туда военнослужащих для боевых действий. Хочу напомнить, что в течение всего иракского конфликта Иран не послал в Ирак своих бойцов, чтобы воевать на стороне шиитов. И то же самое с Афганистаном – группа иранских дипломатов была убита Талибаном, Иран рассматривал это как акт войны, но Иран не вмешался, не послал туда свои войска. Во время израильского вторжения в Ливан – Иран тоже не послал свои войска в Ливан воевать на стороне «Хезболлы», хотя он и поддерживают «Хезболлу». Так что пока я отношусь к этой информации скептически, так как она сильно противоречит тому, как Иран поступал раньше в подобных случаях буквально со времен Исламской революции.
Победа Роухани на президентских выборах была решительной – и неожиданной. Он получил более 50 процентов голосов избирателей, явка которых на этих выборах была головокружительно высокой – почти 73 процента. Роухани опередил пятерых соперников, большинство из которых представляли консервативный блок иранских политиков.
Считается, что Роухани, сам представитель иранского духовенства, не является сторонником ислама как догмы, а видит религию как современную динамичную силу – однако все равно определяющую основы иранского общества. Иранские эксперты и Запад видят в нем человека умеренных взглядов, способного на дипломатический компромисс. На то есть реальные причины. В 2004 году «шейх-дипломат» сыграл ключевую роль в том, что Иран самостоятельно приостановил обогащение урана (тогда Франция была готова пойти на соглашение с Ираном, однако США и Великобритания его отвергли).
В видеоролике своей предвыбоной кампании Роухани говорит избирателям: «Хорошо, чтобы центрифуги работали, но важно также, чтобы страна работала и чтобы крутились колеса промышленности». В понедельник во время своей первой пресс-конференции он пообещал, что иранская ядерная программа будет более прозрачной, а взаимодействие Ирана с остальным миром – конструктивным. Он также отметил необходимость снижения напряженности в отношениях с США в вопросах иранской ядерной программы.
Что означает избрание Хасана Роухани на пост президента Ирана для ирано-российских, ирано-американских и ирано-российско-американских отношений? Изменится ли, по сути, иранская ядерная программа? И можно ли доверять «умеренности» иранского «шейха-дипломата»?
Русская служба «Голоса Америки» задала эти вопросы Гари Сику, одному из ведущих американских специалистов по вопросам Ирана, бывшему члену Совета национальной безопасности США при президенте Картере, отвечающему тогда за иранское направление, старшему научному сотруднику и профессору Школы международных отношений при Колумбийском университете.
Виктория Купчинецкая: Профессор Сик, какова ваша реакция на результаты президентских выборов в Иране? Явка колоссальная, кандидата выбрали умеренного, избиратели на улицах танцуют... Свидетельствует ли это о том, что в Иране появились признаки демократии?
Гари Сик: В Иране всегда были признаки демократии. Правительство на протяжении многих лет пыталось эту демократию побороть, но без большого успеха. Что меня больше всего поражает в иранских президентских выборах на протяжении всей истории Исламской республики – то, что иранские избиратели смотрят на подборку кандидатов, которых им предлагают, и выбирают того, который наименее всего связан с правящим режимом. И делают это с большим энтузиазмом. Выборы президента Хатами (в 1997 году – В.К.) были примером этого. Так же, как и выборы Ахмадинежада, который баллотировался как критик сложившейся в стране ситуации и обещал прекратить коррупцию. Роухани выиграл со значительным преимуществом. То есть можно предположить, что люди не верят всему, что им говорят официальные СМИ, и ищут перемен. Это не означает, что в Иране скоро будет революция, что граждане собираются маршировать по улицам. Но иранцы уже много раз пытались через выборы изменить ситуацию, и удивительно, что они продолжают верить в силу избирательного бюллетеня. Я должен признать, что очень мало стран в мире, где этот бюллетень цениться больше, чем в Иране.
В.К.: Изменится ли ядерная политика и ядерная программа Ирана со вступлением Роухани в должность президента?
Г.С.: Будет то, что было при президенте Хатами – изменение тона в направлении более сдержанных позиций. Я не думаю, что Иран откажется от огромных инвестиций, которые он уже сделал в свою ядерную программу. Но, как Роухани сказал на своей пресс–конференции сегодня и говорил и раньше, он готов серьезно рассматривать дипломатические альтернативы. С другой стороны, мне кажется, он был разочарован противостоянием США в прошлом и не собирается «с головой» бросаться в разрешение этой проблемы в надежде, что другая сторона гарантирует положительный результат. Другими словами, будет изменение тона в дискурсе, но любые переговоры, которые могут из этого вырасти, – и я надеюсь, что переговоры будут – все равно будут очень сложными.
