Ксения Туркова. Ушедший год принято считать ужасным, люди даже устраивали вечеринки, на которых сжигали все, что было плохого в 2020. Есть даже шутка: не прибавляйте 2020 к моему возрасту, я им почти не пользовалась. Для вас этот год был так же ужасен, как о нем принято говорить?
Дина Рубина. Вы знаете, 2020 год — это удивительное сочетание в одном отрезке времени и чудовищных разрушений (утрата жизней, утрата понятия о том, что такое человеческое общение), и невероятного прорыва – технологического, биологического, микробиологического. Мне кажется, ушедший год станет точкой отсчета для очень многих начинаний в человеческой цивилизации.
К.Т. Но если говорить о гуманитарной сфере, станет ли он точкой прорыва?
Д.Р. Вы знаете, я, может, скажу какую-то крамольную вещь, но в гуманитарной сфере не может быть никакой точки прорыва. Вообще гуманитарная сущность человеческого духа имеет только личностное измерение. Человек пишет гениальный роман — для него это прорыв в его собственной творческой биографии. Человек написал цикл стихотворений — это прорыв. Человек не написал за год ничего — это провал, но провал в его собственной гуманитарной Вселенной. Мне кажется, что гуманитарная сфера человеческого духа стоит на страже, стоит таким кордоном против агрессивного технологического влияния на личность и на душу человека.
К.Т. Во время карантина вы написали книгу «Одинокий пишущий человек» — о литературном мастерстве. Если бы карантина не было, книга была бы другой?
Д.Р. Может быть, ее вообще бы не было, но тут многое сошлось, и дело не в карантине, конечно. Карантин просто оказался невероятно уютной барокамерой, когда меня не беспокоили, когда на меня не сваливались гости, потому что было нельзя. От меня даже внуков держали подальше, что тоже прибавляло рабочего свободного времени. Но вы понимаете, не карантин создает какое-то определенное настроение, дает толчок к рождению идеи. Просто сошлись обстоятельства. В этом году исполняется 50 лет моей так называемой творческой деятельности. 50 лет назад мой рассказ вышел в журнале «Юность» — всесоюзно известном, могучем и тиражном. Совершенно плевый рассказик, я тогда была очень юна, и сейчас даже произносить страшно эту дату — пятьдесят лет. Эта круглая дата, эта румяная пятерка с нулем сыграла определенную роль. Но тут еще и издательство «Манн, Иванов, Фарбер» попросило меня написать предисловие к книге Доротеи Брандт, которая сто лет назад написала книгу о том, как писатель должен писать книги — пособие молодым писателям. В это же время — просто по стечению обстоятельств — я читала книгу Харуки Мураками «Писатель как профессия». Все это сошлось вместе. Я написала предисловие к книге Доротеи Брандт, но вместо того, чтобы поставить точку и отослать текст в издательство, я написала: «Глава первая». И дальше я уже писала свою собственную книгу, потому что все-таки за пятьдесят лет много всего накопилось, что я могу сказать о нашей профессии.
К.Т. Кстати, о рассказе в журнале «Юность». Вы интересно описываете, как появление текста в печатном издании воспринималось тогда, чем оно было для автора, и чем оно становится для автора сейчас, когда текст может быть опубликован где угодно в интернете. Две разные реальности. Действительно ли с появлением соцсетей ощущение себя как автора обесценилось?
Д.Р. Вы знаете, эта трибуна, сцена, на которую поднимается человек, она может быть любой. Это может быть пионерская газета тиражом 300 экземпляров, стенгазета, газета 5 «А» класса — что угодно. А когда сцена — это журнал, выходящий трехмиллионным тиражом, для шестнадцатилетней соплячки это абсолютный снос крыши, причем весьма далеко. И в этом смысле, конечно, ипостась журнала как журнала ничем не заменить. Интернет невозможно потрогать, его можно вырубить в любой момент. Но все это может улетучиться. Человек реален, человек вещественен, и он любит произведение своих рук и произведение своих мыслей. Как бы красиво вы ни оформили в интернете публикацию, вы захотите взять ее в руки и увидеть толщину. А если ваши публикации становятся большой книгой, то это большая победа. Что бы и кто бы ни говорил — все популярные блогеры рано или поздно собирают под обложку свои тексты.
К.Т. В начале книги «Одинокий пишущий человек» вы пишете о том, что скептически относитесь к разного рода литературному наставничеству, пишете, что этому нельзя научить. Сейчас — и особенно во время карантина — курсы писательского мастерства цветут буйным цветом. Можно ли научить писать? Дать 33 лайфхака, как написать хороший роман.
Д.Р. Это возможно. Я не уверена по поводу хорошего романа, но сделать крепкую, приличную работу можно. Но, с другой стороны, приличную музыку может создать и машина. Так и с текстом. А вот дальше уже начинается другое. Вы знаете, Трумен Капоте говорил, что разница между плохой и хорошей литературой не так велика, как разница между хорошей литературой и произведением искусства. Произведению искусства научить невозможно.
