В Международный день свободы печати основательница журнала «Холод» Таисия Бекбулатова рассказала в интервью «Голосу Америки» о том, что происходит с независимой журналистикой в России.
Ксения Туркова: Как бы вы охарактеризовали нынешнее состояние независимых российских медиапроектов? Особенно на фоне того, что происходит в последнее время – с «Медузой», студенческим изданием DOXA и так далее.
Таисия Бекбулатова: Я вряд ли ошибусь, если скажу, что сейчас, наверное, самый сложный период для медиа в России. Я не могу вспомнить ни одного другого периода, когда на медиа оказывалось столько давления. И конечно, никто в медиа сейчас не чувствует себя хорошо. Многие напуганы, это правда, многие, я думаю, сейчас подумывают о том, чтобы наконец уйти в более спокойную гавань: в пиар, еще куда-то. Я могу предположить, что будет какой-то исход из медиа. И я не могу никого осуждать: у людей дети, семьи, ипотеки…
К.Т.: Дело тут, как мне кажется, не только в пресловутой ипотеке, Сейчас речь уже идет о выживании в самом буквальном смысле слова, о безопасности.
Т.Б. : Это правда, и многие сейчас, мне кажется, задумаются об эмиграции.
К.Т.: В то же время за последние несколько лет появилось сразу несколько независимых проектов: «Холод», «Важные истории», «Проект». Как вы решились запустить независимый проект в таких условиях?
Т.Б.: Знаете, есть такая шутка: у родителей, у которых один ребенок журналист, еще один, который поумнее. Это мой случай. Вторая причина – многие журналисты просто больше не умеют ничем заниматься. А третья причина – в том, что мы и не хотим ничем другим заниматься, это наша профессия, мы не совершаем ничего незаконного, ничего общественно вредного – мы освещаем важные проблемы и пытаемся сделать жизнь в России лучше. Правда, не все это видят, к сожалению. А почему эти издания возникли? Мне кажется, они возникли в тот момент, когда начали умирать такие мамонты на рынке, как «Коммерсант», «Ведомости» и все остальные, которые типа живут в индустрии, но в таком состоянии зомби. Было очевидно, что эти издания будут терять аудиторию и что они уже потеряли репутацию. Образовалась свободная ниша, а в журналистике всегда если есть ниша, то возникают какие-то проекты.
Я вообще считаю, что сейчас с журналистикой в России все хорошо: у нас есть великолепные журналисты, есть расследователи, у нас есть сторителлинг очень высокого уровня. И мне кажется, что сейчас грешить на качество журналистики грешно - простите за тавтологию. Это, возможно, лучшая постсоветская журналистика. Другое дело, что эти издания в основном небольшие, у них мало ресурсов, маленькие редакции. И конечно, у них нет той аудитории, которая была у больших изданий. Успеют ли эти проекты собрать свою аудиторию или их просто убьют - вот в чем вопрос. Журналисты сейчас испытывают колоссальное давление. Так что неизвестно, выживет ли эта молодая поросль.
Я недавно написала, что у нас в России уровень журналистики выше, чем она может себе позволить – с таким уровнем гражданского общества и с таким уровнем свобод. То есть мы некий парадокс.
К.Т.: Вы запускали «Холод», если не ошибаюсь как раз в то лето, когда были массовые протесты против недопуска оппозиционных кандидатов в Мосгордуму. Были массовые протесты и задержания, было дело Голунова. Вам было не страшно открывать новое медиа? Какие у вас были мысли, опасения?
Т.Б.: Честно говоря, я в тот момент не особенно об этом думала (вспомним снова анекдот про ребенка-журналиста). Я тогда только уволилась из «Медузы», и оказалось, что мне особо никуда не хочется идти. И я в конце концов решила: если пробовать, то нужно пробовать сейчас.
К.Т.: Как вы набирали команду? Люди не боялись идти в новый независимый проект?
Т.Б.: Кто-то боялся, конечно. Но у меня был такой принцип: я беру в команду людей, которые сами хотят. Так появилась специальная корреспондентка Юлия Дудкина. Она сама пришла и сказала, что хочет работать. В в этот момент у меня даже не было ставок, это был смелый шаг с ее стороны.
К.Т.: Трудно ли было найти инвестора? Насколько я понимаю, вы не раскрываете его имя из-за возможных рисков.
