В Европейском университете в Санкт-Петербурге состоялась конференция, приуроченная тридцатилетию экономических реформ, осуществлённых в России правительством Бориса Ельцина, где заместителем премьера по вопросам экономической политики был Егор Гайдар.
Модератор конференции – научный руководитель Центра исследования модернизации ЕУСПб Дмитрий Травин признался, что изначально мероприятие планировалось на минувшую осень, поскольку назначение на этот пост Гайдар получил 6 ноября 1991 года. Но ввиду антиковидных ограничений конференцию пришлось отложить. Однако, нашёлся и другой юбилейный повод – как напомнил собравшимся Дмитрий Травин, 29 января 1992 года Ельцин подписал указ «О свободе торговли», которым было легализовано предпринимательство, и россиянам было разрешено заниматься мелкой уличной торговлей, что позволило многим выжить в непростых экономических условиях.
Теме экономических реформ, как в самой России, так и в ряде других стран, были посвящены выступления участников конференции в ЕУСПб. Название доклада Дмитрия Травина выглядело парадоксально: «Почему реформы всегда провальны, а модернизации – успешны». Дело в том, считает докладчик, что каждая реформа – это лишь определённый этап длительного процесса, который называется «модернизация». Реформы, как правило, бывают весьма болезненными, и в результате их проведения выигрывают далеко не все. Так, от «гайдаровских реформ» проиграли сотрудники предприятий военно-промышленного комплекса, часть из которых просто закрылась, и люди потеряли работу. Другая часть перешла на выпуск так называемых «товаров народного потребления», и те заводы, которые выдержали конкуренцию, смогли удержаться на плаву. Ну а проигравшие, как правило, легко поддаются агитации – коммунистической, националистической, фундаменталистской и так далее. Тем не менее, если реформы не свёрнуты на полпути, в результате может быть осуществлена полноценная модернизация, которая поможет улучшить жизнь общества.
Эта тема была продолжена Леонидом Гозманом, который в 1991–1992 годах был советником Егора Гайдара. Прежде всего, Гозман отметил, что недооценка человеческого фактора приводит к таким событиям, как «Арабская весна» и «Цветные революции» в ряде постсоветских стран.
Однако, если рассмотреть результаты народных выступлений против власти, становится очевидно, что в одних странах они завершились успешно, в других были подавлены.
«Свободная воля людей является необходимым условием, чтобы преобразования произошли»
Сам Леонид Гозман упоминал и Беларусь, и Казахстан, и Украину, и Армению, и Тунис. Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» поинтересовалась, как он объясняет, что в Украине Революция достоинства победила, а в Беларуси Александру Лукашенко удалось удержать власть?
«С точки зрения психолога я не виду большой разницы между успешной революцией начала 90-х годов и неуспешной в Беларуси после последних президентских выборов, - начал он. – Я настаиваю на том, что свободная воля больших масс людей является необходимым условием для того, чтобы преобразования произошли. Хотя эта свободная воля может выражаться разными способами – так, как в Минске, или у нас, или на Майдане. А может быть довольно скрытой, как это было в 1801 году, когда общество не желало больше мириться с волюнтаризмом императора Павла. Но без воли людей не было бы ни падения коммунистической власти, ни переворота 1801 года, потому что граф Пален и его товарищи понимали, что в случае успеха их действия будут одобрены представителями их круга», – пояснил Гозман.
Сравнивая ситуацию в Беларуси второй половины 2020 года и в Украине зимой 2014 года, собеседник «Голоса Америки» отметил важную психологическую разницу: «В Украине к моменту начала Майдана и первого, и особенно второго, были хорошо развиты политические структуры и относительно независимый бизнес, который мог это финансировать, поддерживать и так далее. Соответственно, у людей на Майдане было ощущение, что за ними есть определённая сила. Я был на Майдане, и видел, что там есть большое количество палаток, установлены туалеты, проложены дорожки, подвозятся продукты и топливо. Там выступали известные люди, в том числе – руководители фракций Верховной Рады. И всё это производило большое впечатление.
А у людей в Беларуси таких ощущений, к сожалению, не могло быть, так как при режиме Лукашенко там нет политических структур и независимого бизнеса. Поэтому наши белорусские друзья не имели финансовой поддержки внутри своей страны. Там был только народный протест, и больше ничего, к сожалению», – считает Леонид Гозман.
«К революции приводит несоответствие между оптимальной экономической моделью и существующей»
В перерыве между сессиями состоялась презентация книги Андрея Колесникова и Бориса Минаева «Егор Гайдар: человек не отсюда» вышедшей в серии ЖЗЛ. Один из авторов – Андрей Колесников – рассказал, что материала набралось очень много, и в данное издание он вошёл не целиком. Отвечая на вопрос, как бы относился Егор Гайдар к сегодняшней ситуации в стране, Колесников предположил, что он был бы в жёсткой оппозиции, но его трудно было бы представить участником уличных протестов.