К.Т. Что тогда делать тем, кто искренне хочет научиться писать?
Д.Р. Конечно, можно ходить на такие курсы. Вы знаете, я читала такой курс — четыре лекции людям, которые хотят писать. Я им дала задание: описать комнату героя. Неважно какую — свою детскую комнату, или бабушкину, или комнату соседки тети Мани. Они все что-то написали, и поначалу это было абсолютно беспомощно. Но одну работу мне было читать интересно, я даже поймала себя на том, что есть какой-то азарт — мне интересно этого автора чему-то научить. Я стала редактировать, показывать, как можно поменять текст. Это оказалось увлекательно, хотя раньше мне казалось, что незачем.
К.Т. Почему сейчас вообще многие хотят писать?
Д.Р. Потому что они получили трибуну, получили сцену. То, что мы раньше могли рассказать пятнадцати подружкам и трем приятелям, мы можем рассказать большому сообществу. Это все древняя история. В Афинах человек выходил на площадь — и его слушали сотни людей. Человеку с зычным голосом всегда хочется «прокатить» этот голос на большую дистанцию.
К.Т. По какому выражению, слову, штампу вы можете определить, что перед вами плохой, графоманский текст?
Д.Р. Это должен быть набор штампов. Но вообще, знаете, я же очень опытный человек, я пятьдесят лет строгаю эти табуретки. Открывая книгу, снимая ее с книжной полки, я понимаю, нужно мне это или нет. Бывает так, что мне присылают текст, и вдруг я вижу, что это очень талантливо. И тут неважно, хочет этот человек действительно быть писателем или нет. Профессия писателя требует совокупности качеств, тут недостаточно суметь сказать. Огромное количество людей великолепно владеют даром рассказчика. Есть люди, которые талантливо пишут. Но писатель — это человек, обреченный на свою профессию. Я еще и получаю огромное количество писем. И иногда мне пишут: «Дорогая Дина Ильинична! Моя бабушка, Марья Степановна Воропаева, родилась в Казани в семье казанских татар и была выдана замуж за ташкентского муллу — человека очень образованного, который учил ее арабскому языку и позволял ездить на велосипеде». Вы понимаете, всё — я вижу, что этот человек мне может что-то рассказать. И дальше начинается переписка. А часто пишут — просто куча случаев — примерно так: «У меня потрясающая история бабушки, тети, знакомой! Она была в лагерях, она была то, она была сё…» А дальше начинается мучительной пересказ очередной истории. В общем, это сложная вещь. Как я это определяю? Наверное, каким-то шестым чувством.
К.Т. То есть никаких особых индикаторов нет? Вот вы видите слово и думаете: «Этого слова не должно быть в хорошем тексте!»
Д.Р. Нет такого слова, которого не должно быть в хорошем тексте. Слово не существует само по себе, оно обязательно существует в контексте. Это и жанр, это и настроение, это и сцена, и герои. Все слова прекрасны. Все.
К.Т. У вас есть любимое слово?
Д.Р. Можно я его не буду произносить? (смеется)
К.Т. А вы, кстати, выдумываете новые слова?
Д.Р. Слова нет, но вот новые словосочетания придумывать можно. Это очень интересно — поставить слова в таком порядке, чтобы получалось совершенно новое ощущение неожиданного взгляда на вещи. В этом и есть амбиция писателя, профессия писателя. Именно так мы представляем читателю свой мир.
К.Т. Если описывать 2020 год как некое литературное произведение, то какой это будет жанр? Сборник рассказов, сага, приключенческий роман?
Д.Р. Это трагедия, причем вселенского масштаба. Эта чума уже унесла жизни около 2 миллионов человек, и еще не поставлена точка. Этот год поставил перед нами вызовы, которые так или иначе перед человечеством ставит история, цивилизация. Каждые сто лет человечество переживает ту или иную эпидемию. Для чего это? Мы этого не знаем. И поэтому все вызовы связаны с преодолением. Мы ведь победили полиомиелит, мы приближаемся к победе над онкологией, мы можем продлить человеку жизнь. Мы должны осилить и коронавирус. Потому что мы люди, потому что мы достойны того, чтобы победить. Мы уже во многом победили: за короткие сроки создано несколько вакцин. Это прорыв, огромный прорыв. И я ужасно обрадуюсь, когда буду свободной, и буду благодарна людям, которые для меня изобрели вакцину.
К.Т. Что вы возьмете с собой из 2020 в 2021?
Д.Р. Ой, ну у меня столько хозяйства! У меня семья, у меня внуки, у меня мой кабинет. Это же моя жизнь — я все беру с собой в 2021! И главное — я беру с собой этот опыт остраннения и закукливания в себе, это очень интересный опыт. Я бы хотела оставить его за спиной, но при этом прочувствовать его, понять его и оценить.
