Ждать осталось сравнительно недолго - в начале февраля американская киноакадемия объявит короткий список номинантов (всего – числом 7), претендующих на звание «лучшего иностранного фильма», а в начале марта будет назван единственный обладатель этой престижной награды.
В числе номинантов на получение «Оскара» – Михаэль Ханеке. Его «Белая лента», мрачное повествование о вездесущем Зле, проникшем и в тихую немецкую деревушку начала прошлого века, уже удостоилась высшей награды 62-го Каннского кинофестиваля. Критики, судьи решительные и строгие, тоже отдали ей свои симпатии: во время проведения фестиваля рейтинги «Белой ленты» буквально зашкаливали…
Трудно даже сказать, какая из двух наград – «Оскар» или каннская «Золотая пальмовая ветвь» - ценится выше в среде мирового кинематографического истеблишмента. И уж если кто-либо получает и то, и другое чуть ли не одновременно, с небольшим перерывом в полгода, то имя его автоматически заносится в анналы истории кино: отныне такой-то (имярек) становится непререкаемым классиком, образцом для подражания, знаковой фигурой, чей режиссерский стиль выше критики и подозрений.
Несмотря на всеобщие восторги по поводу академически выверенной, холодной как лед «Белой ленты», сделанной с пугающим мастерством, у Ханеке были высказывания и посильнее, картины гораздо более радикальные. Настолько, что даже видавшие виды киноманы сбегали из зрительного зала, напуганные эскалацией насилия, что пронизывала его «Забавные игры» или, скажем, «Видеопленки Бенни». В «Играх» речь шла о двух маньяках, вырезавших тихую обывательскую семью с изощренным садизмом; в «Видеопленках Бенни» орудовал «невинный» десятилетний мальчишка, снявший на видео убийство своей подружки и ее агонию.
Пересказ фильмов Ханеке способен вызвать дрожь. Не говоря уже о манере, с какой этот неисправимый мизантроп наблюдает за своими героями. Его пресловутая бесстрастность, леденящий холод, с каким он ведет повествование, порождает в зрителе странную разновидность беспокойства. Даже если на экране ничего особенного не происходит, он, будто пронизан насилием, что вот-вот вспыхнет – причем в самой что ни на есть с виду мирной ситуации, в обывательской среде или, как в последнем его фильме – в скромной деревушке, где живут богобоязненные, скромные простолюдины.
И еще: зло у Ханеке всегда обезличено, не конкретно, скорее – витает в воздухе, нежели исходит от тех или иных персонажей. Помимо патентованных убийц и негодяев, в его фильмах – так уж устроен мир Ханеке – всегда чувствуется что-то вязкое, неопределенное, страшащее зрителя. Есть в этом что-то от Достоевского, у которого даже так называемые «положительные» персонажи как будто инфицированы бациллой зла. Горящие глаза тихого инока Алеши Карамазова, который бы, по его же словам, мог убить негодяя (а ведь это монах говорит!), странная повадка нежнейшего князя Мышкина, с появлением которого жизнь окружающих буквально рушится на глазах… И так далее, и тому подобное.
Но, в отличие от гуманиста Достоевского (о степени таланта мы не говорим, это другая тема), как сказал Ханеке в интервью «Голосу Америки» на Каннском кинофестивале, он больше не испытывает ни малейших иллюзий о том, что из себя представляет нынешний человек, продукт современной культуры и «насилия, которое исходит от масс-медиа»:
«Насилие в современном обществе становится все более безличным, не таким романтизированным, каким его хотят представить некоторые авторы, например, Тарантино. Таким же, как эффект ТВ или видео, как трансляции в живом эфире казней, убийств, разгона демонстраций и прочего. Это всего лишь констатация свершившегося факта. Другое дело, что эта констатация порой провоцирует насилие. Между ними существует взаимосвязь, я убежден в этом. Замкнутый круг – одно провоцирует другое. Причем нынешние злодеяния совершаются как-то обезличенно, равнодушно – инфицированные ежедневным потоком насилия, льющегося с экранов телевизоров, люди порой хотят присвоить его себе, приватизировать. Скажем, мальчик, хладнокровно убивший девочку (из «Видеопленок Бенни» - от автора), чтобы посмотреть, как оно будет, - в каком-то смысле отнюдь не злодей. То есть злодей, который этого не осознает. Он не снедаем ни комплексами, ни чувством потерянности или вины, которую нужно на ком-нибудь выместить. Он пуст, абсолютно пуст. Человек вне морали, до морали, не обремененный «химерой совести».
Хроникер и бесстрастный наблюдатель Ханеке признается: «Меня иногда попрекают в отсутствии юмора - мол, австрийцы всегда сумрачны, и, как австриец, свои «диагнозы» я всегда ставлю без тени улыбки. Да, это так, мне не до смеха».
Впрочем, один-единственный раз – во время объявления главного Каннского приза – Михаэль Ханеке был действительно счастлив. Камера продемонстрировала всему миру его лицо, по которому едва ли не струились счастливые слезы. «Ты счастлив? - спросила меня жена. – Абсолютно, ответил я ей. Как никогда. Вообще когда проигрываешь, всегда говоришь, что, мол, фестиваль - это лотерея, игра случайностей и прочее, прочее. Правда, из уст победителя никогда такого не услышишь: скромные триумфаторы просто благодарят, что оценили их усилия, нескромные хвалят жюри за отменный вкус. И это нормальная человеческая слабость, обычное тщеславие. В этом есть даже что-то трогательное», - сказал Ханеке после церемонии вручения наград в Каннах.
«Железный» Ханеке проявил на сей раз обычное «человеческое тщеславие», признавшись, что находится «на седьмом небе от счастья». Что ж, даже мизантропы, знающие о природе человека больше нас с вами, – а во многой мудрости, как известно, много печали, - иногда могут проявить обычные человеческие слабости. У выдающегося австрийского режиссера есть шанс испытать эти чувства еще раз на торжественной церемонии вручения «Оскара» в категории «Лучший иностранный фильм» 7 марта 2010 года в Лос-Анджелесе.