Современному экономическому и политическому положению в России были посвящены выступления профессора Чикагского университета и национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Константина Сонина и профессора петербургского отделения ВШЭ Андрея Заостровцева.
Сонин считает, что «Второй русской революции», как он называет окончание Советской власти и построение основ рыночной экономики в России, уделяется гораздо меньше внимания, чем первой революции, то есть – октябрьскому перевороту 1917 года. Согласно его оценке, последним годом Второй русской революции следует считать 1993-й.
«К революции приводит несоответствие между оптимальной экономической моделью и существующей, – убеждён Константин Сонин. – К концу СССР все понимали, что военные расходы непомерны, но никто не ставил этот вопрос на голосование. И, в конце концов, военные расходы сократились в силу естественного хода событий».
Андрей Заостровцев на конференции выступил с докладом «Политэкономия эволюции российского общества: от олигархического капитализма к рыночному сталинизму».
По словам профессора петербургского отделения ВШЭ, термин «рыночный сталинизм» никем ранее не использовался. «Надо бы его зарегистрировать, как мой “трейдмарк”, может быть, миллионером стану», – пошутил он.
Далее Заостровцев, приводя данные различных социологических исследований, заявил, что в современной России нужно говорить не о «частной собственности» отдельных граждан, а о «держании», то есть – об условной собственности, поскольку и сам человек принадлежит государству. «Например, в Древнем Риме были богатые рабы, у них была какая-то собственность, они ею распоряжались, заключали сделки, но рабами при этом быть не переставали», – привёл пример экономист.
По мнению участников конференции, правовая незащищённость бизнеса является формой его интеграции с государственными структурами, поэтому даже о коррупции в России говорить не приходится – уместнее называть это «административной рентой», что опять-таки, является своеобразно формой взаимодействия бизнесменов и чиновников.
В конце выступления Андрей Заостровцев отметил, что по индексу демократических свобод Россия всё больше отстает от государств Балтии и приближается к «султанатам», к которым эксперт относит страны Центральной Азии, Казахстан и Азербайджан. Поэтому не удивительно, что Иосиф Сталин является одним из самых популярных и чтимых политических лидеров среди россиян, а Михаил Горбачёв, наоборот, пользуется всё меньшей поддержкой.
«Эта травма живёт в нас и останется навсегда»
В истории многих стран революции сменялись годами реакции, то есть – усилением крайне консервативных тенденций и отказом от любых реформ. Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» поинтересовалась у Константина Сонина и Андрея Заостровцева, как долго, по их мнению, продлится реакция в России, и насколько далеко она ещё может зайти?
Профессор Чикагского университета не считает, что вслед за революцией обязательно следует реакция. «Я думаю, что общее правило скорее заключается в том, что революция и в том, что революцию продолжают побеждают не те, кто её начал, и тем более – не те, кто начал. Революций, которые заканчивались так, как были задуманы и побеждал в них тот, кто начал – очень мало. Один из примеров – Американская революция, там не было никакого отката назад», – ответил Константин Сонин.
И продолжил: «Я думаю, что когда в 1991 году поменялась власть в России, то ожидалось от этих изменений гораздо большее. Оказалось, что поменялись политические институты, власть, экономические отношения, собственность. А сознание людей поменялось не очень сильно, и архаические, обращённые внутрь изоляционистские настроения оказались гораздо более живой вещью, чем СССР, ЦК КПСС или социалистические идеалы. Некоторое время у власти были те, кто не обладает такими взглядами, но теперь они вернулись».
По мнению Сонина, происходящее сейчас в России – это результат травмы, полученной обществом в результате распада советской экономики и социалистического государства. «И 90-е годы были реакцией на эти тяжелейшие события, эта травма живёт в нас и останется навсегда», - считает он.
«Путинская модель России – это всерьёз и надолго»
Андрей Заостровцев называет события начала 90-х годов «буржуазно-номенклатурной революцией». «То есть, коммунистической номенклатуре надоел аскетизм, и её представители захотели стать выгодоприобретателями тех активов, которые они реально контролировали. Для этого нужно было индивидуализировать доступ, говоря марксистским языком, к средствам производства. Что они и сделали в процессе приватизации», – считает профессор петербургского отделения ВШЭ.
То, что происходит в России с начала нулевых годов, Заостровцев называет реакцией на те неконтролируемые процессы, которые проявились в 90-е. «Естественно, не всё идёт по плану. А дальше в XXI веке начался процесс стабилизации, возвращение к традиционной российской институциональной модели, правда, можно сказать в модернизированном виде. И эта модель достаточно устойчива. Я, конечно, не берусь предсказывать на столетия, но, в принципе, на данный момент и в ближайшей перспективе ей ничего не угрожает. Кроме её самой, если она перейдёт какую-то “красную черту”», – пессимистично закончил свой комментарий Андрей Заостровцев.