Т.Б.: Да, мне кажется, что сейчас раскрывать свои финансовые источники довольно глупо. У нас их несколько, и они не связаны с политикой, они не связаны с государством или с каким-то бизнесом, который имеет отношение к государству. А найти было довольно просто: я создала качественный ресурс на небольшие деньги, и нашлись люди, которые захотели нам помочь.
К.Т.: Где-то год назад вы говорили в одном из интервью, что у вас соотношение денег инвестора и зрителей (краудфандинг) – 90 на 10. За год что-то изменилось?
Т.Б.: Изменилось то, что мы теперь пытаемся зарабатывать самостоятельно. Мы начали понемножку партнерские проекты. Что касается краудфандинга, подписки, то уровень доходов россиян сейчас не такой, который позволил бы нам рассчитывать на их средства. Люди хотят нас поддерживать, но объективно они сами нуждаются. У нас поначалу был довольно оптимистичный план полного перехода на краудфандинг, но сейчас мы понимаем, что надо самому бить лапками, чтобы что-то получилось.
К.Т.: Мне кажется, что дело не только в том, кто что может себе позволить. В России еще не до конца выработалась привычка платить за контент.
Т.Б.: Это правда – у большинства людей в России нет привычки платить за контент. Но в прогрессивных кругах это меняется. У меня есть друг, который выделяет строчку в семейном бюджете на поддержку независимых медиа, потому что слишком большой стала потребность в этом. Это уже хороший тон – иметь такие подписки, потому что эти проекты, возможно, не выживут без твоей помощи.
К.Т.: Случай «Медузы» это как раз подтверждает: после того, как ее объявили иностранным агентом, на них буквально обрушили поток помощи. Но многие задумываются о безопасности платежей…
Т.Б.: Мне кажется, что у этой модели все равно есть будущее. А проблема с этими законами об иностранных агентах в том, что этот закон в принципе не рассчитан на то, чтобы его выполняли. Он написан так, что любой человек под него может попасть. Соответственно, людям уже сейчас нет особого смысла сидеть и загоняться, могут попасть под этот закон или нет. По старому принципу: был бы человек, а статья найдется. Сейчас нет смысла тратить свою жизнь на то, чтобы бесконечно бояться.
К.Т.: Как вы определяете круг тем? Какие темы – ваши? Те, которых нет в больших медиа?
Т.Б.: Во-первых, это большие важные истории из регионов, которые никто не освещает, потому что до последнего времени, да и сейчас тоже в хороших медиа не было такой привычки – ездить куда-то в глубинку и привозить оттуда истории. Я могу буквально по пальцам пересчитать медиа, которые этим занимаются. Мне кажется, спрос на такой формат гораздо выше, чем предложение. И в принципе понятно – такие командировки затратны. Мы заточены на такие материалы.
И второе – мне кажется, мы позиционируем себя как исследователи интересных общественных феноменов. Не всегда это лонгриды, иногда это просто тексты о том нестандартном, что у нас происходит в обществе.
К.Т.: Если вас спрашивают молодые студенты, идти ли в журналистику сейчас, что вы отвечаете?
Т.Б.: В последние годы я отвечаю: если можете не идти – не идите. Но если есть сильная потребность, если ты себя больше нигде не видишь, то, конечно, надо идти. Получается, что это призвание. Сейчас фильтр прохода в профессию очень простой: либо ты готов идти в журналистику со всеми ее рисками, либо нет.
К.Т.: Я много раз сравнивала ситуацию в российских медиа с танцами на газете – такой школьный конкурс был. Сначала люди танцуют на целой газете, потом на половинке, потом на четвертинке – и побеждает тот, кто удержался на самом маленьком клочке. Но сейчас, как мне кажется, это уже не танцы на газете. Медиа осваивают какое-то новое пространство. Вы с этим согласны?
Т.Б.: Знаете, сначала ты танцуешь на газете, а потом ты понимаешь, что эти правила придумал какой-то странный человек и что ты не обязан их соблюдать. Другое дело, что этот человек может тебе навредить, но ты уже не обязан ему подчиняться. У меня был период, когда я в буквальном смысле танцевала на газете – я работала в газете «Коммерсант». И с тех пор, как я перестала это делать, я совершенно счастлива и не хочу возвращаться в эти танцы. Я буду выступать в другой программе.
Видеоверсия интервью:
