Линки доступности

Московская жара 2010 года может стать нормой через 60 лет


К 2070 году при продолжении глобальных климатических изменений нынешняя температурная аномалия в Московском регионе может стать нормой июльской погоды. Такое заявление несколько дней назад сделал для прессы координатор российской программы «Климат и энергетика» Всемирного Фонда дикой природы (World Wildlife Fund) Алексей Кокорин. Редакция Русской службы «Голоса Америки» попросила российского эколога подробнее рассказать о причинах, последствиях глобального потепления и возможностях человека замедлить этот процесс.

Вадим Массальский: Алексей, на чем основаны ваши прогнозы на 2070-й год?

Алексей Кокорин: Я ориентировался на те модельные расчеты, которые были сделаны после ужасной сорокаградусной жары во Франции и Италии в 2003-м году. Вывод этих расчетов был таков: если человечество не позаботится об ускоренном снижении выбросов парниковых газов, то к концу 21-го века средняя температура на планете повысится на 4 градуса. А уже к 2070 году аномалии 2003-го года будут случаться в Западной Европе почти ежегодно. К этому времени подобные катаклизмы могут стать нормой и для средней полосы России.
Конечно, это только модельная имитация, а не прогноз как таковой. Прогноз может дать нам только среднегодовые и среднесезонные температуры. Однако к угрозе более частых и более резких температурных скачков стоит относиться серьезно. И пример нынешней московской жары должен многих людей заставить, грубо говоря, на собственной шкуре почувствовать, что если мы ничего не будем делать, то получим опасные климатические изменения.

В.М.: И тем не менее, в мире немало скептиков, которые относятся с проблеме глобального потепления, как к глобальной политической и финансовой спекуляции. И недавняя международная конференция в Копенгагене только прибавила аргументов в пользу такой позиции.

А.К.: Любое новое научное знание всегда пытаются использовать в коммерческих и даже политических целях. Так было и с озоновыми дырами, так будет и с изменением климата. Конечно, Копенгагенская конференция носила финансово-экономический характер, это вызвало бурную дискуссию: кто, кому и сколько будет платить. Однако с чисто научной точки зрения сомневаться в техногенном изменении климата на планете не приходится. И если мы возьмем доклады ведущих мировых климатологов, то даже те, кто выступает против Киотского протокола, например, наш российский академик, директор института глобального климата и экологии Юрий Израэль, признают, что угроза парникового эффекта становится все более реальной.

Не так давно в североамериканском научном сообществе был проведен опрос: считаете ли вы, что изменения климата на планете связаны с жизнедеятельностью человека? Положительно на данный вопрос ответили 97,6% ученых-климатологов. Для науки это небывалый уровень единодушия. Также утвердительно ответила почти половина (47%) всех геологов. Полагаю, здесь более осторожный подход связан с тем, что для многих геологов период метеонаблюдений в несколько десятков или сотен лет абсолютно неинтересен. Эти специалисты оперируют гораздо более значительными периодами измерения, когда речь идет об истории Земли.

Поэтому хоть Конференцию в Копенгагене нельзя назвать удачной, но переговоры в этом направлении продолжаются. И, возможно, в этом декабре в Мексике будет принято решение ООН о запрете вырубки тропических лесов на 80, а, может быть, и на 100 процентов. На эти цели международное сообщество уже выделило 4 миллиарда долларов, ведь уничтожение тропических лесов является второй по значимости - после сжигания ископаемого топлива - причиной роста выбросов парниковых газов.

В.М.: А как по-вашему, меняется ли в России отношение к проблеме климата?

А.К.: На уровне руководства страны действительно меняется. Я думаю, этому в немалой степени способствовало то, что советником президента РФ по вопросам климата стал Александр Бедрицкий, в прошлом глава Росгидромета. Может быть, я слишком наивен в политике, но из того, что говорят президент и премьер-министр хочется сделать вывод, что их позиция полностью адекватна тому, что отражает научная точка зрения. И, видимо, благодаря этому в России была принято очень грамотная климатическая доктрина.

А вот на уровне многих министров - например, энергетики - и тем более на уровне губернаторов пока наблюдается либо игнорирование проблемы, либо ее полное непонимание. Но, как говорится, нет худа без добра. Вероятно, нынешние летние катаклизмы все-таки заставят многих чиновников и на федеральном, и на региональном уровне осознать степень угрозы, с которой нам придется столкнуться уже в ближайшие десятилетия. Кстати, в той же Франции именно запредельная жара 2003-го года заставила многих переосмыслить климатическую проблему.

К сожалению, как показывает мировой опыт, и опыт тех же американцев – нации, которая действительно является пионером во многих областях развития цивилизации - пока не случится трагедии, к людям не приходит и осмысление какой-то жизненно важной экологической проблемы. Это, на мой взгляд, показала та же история с ураганом Катрина или с нынешней нефтяной утечкой в Мексиканском заливе.

В.М.: Как известно, президент Барак Обама во главу угла своей энергетической программы ставит переход на «чистые» источники энергии. Насколько это реально, ваш взгляд? Чего здесь больше политического расчета или научного обоснования?

А.К.: Мне приходилось общаться на эту тему с американскими экологами, и у меня сложилось мнение, что за этим стоит реальный технический расчет. И снижение выбросов CO2 на 83% в 2050-му году от уровня 2005-го года – это совершенно реальная цифра. Она может оказаться и большей, если будут использованы новые, неизвестные сегодня технологии. А они наверняка появятся в ближайшие десятилетия.