В.К.: Как вам видится развитие отношений между Ираном и Россией?
Г.С.: Я не эксперт по России, но моя непосредственная реакция на ситуацию такая: Иран и Россия согласны по определенным вопросам, и это так и останется. Однако они не «влюблены» друг в друга, они не очень ладят, и они друг другу не верят. И это тоже так и останется. Они будут сотрудничать в вопросах, касающихся их общих интересов. А там, где они не согласны друг с другом – они будут во весь голос друг друга критиковать. Именно так это и было со времени Исламской революции в Иране. Это останется неизменным.
В.К.: А как вам видится развития отношений в треугольнике Иран-Россия-США? Останется ли Россия на равном удалении от США и Ирана или продвинется ближе к США или к Ирану в качестве союзника?
Г.С.: Мы знаем, что США хотят видеть со стороны России больше сотрудничества по Ирану. Между тем, как российская сторона хочет большего сотрудничества со стороны США по вопросам Сирии, возможно, пригласить Иран для обсуждения сирийских проблем, чтобы рассмотреть выходы из ситуации, которые США отвергли с самого начала конфликта. Так что здесь я тоже не вижу принципиальных перемен в будущем. Россия и США – как и Россия и Иран – имеют некоторые общие интересы. Обе стороны отмечают те рычаги влияния, которые есть у каждой стороны – в частности, у России по Сирии. Даже если США не согласны с Россией, они не могут ее просто игнорировать в вопросах Сирии. Но в корне это ничего не изменит. Россия не поменяет своей позиции относительно президента Асада, и США не перестанут поддерживать сирийскую оппозицию. Ситуация не изменится – но, как я уже сказал, измениться тон. Иран показывает, что будет более сдержанным в выражении критики и более активным в поисках путей сотрудничества и вступления в международное сообщество. Это очень позитивно. Это не решает проблемы как таковой, но теперь проблему, возможно, будет решить немного легче.
В.К.: Можем ли мы верить Хасану Роухани, когда он говорит о необходимости конструктивного взаимодействия Ирана с остальным миром?
Г.С.: Мне кажется, он доказал серьезность своих намерений своими действиями. Он был переговорщиком, он еще тогда делал усилия по установлению лучшего взаимодействия Ирана с миром. Его поддерживает бывший президент Хатами, который в свое время делал такие же усилия. Его поддержал бывший президент Рафсанджани, который говорил, что Иран должен быть больше интегрирован в международное сообщество. У меня нет причин сомневаться в серьезности его заявлений. Вопрос только в том, получится ли у него. И на этот вопрос у нас пока нет ответа.
В.К.: В прессе появились неподтвержденные сообщения о том, что Иран отправил в Сирию 15 тысяч бойцов из Корпуса исламской революции для помощи правительству Башара Асада. Какова ваша реакция на эти сообщения?
Г.С.: Я бы очень хотел увидеть бесспорные доказательства этих сообщений, но доказательств пока нет. На деле Асаду нужно многое – финансовая поддержка, обучение военнослужащих, он может нуждаться в определенном оснащении – но ему не нужны бойцы. У него есть многочисленная армия, очень хорошо вооруженная, достаточно успешно ведущая боевые действия. Если даже Иран отправил своих военных в Сирию – я бы предположил, что это военные инструкторы или инструкторы в области ведения кибер-войны. Это то, что Сирия сейчас очень развивает – чтобы следить за оппозицией и чтобы контролировать свое собственное население. И именно в этой области у Ирана есть опыт и знания. Но я сомневаюсь насчет отправки туда военнослужащих для боевых действий. Хочу напомнить, что в течение всего иракского конфликта Иран не послал в Ирак своих бойцов, чтобы воевать на стороне шиитов. И то же самое с Афганистаном – группа иранских дипломатов была убита Талибаном, Иран рассматривал это как акт войны, но Иран не вмешался, не послал туда свои войска. Во время израильского вторжения в Ливан – Иран тоже не послал свои войска в Ливан воевать на стороне «Хезболлы», хотя он и поддерживают «Хезболлу». Так что пока я отношусь к этой информации скептически, так как она сильно противоречит тому, как Иран поступал раньше в подобных случаях буквально со времен Исламской революции.