Конечно, за этим планом стоит не только задача сократить техногенное воздействие на климат. Это и вопрос энергетической безопасности США, их топливной независимости. Но ведь в любой стране так. И мы в России, занимаясь национальной программой энергосбережения, параллельно вносим немалый вклад в снижение выбросов парниковых газов. Пусть об этом особо не говорится, но, по сути, это как раз то, что нужно делать.

Позиция Всемирного фонда дикой природы такова – к середине века почти вся энергетика должна работать на возобновляемых источниках энергии (вода, ветер, солнечный свет и т.д.). Сейчас возобновляемые источники составляют две трети мировой энергетики. В России – несколько меньше. Конечно, России здесь объективно отводится нишевая роль. К середине века 95 процентов населения планеты будет жить в странах, покупающих энергоносители. И только 5 процентов людей, включая населения России, Венесуэлы, Нигерии, Саудовской Аравии, будут проживать в странах-энергоэкспортерах. Поэтому трудно говорить, что вся энергетика России, через 40-50 лет перейдет на возобновляемые источники, но продвигать новые «чистые» энергетические технологии мы тоже должны. Сам по себе они не продвинутся. И здесь не только дело в бизнес-проектах. Здесь, если хотите, нужна и просветительская работа, чем, собственно говоря, наш фонд и занимается.

В.М.: Существует достаточно распространенное мнение, что для такой северной и холодной страны как Россия, большая часть территории которой находится в зоне вечной мерзлоты, даже выгодно глобальное потепление. Чего же здесь больше: плюсов или минусов?

А.К.: Плюсы есть, это очевидно. Однако минусов, я убежден, гораздо больше. И если вы заглянете в нашу климатическую доктрину, то там о плюсах говорится в сослагательном наклонении, а о минусах – совершенно утвердительно. Первый, возможный, плюс связан с уменьшением отопительного сезона. Однако энергетикам «разыграть этот козырь» будет очень сложно. Нужно очень гибко определять, когда топить, а когда не топить. Это требует и высокой технической подготовки и жесткой технологической дисциплины в условиях опять же возможных резких перепадов зимних температур.

К тому же увеличится сезон летнего кондиционирования воздуха. И хотя этот период не будет таким же продолжительным, как, например, как в Соединенных Штатах, однако он сделает общую экономию топлива заметно меньше.

Теперь возьмем сельское хозяйство. Действительно, более теплый и влажный климат предпочтительнее. Однако это средний показатель, не учитывающий местных реалий. Вот почему Институт сельскохозяйственной метеорологии в Обнинске дает два прогноза. С одной стороны на Юге России, безусловно, произойдет снижение урожайности. Примерно на четверть. Вопрос только в сроках – через десять или через двадцать лет. Но с другой стороны условная «климатическая урожайность» в центральной и даже северной части европейской России может стать выше. Однако почвы-то везде разные. И земля, например, Вологодчины, где я сейчас нахожусь, не станет такой же плодородной, как на Дону или на Кубани.

Наконец, еще одни «плюс» - увеличение периода навигации по Северному морскому пути, по которому караваны судов пойдут из Европы в Китай. Но отсутствие льдов в российской части Арктики будет нестабильным. А значит, все равно придется держать атомный ледокольный флот. Все равно из соображений безопасности по Севморпути можно будет пускать только суда ледового класса. А возможное массовое использование танкеров грозит привести к крупномасштабной экологической катастрофе. Ведь в отличие от того же теплого Мексиканского залива очистка арктических морей от разливов нефти выглядит очень затруднительной. Мы можем получить просто кашу из льда и нефтепродуктов на огромной океанской акватории. В общем, все не так просто.

Повторюсь, потенциальные «плюсы» для России от глобального потепления, наверное, есть. Но вот реальные «минусы» этим летом уже сурово напомнили о себе. Первый и главный – это угроза для жизни и здоровья тысяч и тысяч людей в условиях экстремальной жары, засухи и лесных пожаров. Вот почему всем нам вместе нужно предпринимать меры, чтобы уменьшить техногенное влияние на климат. И действовать надо безотлагательно, но очень осторожно.

В.М.: Алексей, а что в данном случае значит «осторожно»?

А.К.: Понимаете, лично я очень скептически отношусь к попыткам какого-то резкого искусственного влияния на климат, ко всевозможным крупномасштабным экспериментам. Например, к идее создания, так называемого, сульфатного аэрозольного экрана из частиц, аналогичных по природе вулканическому пеплу. Теоретически подобный экран в нижних слоях стратосферы, на высоте 20 километров, может спасти земную поверхность от перегрева. Однако эффект от такого экрана будет кратковременным (по мере оседания защитных частиц), в то время как парниковый эффект с течением времени, если не предпринимать других комплексных мер, будет только усиливаться.

Все это потребует нового и нового увеличения плотности защитного аэрозольного экрана вокруг Земли и поддержания его в рабочем состоянии. В общем, это похоже на наркотик, дозу которого приходится все время увеличивать. Таким образом, человечество просто загонит себя в угол. Это будет своего рода глобальная сделка Фауста с дьяволом.

Конечно, на случай глобальной климатической катастрофы есть смысл изучать самые разные и кардинальные методы борьбы. К примеру, на высоте 2-3-х километров засевать облака морской солью, чтобы они лучше отражали солнечный свет. Однако я убежден, что не стоит рассчитывать на появление какой-то палочки-выручалочки. Гораздо более реальными и эффективными являются меры по борьбе с парниковым эффектом, которые уже разработаны и даже утверждены мировым сообществом. Главное сейчас – добиться, чтобы эти меры действительно выполнялись, как за рубежом, так и у нас в России.

В.М.: Алексей, спасибо за беседу. Успехов вам.

XS
SM
MD
LG